Сокровища Сьерра-Мадре - Б. Травен

Я сбивал его со следа как мог. Кружил по кустарнику туда и обратно. А когда оглядывал пройденный путь, видел, что дорогу к нашему лагерю он выбрал верно. Будь я один, я отвел бы его от лагеря. Но поди сделай это, если ты при двух ослах.

— Плохо дело, очень плохо, — сказал Говард. — Будь он индейцем — полбеды. Он бы у нас не остался, побыл бы да и вернулся в свою деревню, к семье. А этот парень прицепился, как репейник. Он нюхом чует — есть здесь что-то.

— Все куда проще, — сказал вдруг Доббс. — С этим парнем мы живо справимся. Когда появится, скажем, чтобы немедленно проваливал отсюда подобру-поздорову; пригрозим, что, если мы еще раз его увидим, холостыми стрелять не станем.

— Идиотская затея, — покачал головой Говард. — Он спустится вниз, наплетет там сорок бочек арестантов, может быть, даже угодит к земельным полицейским властям, и окажемся мы в дерьме по уши. С тем же успехом можешь рассказать ему, что мы каторжники, бежавшие с острова Святой Марии.

— Ладно. Тогда у нас в запасе самый простой путь, — с решительным видом проговорил Доббс. — Придет сюда — пристрелим его, и точка. Или повесим его вон на том дереве.

Некоторое время никто на это предложение не отзывался. Говард встал, проверил, поспела ли картошка, невероятная роскошь в их теперешней жизни, снова сел и сказал:

— Насчет того, чтобы пристрелить, — дурость. Может, он ни в чем не повинный бродяга и предпочитает блуждать по привольному миру господню, воздавая молитвы творцу: он радуется всем сердцем тому, сколько вокруг красоты, а не мотается по нефтяным промыслам и не горбатится по шахтам и рудникам за вшивую мзду. Пристрелить такого бродяжку без всякой его вины — преступление.

— Откуда мы знаем, что он ни в чем не повинен? А если он преступник? — возразил Доббс.

— Это может выясниться, — сказал Говард.

— Хотелось бы знать, как? — Доббс окончательно убедился, что его план — лучший. — Закопаем его, и никто никогда не найдет. Если те, из деревни, скажут, будто видели, как он отправился в горы, мы скажем, что видеть его не видели, и ба-ста. Может, вон там вот сбросить его в пропасть? Как будто он сам свалился…

— Возьмешь это на себя? — спросил Говард.

— Почему — я? Кинем жребий — кому выпадет… Старик ухмыльнулся.

— Да, и тот, кто это сделает, будет остаток жизни ползать на брюхе перед двумя другими, которые это видели. Когда один на один — еще куда ни шло. Но при наших нынешних обстоятельствах я, во всяком случае, скажу: «Нет!»

— И я скажу: «Нет!», — наконец и Куртин присоединился к разговору. — Слишком дорого это может стоить. Надо придумать что-то другое.

— А ты вообще-то совершенно уверен, что он тебя преследовал и что найдет нас? — спросил Говард.

Глядя себе под ноги, Куртин задумчиво проговорил:

— Я ничуть не сомневаюсь, что он появится, что он нас найдет. У него такой вид, будто он… — Куртин поднял глаза, поглядел в сторону узенькой лужайки и невесело сказал: — Да вот и он!

Ни старик, ни Доббс не спросили: «Где?» Они были настолько ошеломлены, что даже забыли выругаться. Повернув головы в ту сторону, куда смотрел Куртин, они увидели незнакомца. Спускалась ночь, и его фигура была еле различима в отблесках костра. Незнакомец держал под уздцы мула.

Он не двинулся с места, не крикнул, как водится: «Хэлло!», не спросил: «Как дела?», не поприветствовал даже. Стоял и ждал.

Когда Куртин рассказывал о субъекте, которого встретил в деревушке индейцев, оба его слушателя мысленно представили себе его внешний вид. Но и Говард и Доббс вообразили себе его совершенно непохожим на этого неизвестного гостя. И появился он как-то вдруг, куда быстрее, чем можно было ожидать…

Незнакомец стоял на узенькой прогалине, которая вела из леса к их лагерю, и, похоже, удивился не меньше, чем трое сидевших у костра мужчин.

Мул незнакомца принюхивался, потом почуял, видимо, запах ослов и принялся реветь. Но ревел недолго. Умолк, как бы оборвав себя, словно испугался молчания, воцарившегося между его хозяином и другими людьми.

А троица все еще не произнесла ни слова, не обращая внимания на закипевшую над костром похлебку. Никто не сводил глаз с незнакомца, будто ожидая, что он что-то скажет или сделает. Но тот словно застыл на месте.

Тогда встал Доббс и неторопливо направился к чужаку. Он собирался грубо взять его в оборот: что, мол, ему здесь надо, откуда он взялся и кто таков. Но, подойдя вплотную, сказал лишь:

— Хэлло!

Незнакомец тоже сказал:

— Хэлло!

Доббс стоял, не вынимая рук из карманов, и не знал, с чего начать. Потом нашелся:

— Пройдемте к костру.

— Спасибо, — коротко поблагодарил незнакомец.

Он подошел поближе, снял с мула старое седло и два мешка, стреножил ему передние ноги, хлопнул по крупу, и животное медленно заковыляло в том направлении, где паслись ослы.

— Добрый вечер, — поприветствовал он всех, присаживаясь к костру.

Ответил один Говард.

— Как поживаете?

— Гм, — неопределенно пожал плечами незнакомец.

Куртин стал смешивать бобы и шевелить картошку в золе, Говард переворачивал мясо, а Доббс принялся рубить дрова и подбрасывать сучья в костер.

— Я прекрасно понимаю, что вы мне не рады, — сказал незнакомец.

— Это я вам четко объяснил еще внизу, — проговорил Куртин, не поднимая глаз.

— Не мог же я без конца торчать у индейцев. Хочется видеть настоящие человеческие лица.

— Тогда ступайте в город, там наглядитесь вволю, — сдержанно проговорил Говард. — Мы и сами давно забыли, что такое городская жизнь.

— У нас другие заботы, — пробурчал Доббс. — Не стану скрывать, одна из них — вы. Вы тут некстати и ни на что нам не сгодитесь, даже костер раскладывать. Лучше всего будет, если вы завтра уберетесь подобру-поздорову. Не то мы за себя не ручаемся.

Чужак ничего на эти слова не ответил. Он сидел и молча наблюдал, как остальные готовят ужин. Разложив еду по мискам, Куртин сказал:

— Давайте поешьте. Сегодня хватит и на вашу долю.

Ужинали, не произнося почти ни слова. А если кто и ронял словцо, то только о еде: мясо, дескать, не прожарилось, бобы жестковаты или картошка не поспела.

Незнакомец в разговоры не вмешивался. После ужина троица раскурила свои трубки.

— У вас есть табак? — спросил Доббс незнакомца.

— Да, — ответил он и принялся сворачивать сигарету.

Чтобы не сидеть молча и по возможности сбить незнакомца со следа, они заговорили об охоте. Но поскольку на охоту они не ходили, речи их звучали не слишком убедительно. Неясное чувство подсказывало, что незнакомец больше их разбирается в охоте, в шкурах и во всем, что с этим связано. И, потеряв уверенность в себе, заговорили о том, что пора перебираться из этого лагеря в другие места, где еще водится крупный зверь.