Храм лис - Абрахам Меррит

Мередит сообразил: «Откуда он об этом знает? Деревня отсюда в половине дня пути. Мы двигались быстро, и никто не мог добраться сюда раньше нас».

Священник взял его протянутую руку. Но не пожал, а пальцами обхватил запястье. Мередит почувствовал, как странные холодные иголочки покалывают его руку, распространяясь к плечу. Черные глаза пристально смотрели на него, и он ощутил то же прохладное оцепенение в мозгу. Рука разжалась, взгляд отпустил. Мередит почувствовал, что одновременно что-то уходит из его мозга.

— И ваши друзья… — Ю Чин так же схватил руку Бреннера, глянул ему в глаза. Потом повернулся к Лассалю. Француз убрал руки за спину, отвел взгляд. Поклонился и сказал:

— Для меня это слишком большая честь, почтенный отец мудрости.

Мгновение Ю Чин задумчиво смотрел на него. Потом обратился к Мередиту:

— О вашем брате и его жене больше сказать нечего. Они ушли. Вы увидите девочку.

Мередит резко ответил:

— Я пришел забрать ее с собой, Ю Чин.

Священник, казалось, его не услышал.

— Идемте в храм, и вы ее увидите.

Сквозь изъеденные временем колонны он прошел в зал, в котором умерла Джин Мередит. Трое следовали за ним. В зале стояла странная пугающая полутьма. Мередит предположил, что это сказывается контраст с ярким солнцем. Казалось, все помещение заполнено молчаливыми внимательными тенями. Алтарь из зеленого камня, на нем пять древних ламп молочного гагата. Лампы круглые, и в четырех из них горят свечи, превращая светильники в четыре маленькие луны. Священник подвел их к алтарю. Неподалеку стоял огромный бронзовый сосуд, похожий на крещенскую купель. Между алтарем и сосудом — старая китайская колыбель, а в ней запеленутый ребенок. Девочка. Она спала, поднеся ко рту сжатый кулачок с ямочкой.

Священник негромко сказал:

— Это дочь вашего брата, Чарлз Мередит. Нагнитесь. Я хочу вам кое-что показать. Пусть ваши друзья тоже посмотрят.

Трое склонились к колыбели. Священник осторожно откинул пеленку. На груди, над сердцем, было родимое пятно в форме колеблемого ветром пламени свечи. Лассаль поднял руку, показывая пальцем, но прежде чем он смог заговорить, священник схватил его за запястье. Посмотрел французу в глаза. Строго сказал:

— Не будите ее.

Француз несколько мгновений глядел на него, потом прошептал онемевшими губами:

— Вы дьявол!

Священник отпустил его руку. Спокойно сказал Мередиту:

— Я показал вам это родимое пятно, чтобы вы его узнали, когда снова увидите девочку. А это, Чарлз Мередит, будет не скоро.

Мередит почувствовал приступ гнева, голова закружилась… Он прошептал:

— Загородите меня, Бреннер! Лассаль, придушите его!

И наклонился, чтобы взять девочку из колыбели. Застыл. Руки схватили пустой воздух. И ребенок, и колыбель исчезли. Он поднял голову. Священник тоже исчез.

На месте Ю Чина стоял ряд лучников. Больше десяти. Четыре светильника отбрасывали на них тени. Они были в древних кольчугах, на головах блестели черные шлемы. Из-под забрал смотрели с бесстрастных лиц желтые раскосые глаза. Луки натянуты, тетивы напряжены, треугольные головки стрел, как змеи перед укусом… Мередит тупо смотрел на них. Откуда они взялись? Во главе цепи стоял гигант семи футов росту, с каким-то древним лицом, как будто вырезанным из грушевого дерева. Его стрела была нацелена Мередиту в сердце. Остальные…

Он прыгнул назад, встал между Бреннером и Лассалем. Они недоверчиво смотрели на линию лучников. Чарлз увидел, как немец поднял пистолет, услышал, как он хрипло сказал:

— Лунные лучники…

Услышал крик Лассаля: «Бросай, дурак!» Услышал щелчок тетивы, свист стрелы, увидел, как стрела пронзила запястье немца и пистолет со звоном упал на пол храма.

Лассаль бросил свой пистолет и крикнул:

— Не двигайтесь, Мередит!

Неожиданно под алтарем в свете четырех светильников Мередит снова увидел колыбель и в ней спящего ребенка.

Рядом с колыбелью стоял Ю Чин.

