Конец здравого смысла - Анатолий Шишко

— Настоящим, — добавил Лавузен.

— А что случилось с поддельным? — быстро спросил Марч.

— О, он вел себя спокойно. Вполне солидно. Сейчас же после меня принц в наемном экипаже прибыл во дворец, где был арестован как наглый самозванец и отправлен в тюрьму.

Марч вскочил.

— Поздравляю! Это волшебно!

— Вполне реально. Но расскажите о себе, Марч!

— Со мной было хуже. Я попал в полицию, при обыске у меня нашли бомбу. Кто ее подсунул, не знаю.

— Я. Видите, Марч, согласно здравому смыслу, человека с бомбой всегда легко отыскать в полиции. Но это пустяки. Во дворце же произошло нечто не уступающее цирковым аттракционам. По приезде я немедленно успокоил мою мать королеву… и, кстати, познакомился с ней. Материнское сердце ее так скорбело о моих беспутствах, что второпях не нашло разницы между мной и ее кровным сыном. Немедленно был созван экстренный совет членов королевской семьи и при участии лорда-канцлера было решено тайно произвести расследование о заключенном самозванце. Я давал дельные советы.

— Но король, что говорит король?

— Свидание с отцом, — продолжал задумчиво Лавузен, — протекало в лирических тонах, с полчаса я плакался в ошибках молодости, хитрый старикашка вытянул из меня все подробности моих ночных шатаний. Со скорбью я обещал кончить со всеми пороками и дал клятву перед английским богом вести жизнь прилично, отдавая все время на благо родине, то есть обещался стоять в Вестминстерском аббатстве, играть в гольф и кататься верхом.

— Кстати, Лавузен, вы не рассказали отцу о маленьком ателье на рю Севинье? — со смехом прервал Марч.

— Нет, я великодушен. Это бы убило старика. Но, главное, Марч, я рассчитываю на тебя. Ты будешь всегда при мне. Помни: малейшая ошибка — и все наше здание рухнет. Во мне смешанная кровь: мать англичанка, — отсюда мое изумительное произношение и знание Англии, но по отцу я француз, сжигаемый пламенем веселья. Язычки этого пламени вырываются наружу. Ты другое дело, в твоих жилах течет мутная окись, заменяющая англичанину кровь.

Марч сделал отрицательный жест.

— Да, — кивнул Лавузен. — Еще в детстве я прочел Марка Твена «Принц и Нищий». Не обижайся, Марч, в этой книге было все: любопытство нищего, великодушие принца, забинтованная нога короля, — но ни слова о тебе. Я решил заполнить пробел. В наши дни принцы не так великодушны, но и нищие не такие дураки, как ты думаешь, Марч.

— Я смотрю на вас и жалею, что почти не помню вашего первоначального лица. А писать книгу «Принц и Нищий» своею жизнью мне вовсе не улыбается. Откажитесь, Лавузен. Уедем обратно в Париж, еще не поздно!

Лавузен встал и нажал кнопку звонка.

— Генри, проводите мистера Суаттон в покои личного секретаря. Кроме того, джентльмен нуждается в холодном душе.

Глава десятая

Лакеи неслышно скользили вокруг Марча. Управляемые деловым камердинером, они проделали с секретарем все, что было приказано, и вышли из спальни.

С лепного потолка прищурился глаз ночного фонарика, наблюдающего за спящим. Марч настойчиво закрывал глаза, но разгоряченный мозг не засыпал, веки автоматически открывались и комната выступала с обличительной безнадежностью.

В гулкой пустоте упало двенадцать бронзовых ударов полночи. Острый луч фонаря разрезал лицо Марча. Он открыл глаза и привстал.

— Тсс!.. — склонился Лавузен и еле слышно добавил: — За мной.

Борясь с остатками сна, Марч медленно сполз с кровати и на цыпочках пошел за Лавузеном. Шаги их замирали в бархате ковров, сонные статуи держали в руках тюльпаны огней.

Марч перешагнул порог кабинета. У камина, в кресле, поддерживая голову руками, спал человек в форме майора британской армии.

— Тише, Марч, не разбуди! Он приставлен ко мне и, как видишь, не мешает.

Лавузен опустился на стул, принимаясь за бумаги, разбросанные по ковру. Марч усиленно тер глаза.

— Я не понимаю. Вы будите меня среди ночи, игра продолжается?

— Не кричи! Ты странный человек, Марч, тебе во что бы то ни стало надо понимать. Поверь, я понимаю не больше, чем ты.

— Что это за бумаги? — Марч указал на связки.

— Письма, любовные записки, почем я знаю! Эта комната — кабинет, и все, что здесь — принадлежит принцу. Я, как актер, тружусь над созданием его роли. Целых три часа изучаю почерк, знакомлюсь со счетами. Всю эту чепуху надо усвоить. Это адский труд.

