Любить Джона: Нерассказанная история - Мэй Пэнг

Невысокого роста, жилистый, нервный мужчина, Спектор заслужил среди музыкантов репутацию экстравагантного человека, и таким его и изображали в музыкальных журналах. По — моему, он был первым, кого я встречала, кто ходил в сопровождении телохранителя. Тем не менее, во время нью — йоркских записей он держался в стороне. Он, возможно, и был КАКОЙ — ТО легендой, но НАСТОЯЩЕЙ легендой был Джон.

Три недели в студии прошли гладко. Джон точно знал, что ему нужно, и не тратил попусту времени, чтобы добиться этого.

С другой стороны, Йоко была тихой. Похоже было, что они поменялись ролями, которые они играли во время съемок фильма Йоко «Муха». В течение записей Джон всячески демонстрировал свою любовь к «пассивной» Йоко. Он то и дело подходил и обнимал и целовал ее, и она с обожанием улыбалась ему в ответ. Все автоматически ожидали, что Йоко будет просто чудовищем. Вместо этого всякий, кого знакомили с ней во время работы над «Imagine», находил ее самым спокойным и приятным человеком, за исключением случая с Деннисом, о котором все готовы были забыть.

Однажды Йоко подошла к Арлин Рексон, приветливой молодой приемщице в Рекорд Плант, с которой я близко подружилась. «Нам нужны люди для работы в Штатах, — мягко сказала она, — не могла бы ты нам помочь?» Арлин изучала дизайн и кино и проработала три года дизайнером обуви. Затем она решила, что должна работать в музыкальном бизнесе — в конце 60–х годов музыкальный бизнес был самым притягательным поприщем — и она бросила все ради работы на Рекорд Плант. Ленноны обратили на нее внимание и впоследствии давали ей всякие необычные задания. Поскольку она училась на модельера, Джон даже просил Арлин делать покупки для Йоко, которая абсолютно не интересовалась одеждой и могла носить одно и то же каждый день. «Я хочу, чтобы она выглядела шикарно», — сказал он Арлин.

Время от времени лимузин Леннонов заезжал за Арлин. Шофер возил ее от магазина к магазину, и она выбирала блузки, брюки, туфли, ботинки и куртки для Йоко. С ней была договоренность, что она будет покупать на свою американскую экспресс — карточку, а АВКСО возместит ей расходы. Поскольку у нее было не много денег, и она всегда пользовалась своей кредитной карточкой экономно, шикарный лимузин и непривычное расточительство в кредит действовали ей на нервы, особенно когда она уже к полудню, истратив несколько сотен долларов, заканчивала свой поход по магазинам. Тем не менее, она разъезжала от Бонвит Теллера к Бергдорфу Гудмэну и Блумингдейлу в поисках хорошей, стильной одежды для Йоко. Закончив, она приезжала в Парк Лейн, выкладывала покупки и уезжала. То, что Йоко не нравилось, она просто выбрасывала в мусор.

Я обычно одевалась в стиле «слоеный вид»: свитер с высоким воротом, поверх него блузку, а поверх блузки жилет — все нежного черного цвета. Однажды вечером, когда я вошла в студию во время записи, я впервые заметила, что Джон ходит в «слоеном» стиле. «Мне понравилось, как ты была одета сегодня утром, и я скопировал это», — сказал он, увидев, что я уставилась на него. Я посмотрела на Йоко. Она тоже была в «слоеном». «Мне понравилось, как оделся Джон, — сказала она, — и я скопировала его.»

Несмотря на ту легкость, с которой делался «Imagine», беспокойство и нервозность Джона проявлялись в двух областях. Он утверждал, что он «не великий певец» и хотел как можно больше специальных эффектов, чтобы придать его голосу некую уникальность, которой, по его мнению, ему не хватало. «Подхуярьте мой голос», — требовал он и был в восторге, когда инженеры сдабривали его вокал эхом и электронным искажением. Джон так же считал себя посредственным гитаристом. Деннис сказал ему: «Средний гитарист знает всего три аккорда. Ты знаешь больше трех, Джон, значит, ты лучше среднего.» В ответ Джон становился еще более нервным. В этом он был совершенно убежден, не слушал никаких доводов и продолжал настаивать, что он вовсе не выдающийся вокалист и не мастерский гитарист, хотя соглашался с тем, что он хороший композитор и поэт.

Его неуверенность беспокоила меня, главным образом потому, что я еще недостаточно долго была рядом с ним, чтобы знать, было ли это обычным или это были сигналы будущих мрачных времен.

После того, как Джон закончил «Imagine», они с Йоко остались в Нью — Йорке. Обычно они вставали из постели где — нибудь между 10 утра и 4 пополудни. когда они просыпались, они звонили, чтобы им принесли их «лекарство» — маленькие белые таблетки, которые они запивали апельсиновым соком. На мой вопрос Джон ответил, что принимает метадон.

Джон был человеком большой энергии и продуктивности, но когда у него не было определенного плана занятий, он становился ленивым и мог весь день провести в постели, смотря телевизор. Йоко же работала без остановок. Она все время раскручивала идеи своих новых проектов. Для выполнения их ей нужен был Джон. В дело шли его деньги, так что, когда он отказывался работать, она ничего не могла сделать. У Джона был чрезвычайно активный ум. Когда он бездельничал, его ум мог буйствовать, и его нервозность и паранойя выходили наружу. Именно в эти моменты он обращался к Йоко.

Йоко была экстремистом и еще более ревностной, чем Джон, доводя любую его мысль или замечание до предела. Если, например, он жаловался на кого — нибудь из БИТЛЗ, она намекала, что тот всегда был его врагом, подразумевая, что Джону больше никогда не следует с ним иметь дела. Ее экстремистские настроения восхищали Джона и помогали ему не затруднять себя раздумьями. Но когда она сама впала в такое состояние — ее паранойя обычно была связана с ее карьерой, ее славой и с тем, что все плели интриги против нее, чтобы она не стала еще более знаменитой — у Джона не стало убежища. Его неуверенность в своей сольной карьере, своем детстве, своих отношениях с остальными Битлами, в том, как публика преследовала Йоко, поглотила его, и он все больше и больше уходил в наркотики.

Скоро они попали в замкнутый круг паранойи: весь мир против них, никому нельзя верить. Джон предался своей постели, которая стала его убежищем, где он мог расслабиться. Только когда он был один в постели с Йоко, он мог считать себя в безопасности. Они оба стали настолько пугливыми, что когда выходили из своего гостиничного номера и видели кого — нибудь в коридоре, они возвращались в комнату и прятались там, пока в коридоре не становилось пусто.

Я наблюдала со стороны, как Джон и Йоко превращались в жертв паранойи. За то короткое время, что я их знала, я видела их в разных ролях: Джон был преданным, любящим, заботливым мужем; блестящим профессиональным музыкантом. Йоко была агрессивной концептуалисткой; кроткой, застенчивой женой, а потом — тоже жертвой. Они были явно разносторонними личностями, и их могло заносить в ту или иную «степь». Они походили на актеров, которые могут браться за любые роли и играют их с таким убеждением, что становятся пленниками этих ролей.