Яд-шоколад - Татьяна Степанова

Катя поздоровалась с начальником УВД и сказала:

— Я не отниму у вас много времени. Я по делу Родиона Шадрина.

Начальник УВД молча указал на кресло. Крупный, полнокровный, оживленный, холерик по жизни, он как-то сразу потемнел лицом, едва лишь Катя назвала это имя.

— Точнее, не только из-за него, а из-за Марины Терентьевой. Я смотрела видео с ее похорон вчера и… Вы ее хорошо знали, да?

— Она работала в нашем отделе кадров пять лет. За все годы никаких нареканий, только благодарности. Она училась заочно в Правовом институте. У нас в управлении ее помнят. Таких людей надо помнить всегда. Она ведь погибла при задержании.

Тут Катя подумала, а стоит ли задавать свой следующий вопрос после вот такого ответа. Городская легенда… миф, как песнь песней он уже сложен здесь и звучит… А как там все произошло на самом деле… Но она собралась с духом, приготовилась даже к тому, что ей сейчас, возможно, укажут на дверь. Ей — человеку из Главка, который покушается на местный миф. На легенду о герое.

— Можно вас попросить?

— О чем? — начальник УВД посмотрел на Катю.

— Расскажите мне все, пожалуйста, так, как было. А не так, как описано в рапортах. Как в рапортах, я знаю. И я… я бы тоже так все написала. Потому что это правильно, это нужно. Но сейчас мне надо знать правду.

— Для чего? — спросил начальник УВД.

— Потому что я изучаю дело Шадрина, его семью. Хочется, чтобы такое больше никогда не повторилось. Может, найдется какая-то полезная для будущих расследований информация, какие-то общие законы, правила…

Катя лукавила, и начальник УВД — человек мудрый это сразу просек.

— Статью пишете про маньяка, сенсацию вам подавай?

— Нет, то есть да, я пишу о нем статью. Не сенсация меня интересует, а его семья и то, что они все знали. Они были в курсе, что он творил. Но на следствии лгали, все отрицали. Я уверена в этом. Я хочу это доказать.

— Что? — спросил начальник УВД. — Что вы сможете доказать? Не смешите меня, девушка.

— Капитан полиции, — вежливо поправила Катя. — Я постараюсь, я вам обещаю. Помогите мне тут, в Дзержинске. Он, Шадрин, ведь жил здесь. И она тоже тут жила, его четвертая жертва, лейтенант Терентьева.

— Они жили всего в квартале друг от друга. А убил он ее на соседней улице. Там старую котельную снесли и строили новый дом, но тогда, два года назад, фирма лопнула, обанкротилась, и строительство законсервировали. Подойдите к окну.

Катя встала и подошла к окну.

— Видите высотный жилой дом?

— Да, вижу.

— Дом теперь стоит там, где он ее убил. Она возвращалась домой в девять вечера. В кадрах всегда полно работы, они там вечно засиживались допоздна. Тут пешком всего четверть часа, а автобуса ждать только время потеряешь. Было светло, май месяц. Он сначала оглушил ее сзади, затащил туда, на стройку и сбросил в котлован. И спустился сам. И уже там все и произошло.

— Она была в форме полицейского?

— Нет, она на работе переодевалась, сотрудникам отдела кадров надлежит всегда быть в форме на рабочем месте. Домой она возвращалась в обычной гражданской одежде.

— Я слышала версию, что Шадрин выбрал ее намеренно как сотрудника полиции, чтобы показать… ну, показать, с кем мы имеем дело, что он не боится убивать и наших.

— Да, эта версия верная.

— Как, по-вашему, он узнал, что она полицейский?

— Он из нашего города, родился тут, вырос. Они жили практически на соседних улицах. Он знал, кто она и где работает.

— Может, следил за ней перед убийством?

— Возможно.

— У вас же много камер на здании и по периметру, что-то было на пленках?

— Нет. Шадрина мы на пленках тогда так и не увидели. Прятался от нас он весьма искусно.

— Он ведь психически больной. Он способен искусно прятаться?

— Он с детства страдает аутизмом. Это и есть его болезнь. Многие с этим неплохо живут всю жизнь. И он жил. Играл в рок-группе, барабанил в свои барабаны. Чувство ритма — мне коллеги в Главке говорили, у него почти что гениальное чувство ритма. Вот вам и психически больной.

— Кто обнаружил тело Терентьевой?

— Наш патруль. Ее мать около полуночи позвонила дежурному — спрашивала, не задействована ли Марина в каком-то рейде, мол, домой она не вернулась и ее мобильный не отвечает. Мы… мы сразу же подняли всех, весь отдел по тревоге. У нас тут и так весь тот май был… сами понимаете, должны помнить, что творилось тогда и в Москве, и здесь в связи с теми убийствами.

— Я в отпуск ездила, его уже задержали, когда я вернулась.

