Долины и взгорья - Василий Павлович Щепетнёв

Екатерина Еремеевна сторонница распорядка. Всё по часам. Сначала общение с папой, а потом млекопитание. Лиса и Ольга, когда учатся или работают, кормят детей по очереди. Так что они ещё и молочные сёстры, Ми и Фа.

После кормления у девочек, естественно, сон. Во сне дети растут особенно быстро. Лег поспать, проснулся — а они уже подросли. Замуж пора выдавать.

Но я пока сплю мало.

Кошмары. Они никуда не уходили. Всё время кружили рядом. И сейчас кружат. Чуть дальше, чуть ближе. Я и на сборы ездил не без надежды, что отстанут. Не очень-то получилось. Призраки, кошмары, предчувствия.

Шизофрения? Или оборотная сторона шахматного таланта?

А хотел бы я рокировку? Чтобы и без кошмаров, но и оставаться перворазрядником, не более того?

Они всё равно придут, кошмары. Огонь, пожирающий город, а затем царство крыс. Но придут одни, без таланта.

С талантом лучше.

Однозначно.

Глава 4

2 августа 1977 года, вторник

Вагончик тронулся

— «До отправления скорого поезда „Чернозёмск — Москва“ остается пять минут. Просьба пассажирам занять свои места», — пробубнил вокзальный громкоговоритель.

Я занял. Место у меня хорошее, в спальном вагоне, и не просто в спальном, а в седьмом, депутатском, билет сюда запросто не купишь.

Я ни разу не депутат, не большой начальник, даже не маленький. Просто пришла в облисполком телефонограмма «обеспечить приезд Чижика М.В.» — они и обеспечили из своей брони.

В купе появился попутчик. Судя по виду — настоящий начальник. Лет сорока пяти. Костюм строгий, галстук тоже строгий, и туфли чистые. Чемодан новый, югославский, такие недавно поступили в спецотдел чернозёмского ЦУМа. Конечно, начальник!

— Андрон Болеславович, — представился попутчик, и тут же добавил: — Главный редактор «Коммуны».

— Михаил, студент, — пришлось представиться и мне.

Андрон Болеславович начал устраиваться. Поставил чемодан на пол, газеты — штук пять, свежие, еще пахнущие типографской краской, положил на столик. Повесил шляпу, снял и повесил на вешалку пиджак, а потом сел напротив меня, не забыв поддернуть брюки.

— Завтрашняя, — кивнул он на газеты. — Только из типографии.

В голосе я уловил гордость человека труда. Ну да, он ведь главный редактор без году неделя: прежнего редактора буквально три недели назад перевели в Москву с повышением, он теперь возглавляет знаменитый «Крокодил». Откуда взялся Андрон Болеславович? Откуда-то с Волги, говорят. Своего назначать не стали. Должность главного редактора главной областной газеты ответственная, можно сказать, он — замполит области.

— Завтрашняя, вот как? — из вежливости удивился я. — Можно?

— «До отправления скорого поезда „Чернозёмск — Москва“ осталась одна минута»

— Разумеется.

Я осторожно, чтобы не испачкаться краской, развернул газету.

Завтра жители нашего дорогого Чернозёмска узнают много нового: доярка Анна Герасимова из колхоза «Красный Маяк» взяла повышенные обязательства по надою молока, комбайнеры Каборановского района намерены убрать урожай вовремя и без потерь, а продавцы книжного магазина подписных изданий борются за высокое звание коллектива коммунистического труда.

— Интересно, да, — сказал я.

Поезд тронулся, двадцать один час одна минута. «Амурские волны» провожали нас в путь.

— Вы на четвертой полосе посмотрите.

Посмотрел и на четвертой. Большой материал, и название необычное: «Облыжный пируэт».

Всё по полочкам: им оказали высокое доверие, а они не выдержали искус Жёлтого Дьявола.

Они — это олимпийские чемпионы, фигуристы Людмила Белоусова и Олег Протопопов. Перейдя из большого спорта в балет на льду, они ездили с выступлениями по стране и за её пределами. И вот в Нью-Йорке, когда получили очередной гонорар, решили не отдавать его Госконцерту, а оставить себе. Со всеми вытекающими.

Десять тысяч долларов, вот цена предательства!

Истории этой уже неделя. Сначала сообщили вражьи голоса, потом коротенькая заметочка в «Советском Спорте», а теперь, вижу, пришло время разбора полётов.

— Съездили, называется, на гастроли, — пробормотал я.

— И чего им только не хватало, — подхватил Андрон Болеславович. — Они получили от государства всё: квартиру, машину, дачу, интересную работу, поездки за границу, а в ответ — предательство. Измена.

— Хороший вопрос.

— Какой вопрос?

— Чего им не хватало.

— В народе говорят — с жиру бесятся. Вот вы, Михаил, за границей бывали?

— Приходилось, — ответил я.

Андрон Болеславович посмотрел на меня внимательно. На мой летний костюм из чесучи, шелковую рубашку, галстук-бабочку. Итальянские туфли, впрочем, не разглядел, столик мешал. Зато обратил внимание на лауреатский значок.

— Болгария? Польша? ГэДэЭр? Чехословакия?

— В Чехословакии был, да, — признался я.

— Понравилось?

— Хорошая страна, — осторожно сказал я.

— А остаться бы там хотели, навсегда? В Чехословакии?

— В каком смысле — остаться навсегда?

— В обыкновенном. Жить, работать, и вообще.

— Ну… Всё чужое. Язык — ладно, язык я выучу. Но работать? В посольстве нашем разве что. Но что мне делать после работы? Нет, навсегда не останусь. Не хочу.

— А если бы вам там дали квартиру, машину?

— Это само собой. Жить-то где-то нужно. Да и автомобиль не роскошь, а средство передвижения. Но — цель, в чём цель? Строить в Чехословакии социализм? Сами построят, без меня.

— То есть вы выбираете Родину?

— Получается, так.

— А они выбрали Америку.

— Получается, так — повторил я.

— И как можно к этому относиться?

— С чего бы мне к этому вообще как-то относится? Выбрали, и выбрали. Они фигурное катание выбрали, а я на коньках стою — у цирковых медведей лучше получается. Что мне теперь, проклинать их — за коньки, медведей?

— Но ведь они Родину предали! Меня, вас.

— Медведи?

— Эти… Невозвращенцы!

— А может… — и я сделал паузу.

— Что — может? — подал реплику главный редактор.

— Может, они выполняют задание Родины! Внедряются! Ну, в самом же деле, зачем им туда, в чужой мир? Квартира у них, наверное, есть, машина тоже, наверное, есть. Могут джинсы купить за границей, магнитофон, даже телевизор…

Главный редактор чуть заметно усмехнулся:

— Телевизор — это серьёзно.

— А, главное, слава, почёт, уважение. Опять же здесь родные, близкие, друзья, просто знакомые. А что там, в Америке? — я даже начал горячиться. Чуть-чуть, стараясь не переиграть. — Одиночество там, в Америке. Когда еще новые знакомые заведутся, да и заведутся ли? Мир капитала, человек человеку волк. Вся жизнь — погоня за наживой. Нет, в самом деле, зачем?

— Натура у них такая. Нам там, — он сделал неопределенное движение пальцами правой руки, — нам там рассказали о них. Эгоисты. Никаких друзей, никаких близких. Всё только для себя.

— Разве так… Тогда и жалеть не о чем. Эгоисты ушли к эгоистам. Закон парных случаев, — сказал я главному редактору, возвращая газету.

— Какой закон?

— Ненаучный. В районную больничку поступает человек с редкой болезнью, к примеру, с язвой Тофана. И через день —