Волшебный пояс Жанны д’Арк - Екатерина Лесина

…Уроки рисования.

…Лепка.

…Музыка.

Мама преподавала сама. Как-никак она не просто мать, но и известный востребованный живописец, у нее награды имеются, и галереи покупают картины, и вообще она от рождения обладает обостренным чувством прекрасного и нестандартностью мышления.

Разве не справится с такой ерундой, как воспитание сына?

Справится.

Конечно, ребенок неусидчив и не понимает, что одного таланта недостаточно, тем более что талант его, новорожденный, слабоват, но труд и упорство дадут результат.

Со временем.

Школа? И школа — это важно… поэтому расписание просто немного перестраивается. Игорек занят постоянно? Так это хорошо, замечательно даже, поскольку у него не останется времени на всякие глупости…

Игорек слушал.

Соглашался.

Он не мог сказать, что ненавидит этот навязанный мамой ритм жизни, в котором она сама чувствовала себя вполне уютно. Игорек привык.

Он послушно рисовал, лепил и радовал мать успехами, которые, впрочем, были не столь велики, как ей бы хотелось, но… трудиться надо больше. Она и сама следовала своему девизу, порой пропадая в мастерской сутками, и тогда Игорьку приходилось проявлять самостоятельность. Он и проявлял, лишь однажды отступив от установленных матушкой правил.

Девятый класс.

И первая влюбленность, которая оглушает, выбивает из колеи. Дева сердца, кажущаяся столь прекрасной, что у Игорька впервые не хватает ни слов, ни красок для ее портрета. Все его потуги кажутся жалкими копиями, не способными отразить истинную суть избранницы.

Она хрупка, как летний колокольчик.

И портрет ее, впервые переступив через матушкины правила, он пишет в синих тонах, широкой кистью. Он спешит, выплескивая на холст душу…

Но речь не о портрете, который, Игорек готов это признать, был неудачен. Мама оказалась права в том, что спешка вредит делу. Да, речь не о портрете, а о его позорном бегстве из дому.

Школьный вечер. Отпрашиваться бесполезно — мама не пустит. В девять Игорек должен отправиться в постель. У него режим, а режим нарушать нельзя… Он и не хотел, просто вечер.

Танцы.

И быть может, у него получилось бы потанцевать с Инной или хотя бы увидеть ее еще раз…

Игорек сбежал.

Мама вновь исчезла в мастерской, исполняя срочный заказ, отец отбыл в очередную командировку. А Игорек… он солгал, что устал, и отправится спать раньше.

Он закрыл дверь.

И кровать расстелил исключительно по привычке — мама не имела обыкновения заглядывать к нему перед сном. Он выбрался в окно, оставив его приоткрытым, благо мама полагала, что спать следует именно так, и не важно, что на улице февраль…

Холодно было.

Но к холоду Игорек притерпелся давно, сказалось закаливание. До школы он добрался минут за пять. И на танцы прошел… и все было прекрасно.

…А после дискотеки его подловили.

— Ты что, придурок, самый борзый, да? — сказал Гришка, который учился в десятом классе, и поговаривали, что учился исключительно благодаря положению отца, человека небедного и занятого. Наверное, вследствие этой исключительной занятости отец и не уделял Гришкиному воспитанию должного внимания, полагая, что тот сам вырастет.

Тот и рос.

Наглым, своевольным и диким. В школе его боялись.

— Простите? — спросил Игорь, не зная, что еще сказать. Он впервые оказался в подобной ситуации. Нельзя сказать, что Игорек испугался, тогда он не представлял, что можно чего-то бояться. В его уравновешенном, расписанном по минутам мире попросту не оставалось места для страхов.

— Инку не трожь. — Гришка был не один.

Трое? Или четверо? Позже Игорек честно вынужден будет признать, что совершенно не помнит. Не интересовали его люди.

А вот Гришкино лицо, которое отличалось редкой правильностью черт, так напротив.

— В каком смысле я не должен ее трогать?

Он рассматривал это лицо, удивляясь странному явлению: несмотря на эти самые правильные черты, благодаря которым лицо должно было быть привлекательным, оно гляделось откровенно уродливым. Не лицо — харя…

…В красных тонах…

…Или нет, красный — и без того агрессивный цвет, отвлечет внимание, а надо, чтобы подчеркнул это несоответствие.

— В любом, — ответил Гришка и ударил.

Кулаком в лицо.

Было больно. И еще очень обидно, потому как до этого дня Игорька не били. Он совершенно растерялся… в отличие от Гришки.

— В себя я пришел в больнице, — Игорь по-прежнему шел босым, туфли свои держал за шнурки, — и следует сказать, что мне повезло. Отделался синяками и легким сотрясением. Мама была недовольна.

