Темный Набег - Руслан Мельников

– Девять… – также негромко повторил Конрад. Нахмурился. – Три и девять. Двенадцать. Слишком много.

– Проклятые нахтцереры едва не влезли на западную стену. Пришлось поджигать ров.

Вновь несколько мгновений царила тишина.

Затем Томас вздохнул:

– Отбивать атаки все труднее. Нечисти становится больше, а людей остается меньше. Те же, кто еще жив, валятся с ног от ран и усталости. Ночью – битвы. Днем – вылазки, похороны погибших и изматывающая работа. Не спим, случается, целыми сутками.

– Теперь будет легче, брат Томас, – Конрад кивнул назад, на запыленных молчаливых всадников. – Подмога пришла.

– Да, конечно, подмога… – однорукий рыцарь поднял глаза. – Легче… будет легче…

В глазах тевтонского кастеляна стояла беспросветная тоска. И криво изогнутые губы уже мало походили на радушную улыбку. На гримасу отчаяния – больше. Похоже, брату Томасу не очень верилось, что подмога из сотни с небольшим всадников способна что-либо изменить.

Глава 6

Расседланных лошадей поставили в пустующие конюшни, доверив заботам орденских конюхов. Русская дружина, татары и десяток угров с Золтаном во главе расположились в гарнизонных казармах под внешними стенами. Прежде, судя по всему, здесь было полно ратного люда. Теперь же – просторно и пусто. Так что места хватило всем.

Всеволоду и Сагаадаю отвели покои в донжоне. Наверное, это было весьма почетно: внутренние помещения огромной башни и примыкавших к ней пристроек с многочисленными коридорами, переходами и лестницами занимали лишь братья-рыцари из орденской верхушки. Но почетом дело и ограничилось. Гостевые покои оказались унылы, безрадостны и, по большому счету, ничем не отличались от монастырских келий. Ну, разве что попросторнее малость.

Всеволод с любопытством оглядел выделенную ему комнатушку.

Да уж… Голые каменные стены, узкие жесткие полати с парой истертых медвежьих шкур, грубо сколоченные стол, массивная лавка. У стены – неподъемный сундук с плоской крышкой, который тоже, по всей видимости, использовали здесь как лавку (внутри – лишь пыль, грязь, старая ветошь да паутина). Узкое окно-бойница (через окошко это видны часть внешней западной стены, крутой склон замковой горы и вход в ущелье, ведущее к Мертвому озеру) и низенькая – чтобы войти, спину приходилось гнуть преизрядно, – дверь с медным кольцом и массивным засовом. Еще – подставка для свечей, да на стене – крюк под лампадку. Все. Обстановка еще проще и незамысловатее, чем в дружинной избе родной Сторожи. Хорошо хоть пол – не голый, каменный, а досками крытый. Но и доски те – старые рассохшиеся, с глубокими трещинами.

– Уж не обессудьте за наш скромный быт, – словно оправдываясь, развел руками Томас, лично занимавшийся размещением гостей. – У нас все братья так живут. Мастер Бернгард – тоже. Мирские радости чужды воинам креста.

Что ж, на особую роскошь в крепости рыцарей-монахов Всеволод и не рассчитывал, но после изобилия серебра на воротах и стенах подобный аскетизм оказался все же несколько неожиданным. Хотя с другой стороны… Серебро – оно ж там для дела, не для красы.

– Все в порядке, брат Томас, – кивнул Всеволод.

Сам-то он и под открытым небом, закутавшись в конскую попону, переможется без труда, но вот…

Осторожно, как бы между прочим, стараясь не выдать сокровенное ни словом, ни взглядом, Всеволод попросил обустроить в комнате еще одно ложе. На немой вопрос в глазах кастеляна пояснил:

– Для моего оруженосца. Он будет жить со мной.

Вообще-то не «он» – «она». За отрока-оруженосца Всеволод выдавал Эржебетт. Только брату Томасу о том знать пока не обязательно. Неприятные объяснения Всеволод решил отложить на потом. Раз уж магистра в замке все равно нет. Появится – с ним и будет разговор на эту тему, а до тех пор. Не в общую же казарму селить девчонку, в самом деле?

Томас ни о чем не расспрашивал. Распорядился выполнить просьбу гостя и удалился, сославшись на неотложные дела. Три кнехта тут же притащили набитый соломой тюфяк и еще одну пару медвежьих шкур. Все это бросили в угол – на пол. Для оруженосца, видимо, большего и не полагалось.

Сделав дело, двое кнехтов ушли сразу. Один отчего-то задержался, замешкался на пороге. Тот самый – с рваной щекой. Провинившийся стражник, которого Всеволод спас от наказания.

– Вы это… господин… – спасенный все не уходил, неловко переминаясь с ноги на ногу. Пыхтел и краснел, будто совершил что-то недостойное, а теперь совестился.

От немца сильно несло чесноком. Надуманное средство против упырей, никчемное совершенно, но многие на него все же уповают, полагая, что хуже не будет.

– Ну… знаете… – бормотал кнехт.

– Что такое? – озадаченно спросил Всеволод. – Да говори же ты!

Кнехт огляделся по сторонам – как-то нехорошо, воровато даже. Потом – сказал, понизив голос:

– Спасибо, добрый господин, что заступились за меня перед братом кастеляном.

– А-а-а, это… Пустое, – рассеянно отмахнулся Всеволод.

– Да нет, не пустое вовсе, – не согласился тевтон. – Сказать по чести, я ведь просто уснул на посту. Потому и не заметил вас сразу, потому и брата Томаса не предупредил вовремя. Если б разбираться стали – заставили бы клясться на Святом распятии и Библии. А тут уж не солжешь. Вызнали бы, в общем, что к чему… – кнехт сбился, передернул плечами. – Знаете, за такое у нас спрос строгий…

Всеволод нахмурился. Вообще-то за такое и в его дружине по головке гладить не стали бы. Может, не стоило мешать Томасу? Пусть бы выпороли хорошенько нерадивого стража. Оно полезно. Впредь урок будет: не спи в дозоре сам и не подставляй под вражеский удар других.

– За такое у нас могут казнить, а могут – и того хуже – выгнать за стены, на ночь глядя, – торопливо продолжал кнехт.

Ах, вот оно что! Не в порке, оказывается, дело. М-да, порядки в немецкой Стороже суровы. Впрочем, во время Набега, наверное, так и надо. Только так.

– А я ведь, почитай, двое суток не спал. Мы обычно днем по очереди отдыхаем, но сегодня – большая вылазка. Народу в замке осталось мало, работы – много. Вот и миновала меня та очередь. Ну, и сморило… Спал, покуда колокол в часовне не ударил. А как проснулся – вы уж под самыми воротами стоите. И хорошо, что вы. А кабы ворог какой? Знаете, самому тошно. Злость на себя берет! Знаю, что виновен, а брату кастеляну признаться страшно… Вот вам сказал и вроде как легче стало. Теперь – хотите губите, хотите – милуйте.

Переживал бедолага-кнехт. Искренне переживал и каялся. Поедом себя ел за недозволенную воину Сторожи слабость. Но выслушивать его жалобы сейчас было недосуг.

– Ступай с миром, – сказал Всеволод. – Брату Томасу я тебя не выдам, но чтоб больше…