Михаил Зощенко - Михаил Михайлович Зощенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным, вьюсь вокруг ее и предлагаю:
— Ежели, — говорю. — вам охота скушать одно пирожное. то не стесняйтесь. Я заплачу.
— Мерси, — говорит.
И вдруг подходит развратной походкой к блюду — и цоп с кремом и жрет.
А денег у меня — кот наплакал. Самое большое что на три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег. А денег с гулькин нос.
Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах.
Я хожу вокруг ее, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается.
Я говорю:
— Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.
А она говорит:
— Нет.
И берет третье. Я говорю:
— Натощак-то не много ли? Может вытошнить.
А она:
— Нет, — говорит, — мы привыкшие.
И берет четвертое.
Тут ударила мне кровь в голову.
— Ложи, — говорю, — взад!
А она испужалась. Открыла рот. А во рте зуб блестит. А мне будто попала вожжа под хвост. Все равно, думаю, теперь с ней не гулять.
— Ложи, — говорю, — к чертовой матери!
Положила она назад. А я говорю хозяину:
— Сколько с нас за скушанные три пирожные?
А хозяин держится индифферентно — ваньку валяет.
— С вас, — говорит. — за скушанные четыре штуки столько-то.
— Как. — говорю, — за четыре? Когда четвертое в блюде находится.
— Нету, — отвечает, — хотя оно и в блюде находится, но надкус на ём сделан и пальцем смято.
— Как, — говорю, — надкус, помилуйте. Это ваши смешные фантазии.
А хозяин держится индифферентно — перед рожей руками крутит.
Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты. Одни говорят: надкус сделан, другие — нету.
А я вывернул карманы — всякое, конечно, барахло на пол вывалилось — народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю.
Сосчитал деньги — в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил.
Заплатил. Обращаюсь к даме:
— Докушайте, — говорю. — Заплачено.
А дама не двигается. И конфузится докушать. А тут какой-то дядя ввязался.
— Давай, — говорит, — я докушаю.
И докушал, сволочь. За мои-то деньги.
Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой.
А у дома она мне и говорит:
— Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег — не ездют с дамами.
А я говорю:
— Не в деньгах счастье, гражданка. Извините за выражение.
Так мы с ней и разошлись.
Не нравятся мне аристократки.
6. Рассказ о том, как Семен Семенович
в квартире электричество провел
Нынче, братцы мои, какое самое модное слово, а? Нынче самое что ни на есть модное слово, конечно, электрификация.
Дело это, не спорю, громадной важности — Советскую Россию светом осветить. Но и в этом есть пока что свои неважные стороны. Я не говорю, товарищи, что платить дорого. Платить недорого. Не дороже денег. Я не об этом говорю.
А вот про что.
Жил я, товарищи, в громадном доме. Дом весь шел под керосином. У кого коптилка, у кого небольшая лампочка, у кого и нет ничего — поповской свечкой светится. Беда прямо!
А тут проводить свет стали.
Первым провел уполномоченный. Ну провел и провел. Мужчина он тихий, вида не показывает. Но ходит все-таки странно и все время задумчиво сморкается.
Но вида еще не показывает.
А тут дорогая наша хозяюшка Елизавета Игнатьевна Прохорова приходит раз и предлагает квартиру осветить.
— Все, — говорит, — проводят. И сам, — говорит, — уполномоченный провел.
Что ж! Стали и мы проводить.
Провели, осветили — батюшки светы! Кругом гниль и гнусь.
То, бывало, утром на работу уйдешь, вечером явишься, чай попьешь — и спать. И ничего такого при керосине не видно было. А теперь зажгли, смотрим — тут туфля чья-то рваная валяется, тут обойки отодраны и клочки торчат, тут клоп рысью бежит — от света спасается, тут тряпица неизвестно какая, тут плевок, тут окурок, тут блоха резвится…
Батюшки светы! Хоть караул кричи. Смотреть на такое зрелище грустно.
Канапе, например, такое в нашей комнате стояло. Я думал, ничего себе канапе — хорошее. Сидел часто на нем по вечерам. А теперь зажег электричество — батюшки гнеты! Ну и ну! Ну и канапе! Все торчит, все висит, все изнутри лезет. Не могу сесть на такое канапе — душа протестует.
Ну, думаю, не богато я живу. Хоть из дому беги. Противно на все глядеть. Работа из рук падает.
Вижу, и хозяюшка Елизавета Игнатьевна ходит грустная. и шуршит у себя на кухне, прибирается.
— Чего, — спрашиваю, — хлопочете? — А она рукой машет.
— Я, — говорит, — Семен Семенович, и не думала, что гак бедновато живу.
Взглянул я на хозяйкино барахлишко — действительно, думаю, не густо: гниль и гнусь и тряпицы разные. И все это светом залито, и все в глаза бросается.
Стал я приходить домой скучный. Приду, свет зажгу и ткнусь в койку.
После раздумал, получку получил, купил мелу, развел и приступил к работе. Обойки отодрал, паутинки смел, канапе подальше убрал, выкрасил, раздраконил — душа радуется.
Но хоть и получилось хорошо, да не совсем. Зря я, братишки, деньги ухлопал — отрезала хозяйка провода.
— Больно, — говорит, — бедно выходит при свете-то. Чего, — говорит, — бедность такую светом освещать.
Я уж просил и доводы приводил — никак.
— Съезжай, — говорит, — с квартиры. Не желаю, — говорит, — я со светом жить. Нет у меня денег — ремонты ремонтировать.
А легко ли съезжать, товарищи, если я на ремонт уйму денег ухлопал? Так и покорился.
Эх, братцы, и свет хорошо, да и со светом плохо!
7. Рассказ о том, как Семен Семенович Курочкин
встретил Ленина
В этом деле врать не годится. Если ты видел Владимира Ильича — говори: видел там-то, при таких-то обстоятельствах. А если не видел — молчи и не каркай по-пустому. Так-то будет лучше для истории.
А что Иван Семеныч Жуков хвалится, будто он на митинге видел Владимира Ильича и будто Ильич все время смотрел ему в лицо, то это вздор и сущая ерунда. Не мог Ильич смотреть ему в лицо — лицо как лицо, борода грубая, тычком, нос простой и заурядный. Не мог Ильич смотреть на такое лицо, тем более что Иван Семеныч Жуков нынче ларек открыл — торгует, и, может, у него гири неклейменые.