— Тем, что ты сбежал? — Жанне было странно, что ей вот так запросто взяли и рассказали о столь личных, интимных даже вещах.

— Тем, что попал в больницу и отвлек ее от дела. Опять же, у меня могли пострадать руки, или глаза, или еще что-нибудь, что перечеркнуло бы весь ее труд. — Игорь печально улыбнулся: — Кажется, именно тогда я начал понимать, что для нее важен не я сам, а то время, которое она на меня потратила… Как же, мне следовало продолжить династию… достичь новых высот… поддержать славу матери, а я в драку полез. А знаешь, что самое обидное?

— Нет, — честно ответила Жанна, поскольку с ее точки зрения обидным было все.

— То, что Инна и вправду предпочла Гришку. Парня вновь отмазали… его отец приехал к маме… не знаю, о чем говорили, но мама попросила больше не выяснять отношения на кулаках… как будто это я драку начал… и вообще сказала, что скоро выпускной класс и надо думать о будущем.

— Ты думал?

— Зачем? За меня все обдумали. Пожалуй, я еще в детский сад ходил, когда мое будущее расписали до самой пенсии, если не дальше…

— А ты?

— А я… я привык, говорю же. И еще Инна… она со мной и разговаривать не захотела. Слабак, мол… а вот Гришка — тот сильный. Это только мама во мне будущего гения видела, а остальные — ботана. Тогда я и понял, что мне с этими остальными не по пути… точнее, мне хотелось с ними, но как именно стать своим, я не знал. И вернулся к маме. Осуждаешь?

Жанна покачала головой. Она скорее не понимает, причем вовсе не тех, давних, поступков Игоря, а нынешней его откровенности перед человеком чужим.

— Школу я закончил с золотой медалью. Поступил. И странно было бы, если бы не поступил… я тогда и вправду думал, что мама права, что у меня талант… и надо работать, раскрывать потенциал. Пахал как проклятый, но… знаешь, я ведь надеялся, что в университете меня если не полюбят, то хотя бы примут. Я ведь такой же… точнее, вокруг меня такие же, одержимые искусством… и, по идее, нам бы найти общий язык, но нет. — Игорь щелкнул пальцами. — Теперь уже завидовал не я, а завидовали мне.

— Чему?

— Всему. Тому, что у меня талант все же имелся. Нет, теперь я не настолько наивен, чтобы считать себя гением, но мамины усилия просто не могли не дать результата. У меня все получалось легко. То есть со стороны казалось, что у меня все получается легко, а на самом деле за этой легкостью стояли годы работы. Об этих годах никто особо не думал. Все вдруг увидели мальчика из семьи со связями, с мамой, которая заслуженная и именитая… Думаешь, кто-нибудь поверил, что я поступал сам? Что сдавал сессии сам? Что хвалили меня не из-за мамы? Нет, все вдруг резко решили, что сам по себе я — полное ничтожество.

Наверное, это было горько.

Жанна попыталась представить, каково это, учиться там, где тебя тихо ненавидят и презирают. Нет, она бы не смогла. Ее собственное поступление было обыкновенным. Документы. Экзамены. Первый курс, и вот уже, не успела опомниться, и пятый.

Выпускной.

— И ладно бы… мне бы на них плюнуть, но я решил доказать всем, что они не правы. Последний год перед выпуском я работал как одержимый… — Игорь понурился и очень тихо сказал: — Мама как раз погибла… папа еще раньше, но он… понимаешь, он был очень незаметным. Я его любил, но он ушел, и ничего не изменилось. А когда не стало мамы… представь, что небо рухнуло на землю.

Жанна представить подобное была не в состоянии.

— Мне мамина смерть казалась невозможной. Я до самых похорон надеялся, что произошла ошибка, что вот я проснусь и окажется, что это сон такой, дурной… а он все длился и длился. И тогда я спрятался в ее мастерской. Тоже предмет зависти… Многие снимали квартиры, комнаты на двоих или троих, а о мастерской приходилось только мечтать. У меня же имелась собственная. И никогда-то не было проблем с материалами. Все высшего качества, в количестве неограниченном. Сперва я делился, надеялся, что хотя бы так… а потом понял, что чем больше я даю, тем сильней меня презирают. Такой вот парадокс. Но я ведь не об этом, да? Слушай, я тебя не утомил?

— Нет.

— Это, наверное, полное безумие, но мне тут и вправду словом не с кем перекинуться. Алла, сама понимаешь, та еще стерва. Николаше на все плевать. Ольга за детей любого в бочке с дерьмом утопит… ну а Кирилл выше всех нас, простых смертных. — Это Игорь произнес, не скрывая злости. — Бабкин любимчик… Ничего, посмотрим, вот бабка помрет, и тогда…