— А, тогда ваше счастье. Мне до сих пор тот май снится. В ту ночь мы сразу прошли маршрутом, которым она ходила домой — подруги в отделе об этом все знали. И в котловане, когда стали с фонарями все на стройке осматривать, мы ее нашли.

— А как вы вышли на Родиона Шадрина? Как вы его задержали?

Начальник УВД помолчал.

— Это не мы его задержали, — ответил он после паузы.

— А кто?

— Из Главка приехала опергруппа, полковник Гущин. Они нам ничего не объяснили тогда. Сразу же поехали по тому адресу на Кирпичную улицу, где Новые дома.

— Шадрина задержал полковник Гущин? — переспросила Катя.

— Так точно. Винил меня, наверное, что я лейтенанта Терентьеву не уберег. Я тогда готов был рапорт подписать… уже написал на уход с должности… Мне не подписали мой рапорт.

Катя помолчала, собираясь с мыслями.

— Выходит, на месте четвертого убийства теперь дом стоит, люди там живут, — сказала она. — Ничего не осталось от того котлована.

— Выходит, что так.

— А где он сам жил? Вы сказали, Кирпичная улица, Новые дома… Он там жил со своей семьей? Это далеко от места убийства Марины Терентьевой?

— Нет, если пешком — минут двадцать. Вряд ли он тогда в автобус или в маршрутку полез, в кровище ведь весь с ног до головы.

— С ног до головы в кровище? — переспросила Катя.

— Он ей нанес больше двадцати ран, там, в котловане, — сказал начальник УВД, — Сначала оглушил, сбросил тело, спрыгнул туда сам на самое дно. Там он ей горло перерезал и нанес раны в низ живота в область половых органов. Орудовал как мясник на бойне.

— Можно попросить у вас его прежний адрес, в Новых домах? Я знаю, они ведь уехали из города… его родители и дети, брат и сестра… Кто теперь живет в их квартире?

— Никто. Квартира их, только закрыта. Шестой дом, двадцать шестая квартира — видите, наизусть до сих пор помню адрес. Новые дома — это… целевая городская программа по улучшению условий жизни многодетных семей. Моя жена в комиссии при мэрии, они занимались и семьей Шадриных. Это уж потом мы все вспомнили тут, когда ясно стало, что это он, когда забрали его на Никитский к вам. Здесь у нас все шерстить стали, всю подноготную их семейки. Так вот под программу они не подходили тогда — трое детей всего, но он ведь, этот подонок, инвалид детства — аутист. И в комиссии решили… В общем, решили облагодетельствовать семью, заменили их старую квартиру в блочном доме на новую, четырехкомнатную в Новых домах. Видно, кто-то похлопотал за них наверху. Мэр Подмосковья их навещал там, представляете? Прошлый мэр, такая получилась реклама, по радио, по местным телеканалам, такая помпа… Если бы тогда нам стало известно, какие возможности у этой дражайшей семейки, мы бы…

— Какие возможности? О чем вы?

Но начальник УВД лишь махнул рукой, и лицо его ожесточилось.

— Квартирой они владеют. Не сдают. Тут в городе сдать ее никому из местных нельзя, не поселится никто из местных. Но приезжих хоть отбавляй сейчас, гастарбайтеров, этим все равно, лишь бы крыша над головой была и плата не кусалась. Но семейка квартиру не сдает.

Катя записала на бумажке — шесть, двадцать шесть, Кирпичная. Она поблагодарила начальника УВД и покинула управление.

Путь ее лежал к тому высотному дому. И она увидела его как маяк, пройдя, возможно, тем самым путем от здания УВД до…

Никакого котлована, никакой ямы в земле, где Шадрин убивал, кромсал свою четвертую жертву. Новый с иголочки современный многоэтажный дом с подземным гаражом и баннерами на каждой лоджии — «Аренда и продажа квартир!».

На автобусной остановке Катя спросила, как дойти до Кирпичной, до Новых домов.

— Вот на автобус садитесь, тут всего три остановки.

— Спасибо, но я лучше пешком, как пройти, подскажите, пожалуйста.

Женщина с хозяйственными сумками, у которой Катя спросила, воззрилась так, словно увидела призрака.

— А зачем вам туда?

— Я… мне нужно, у меня там дело.

— А… ну, если дело у вас там, — женщина внимательно разглядывала Катю — чужую в городе Дзержинске.

Вот так… два года, новый дом на месте убийства, а память, а городская легенда крепка… И это не в словах, не в вопросах, это во взглядах — там, на самом дне темных зрачков.

— Можно по улице, можно дворами, как уж вы хотите, — сказала женщина. Ее автобус посигналил ей — давай садись, что застыла? В маленьких городках водители ждут пассажиров, не то что в больших городах, где норовят перед самым носом захлопнуть двери.