— Да, это и есть очевидно здравый смысл, — в раздумье протянул Марч, складывая счета в одну стопку, — но увольте меня, Лавузен, я прошу вас.

— Ты идиот, Марч, и тебе мало холодного душа. Неужели не понятно, что выхода отсюда нет? О нашем фокусе, может быть, кое-кто догадывается и двери в любой момент могут пропустить людей, которым заплачено и в чьих руках нож имеет свою убедительность. Я вижу, ты огорчен. Пустяки, больше одного раза не повесят. В Англии умеют это делать, вешают за измену жены мужу, за украденную булку, — словом, по любому поводу, но за то же место, за шею.

Марч поднялся, бледный, дрожащий.

— Но вы говорили, что все может окончиться скандалом, нас вышлют?

— Я не отказываюсь от своих слов, разве не скандал, если вас вешают, когда вы не хотите? А что такое высылка, как не один из видов здравого смысла? Королевское правительство — коммерческое, оно понимает, что каждый высланный приносит процент человеческого негодования. Поэтому оно высылает его на тот свет.

Лавузен встал и прошелся по комнате.

— Могила, Марч. Веселенькая, хорошо меблированная могилка с камином, вот где мы. Тсс… майор просыпается! Мистер Суффакс, ключ у вас? — обернулся Лавузен.

— Так точно, ваше высочество.

— Великолепно! Марч, одевайтесь! Мне хочется погулять.

— Но сейчас половина второго! — осмелился майор.

— Не важно. Жизнь — плакат, а время только краски. Идите и отпирайте!

По винтовой лестнице, в провал тьмы — три фигуры. Майор Суффакс, придерживая саблю, шел впереди, а свет его фонарика просачивался в коридоры, увешанные портретами.

Фигуры рыцарей улыбались пустотой под забралами тяжелых, сеченых шлемов, пока прохлада ночи не охватила путешественников.

Колоннада спящих буков пропустила их в сад. Луна оттачивала лезвия лучей в стали озера. На висячих мостиках, небрежно брошенных вглубь ночи, в оскалах гротов, гулко отдавались шаги.

Марч с тяжело бьющимся сердцем спотыкался в темноте, загипнотизированный твердой походкой Лавузена.

У калитки с бронзовым конем майор сдержанно поклонился.

Сперва ехали в автобусе.

Ленты серых улиц разматывались с утомительным однообразием. У Трафальгар-сквера они оставили машину и пересели в такси. Четыре гигантских льва лизали основание Нельсоновской колоннады.

Автомобиль зарывался носом в провалы окраин. Сонный вой рожка пугал редких прохожих, жавшихся к стенам, на секунду ослепленных фонарями. Это был сон, ночной бред окраины. Странный и ничем не прерываемый.

Такси остановился. Шофер не хотел ехать дальше. Ни увещевания, ни фунты не действуют — он боится. В два часа ночи на Реджин-стрит, ни за что! «Если джентльменам угодно, он подождет».

Марч и Лавузен погрузились в грязь стрит Мидльсекс. Глаза авто закрылись, и путники остались одни, среди набухших домишек с плотно пригнанными ставнями. Они натыкались на камни, запахи гниения охватили их приторной волной тошноты.

Марч держался за Лавузена. Оба шли молча, ощупью, придавленные сверху тяжелым, как листовое железо, туманом. Внезапно щель раскрытой двери привлекла их внимание.

Из клокотанья подвала вырывались сгущенные пары, как из прачечной. Лавузен в раздумье стал спускаться по скользким ступеням. Лачуга, выложенная камнями, кишела людьми. На циновках тюками лежали матросы с расширенными зрачками. Другие, полузакрыв глаза, валялись с трубками опия в обугленных зубах. От сладостных видений они корчились как раздавленные черви.

Тут же шесть пар ирландцев плясали что-то дикое, напоминавшее безумье в разноцветных лохмотьях.

Справа игроки бросали карты.

Так же неслышно Лавузен поднялся вверх, и когда Марч мельком заглянул ему в глаза, Лавузен отвернулся, надвинув ниже цилиндр.

— Дальше, Марч, дальше!

Мрак еще теснее обступил их. Они двигались, но уже не одни. В тумане угадывались чьи-то шаги, человеческое дыхание, плевки, глухая усталая ругань.

Массив громадного, слабоосвещенного дома загородил им дорогу. Те, кто шли вместе с Лавузеном, выступили из мрака своими лохмотьями, загромыхали деревяшками костылей.

Толпа кашляющих скелетов жадно толкалась в двери дома армии спасения. Нищие жались к стенам, с глухим ворчанием оглядывая джентльменов.

— Войдем и мы, — прервал молчание Лавузен, — снимите шляпу, Марч, здесь мы видим подданных короля Великобритании, мало чем отличающихся от покойников. Правительство кормит их похлебкой — это называется спасением.