Священник поманил его. Лучники расступились, и Мередит прошел к алтарю. Ю Чин смотрел на него непроницаемым взором. Тем же спокойным тоном, совершенно лишенным гнева или упрека, сказал:

— Я знаю правду о гибели вашего брата. Вы считаете, что я ничего не смогу доказать. Вы правы — не смогу. В земном суде. А другого вы не боитесь. Но слушайте внимательно: у вас все же есть основания бояться меня. Однажды ребенок вашего брата будет послан к вам. До этого дня аккуратно заботьтесь об интересах девочки и не пытайтесь — прямо или косвенно — ей повредить. У вас есть деньги, оставленные вам братом. В вашем распоряжении проценты с состояния. Пройдет не меньше семи лет, прежде чем она появится. Хорошо используйте эти годы, Чарлз Мередит. Постарайтесь хотя бы отчасти загладить причиненное вами зло, хотя, конечно, полностью погасить свой долг вы не сможете. Но говорю вам: не пытайтесь отыскать ребенка, прежде чем его к вам пришлют. Не досаждайте мне. А когда она явится к вам, дело будет уже не в моих руках. Вы меня поняли, Чарлз Мередит?

Мередит услышал собственный голос:

— Я вас понял. Все будет так, как вы говорите.

Ю Чин достал из-под одежды пакет.

— Здесь описаны обстоятельства смерти вашего брата, смерти его жены и рождения ребенка. Они засвидетельствованы мною и другими очевидцами. Моей подписи достаточно, чтобы документу поверили. Я указал причины, по которым считаю бесполезным добиваться наказания убийц вашего брата и его спутников. Написал, что предводитель нападавших пойман и казнен. Это правда! Истинные причины моих действий останутся вам неизвестны. Теперь поднимите ваше бесполезное оружие — по крайней мере, здесь оно бесполезно — берите бумаги и уходите!

Мередит взял документы. Поднял пистолеты. Повернулся и прошел между лучниками к выходу, где под прицелом стрел стояли Бреннер и Лассаль. Они вышли из храма и двинулись по древней дороге.

Молча, как в полусне, миновали они бдительные сосны и вскоре оказались на поляне, где оставили лошадей…

Немец вдруг разразился проклятьем. Все трое будто проснулись. Фон Бреннер воскликнул:

— Стрела! Черт, где моя рана? Никакого следа! Лассаль, Мередит, смотрите, никакого следа!

Лассаль очень тихо ответил:

— Никакой стрелы не было, фон Бреннер. И лучников не было. И давайте побыстрее уйдем отсюда.

— Но я видел, как ударила стрела, — возразил Мередит.

— И лучников видел.

— Подержав человека за запястье, Ю Чин овладевает его мозгом, — произнес Лассаль. — Если бы мы не поверили в реальность лучников… мы бы их и не увидели. Лучники не могли причинить вам вреда, фон Бреннер. Но священник управлял нами. Нам пришлось поверить в их реальность. — Он отвязал свою лошадь. Повернулся к Мередиту, поставив ногу в стремя. — Ю Чин угрожал вам?

Мередит с угрюмым весельем ответил:

— Да… но дал мне семь лет отсрочки.

— Хорошо, — сказал Лассаль, — тогда мы возвращаемся в Пекин. Переночуем в деревне этого слишком информированного старосты, назад поедем открыто. Но быстро.

Он стиснул коленями бока лошади и поскакал вперед. Остальные последовали за ним. Лошадь с широким китайским седлом спокойно смотрела им вслед.

Через два часа после наступления темноты они добрались до деревни. Староста был вежлив, — дал им пищу и ночлег, — но крайне неразговорчив. Мередит молчал. Перед тем как закутаться в одеяло, он сказал Лассалю:

— Когда священник схватил вас за руку, вы собирались что-то сказать… что-то о родимом пятне на груди ребенка. Что именно?

— Я хотел сказать, что это символ женщины-лисы, — спокойно ответил Лассаль.

— Не прикидывайтесь, что вы верите в этот вздор!

— Я вам говорю только, что такое пятно — символ женщины-лисы.

Вмешался фон Бреннер:

— Я видывал странные вещи в этом проклятом Китае и в других местах, Пьер. Но никогда стрела не протыкала руку человека, чтобы не оставить никакого следа…

Лассаль терпеливо ответил:

— Послушайте, Франц. Священник — великий человек. Я видел, как нечто подобное проделывают так называемые волшебники в Индии и Тибете. Но никогда не видел такой полноты, такого совершенства. Лучники пришли в наш мозг по воле священника — да, это я знаю. Но говорю вам, Франц, если бы вы поверили, что стрела пронзила вам сердце, сердце ваше остановилось бы. Повторяю — он великий человек, этот священник.

— Но… — начал Мередит.

— Ради Бога, неужели вы так ничего и не поняли? — Лассаль закутался в одеяла и замолчал.

Мередит долго не мог заснуть. Он размышлял.

«Ю Чин ни черта не знает. Если бы знал, разве пообещал бы отдать мне ребенка? Он понимает, что ничего нельзя доказать. Он считает, что может запугать меня, и когда девочка вырастет, я со страху отдам ей наследство. А Лассаль такой же сумасшедший, как Ли Конг. Лучники все время где-то прятались. Они, конечно, реальны. А если это гипноз, хотел бы я посмотреть, как я вспомню все это в Нью-Йорке!»