Фокусник из трущоб (СИ) - Бельская Луиза

      Лидер скинхедов заржал, он не знал этой шутки.

       - Держи, блин, смотри не сломай, - его щедрая рука протянула необходимый пластиковый прямоугольник.

       - Премного благодарен, - с легким поклоном Фома принял карту, - но мне нужна еще одна! Кто еще желает стать жертвой финансовых махинаций?

       - Лови! - продавщица пирожков аккуратно перебросила свою карту через прилавок.

       - Мое почтение, госпожа! - Фома послал в ее сторону воздушный поцелуй. - А теперь я хочу открыть вам страшную истину. Карточки тайных влюбленных притягиваются друг к другу, как магниты, - с этими словами он повернулся к зрителям так, чтобы всем было хорошо видно, как одна пластиковая карточка действительно, будто под действием магнетической силы, дрогнула и притянулась к соседней, снизу вверх. Пластинки хлопнули друг о друга глянцевыми поверхностями - этот звук отчетливо слышали те, кто находился поближе. Фома несколько раз продемонстрировал это магическое притяжение, вызывая смех в народе.

       - А теперь давайте погадаем, - продолжил Фома, разводя карточки в разные стороны, - суждено ли нашим влюбленным быть вместе? Как вы видите, карточки самые обыкновенные, ох, на них точно много денег, - он сделал вид, что атрибуты его шоу стали очень тяжелыми, - неподъемная зарплата для нашей страны, - смех в толпе усилился. Народ все прибывал, располагаясь уже вторым кругом, - они не волшебные и даже ничем не пахнут, - Фома понюхал каждую из них, - а теперь, драгоценные мои, скажите, быть ли свадьбе? - на этой фразе он сложил карты вместе, крест-накрест, и выставил напоказ получившуюся композицию, удерживая одну из карточек за самый уголок, - видать, это судьба!

       Зрители зааплодировали.

       - Дорогой, я готова! - крикнула пирожковая продавщица, обращаясь к скинхеду. Тот прыснул в кулак и одобрительно похлопал Фому по плечу, когда тот вернул ему карточку.

       У Фомы даже ладони вспотели на нервной почве, когда он безымянным пальцем подталкивал нижнюю карту к верхней, чтобы изобразить магнитное притяжение. Он очень боялся, что выбрал неправильный ракурс для фокуса, что зрители увидят его потайные движения, но все обошлось. Недаром по вечерам в казарме он усердно тренировался в перерывах между занятиями по английскому. «Деньги точно не пахнут», - мелькнуло в голове у Фомы, когда он подносил карточку к своему лицу, но не для того, чтобы понюхать тот самый пластик, а чтобы незаметно лизнуть его край. Смоченная слюной пластмасса просто замечательно прилипала к гладкому боку своей напарницы.

       Из толпы начали доноситься возгласы: «Еще!», - и Фоме пришлось продолжить развлекать народ незамысловатыми фокусами. Ян ухитрился подтянуть гитарный футляр ближе к эпицентру событий, и люди без сожаления бросали туда мелочь за необычное развлечение. А пока Фома занимал посетителей рынка, то и вовсе не заметил, как на дороге, в первой полосе, остановилась машина, новенький «Порше».

      Крепкий водитель в костюме торопливо покинул автомобиль и учтиво распахнул пассажирскую дверцу. Из салона показался мужчина средних лет, высокий, длинноногий. Очевидно, он был очень худым в молодости, но теперь, набрав лишних килограмм этак двадцать, прятал свой пивной живот под просторной серой байкой. Шнурки от капюшона, свисавшие спереди, были всегда одинаковой длины - мужчина строго следил за этим. Лицо его было в целом симпатичным: большие светлые глаза, чуть-чуть навыкате, смотрели будто бы удивленно; острый нос выдавал врожденное любопытство; крупный мясистый подбородок дерзко выдавался вперед; лоб был высоким, с глубокими возрастными залысинами, а густые кудрявые волосы на затылке, пепельно-русые, блестящие, закручивались в красивые локоны, спускающиеся до самых плеч. Одним словом, внешность мужчина имел специфическую. Специфическим было и место в обществе, которое он занимал, но об этом чуть позже.

      Заметив странное скопление народу, он попросил водителя остановиться и самолично направился к центру необычного сборища, чтобы удовлетворить ненасытное любопытство. Народ мало-помалу начал расступаться, чтобы пропустить эту, даже известную некоторым в лицо, персону, сопровождаемую двумя телохранителями.

        - Для следующего фокуса мне нужны обыкновенна салфетка и зажигалка, - не унимался Фома, обращаясь к зрителям, - ой, дай мне скорее, она тебе больше не нужна, - он подошел к ребенку, доедавшему свое мороженое-конус, обернутое белой бумажкой. Зажигалку ему предложило сразу несколько человек. Фома выбрал первую попавшуюся.

       - Дамы и господа! Перед вами самая обычная салфетка! - он театрально продемонстрировал развернутый квадратик со всех сторон. Поднялся ветер - сердце тихо бухнуло: фокус мог не получиться. - А теперь я складываю ее вчетверо и поджигаю, - Фома поднес пламя к дрожащему кончику, и тот мгновенно вспыхнул. Пытаясь скрыть нервозность, Фома повернулся спиной к воздушным порывам.

       С земли подняло обертки от чипсов, фантики и пыль, закружив все это в небольшом хороводе. Никто и внимания не обратил на выражение лица Фомы в тот самый момент. Никто не глядел на закушенную губу, на вздрагивающие от нервного дыхания ноздри, на беспокойный взгляд умоляюще гипнотизирующий готовое потухнуть пламя. Никто, кроме мужчины в байке. Когда все смотрели на руки фокусника, он с интересом рассматривал привлекательное лицо незнакомого молодого человека.

       Ветер на секунду утих. Пламя резко вспыхнуло и тут же угасло - двумя пальцами Фома держал цветной прямоугольник. В толпе охнули, когда он не спеша развернул сложенную в несколько раз сторублевую купюру - Фома ликовал. Все получилось как нельзя лучше: салфетка сгорела мгновенно, полностью испепеляясь в воздухе, и все это время зажатая в ладони банкнота сумела произвести на зрителей правильное впечатление.

       Народ снова зааплодировал. Фома слегка поклонился, не с деланным видом, не вычурно, без насмешки - он уважал свою публику и делал все от чистого сердца.

       - Святые отцы! Какой талант пропадает!

       Фома обернулся на резкий, слишком громкий голос и встретился взглядом с мужчиной в байке.

       Ян сразу узнал этого человека. Пожалуй, если бы действие происходило в восемнадцатом веке, то он наверняка отвесил бы Фоме подзатыльник со словами: «Кланяйся барину!», - но этот век давно прошел. И Ян просто стоял и смотрел, как Фома за пару шагов преодолел расстояние, отделяющее его от того самого «барина», и, не замечая телохранителей, при этом глядя прямо в серый туман почти бесцветных глаз, медленно произнес: