Колдун 2 - Кай Вэрди

нет. Война многому научила. И украла у него четыре года жизни. Он научился, да. Научился любить и ненавидеть, научился ценить жизнь, любовь и дружбу. Научился ценить каждое мгновение, каждую секунду рядом с друзьями, с близкими. Научился верности и преданности. Научился любить свою землю, свою Родину. Научился ненавидеть. Ненавидеть подлость, лицемерие и предательство. Научился быть человеком. Человеком. И вором он больше не будет.

Нет, не зря Павел Константиныч взял с него обещание после демобилизации к нему приехать, ой не зря! Знал, что так будет. Знал, и не хотел, чтобы Мишка обратно на скользкую дорожку встал, и жизнь свою угробил. Хотел, чтобы парню было, куда ехать, чтобы Мишка знал, помнил, что его ждут.

И приняли его тут как родного. Словно он домой приехал. И вот уже неделю ему ни словом, ни взглядом ни разу не дали понять, что чужой он им, не родной. И одежку ему справили, и обувку. Ходит Мишка теперь как франт, в белой рубашечке. И Наталья Петровна рубашечки ему настирывает да воротнички крахмалит. С сыном родным различия не делает. Да и Павел Константиныч тоже… С гордостью на него глядит, всюду с собой зовет, равно как и сына. Так и ходят везде втроем: Павел Константинович, он, да Андрейка. Частенько с ними и Иринка, дочка Егорова, увязывается. Но на его место не посягает, рядом с братом идет. А вчера он слышал, как Иринка с мальчишкой соседским ругалась, тот толкнул ее, так она пообещала брату старшему сказать, и он так его отделает! Брат воевал, он может! Кстати, надо разобраться с тем пацаном, чтоб Иринку больше не смел обижать…

Но это все лирика. А вот что ему дальше делать? Неделю он уже у Павла Константиновича живет. Павел Константиныч работает, его жена работает, даже Иринка — и та копейку в дом приносит. А он, выходит, нахлебником на их шее висит. Нехорошо это, ой нехорошо как получается! Приехал на все готовое, его тут обхаживают, одевают, обувают, кормят… А он бездельником валяется. Ну, не валяется, конечно — дрова Мишка все переколол, сена, летом насушенного, с поля привез, на место уложил, и так по дому Наталье Петровне во всем помочь старается… Но мало этого, мало! Все то же самое и вся семья делает, разве что воды и дров никто не касается, он не позволяет. Вот и выходит, что задарма он тут, пиявкой присосался.

Совесть Мишкина принялась грызть его с новой силой. Ведь вот кто он им? Никто. Не дело ведь выходит, вовсе не дело. Надо бы работу найти. А кто его возьмет? Кому он нужен — мальчишка, повзрослевший на войне, и ничего, окромя той самой войны не знающий и не умеющий? А ведь ему уж девятнадцать лет исполнилось… И сколько таких как он война пережевала, угробила да выплюнула? Полстраны…

— Миша, — прервал Мишкины тяжелые размышления Егоров.

— Иду! — немедленно отозвался он на голос из-за двери.

Подскочив и быстро, по-военному, одевшись, парень выскочил за дверь, на ходу застегивая последние пуговицы.

— Доброе утро, — поздоровался он, входя в кухоньку.

— Доброе, — Иринка с Андрейкой, спешно собиравшиеся в школу, ответили одновременно. — Миш, я яичницу тебе на столе оставила, молоко в кринке, хлеб под рушником. Завтракай, — улыбнулась девочка. — Пап, ну все, мы побежали. Андрейка, ты тетрадку снова забыл? — сдвинула она светлые брови, хватая с серванта тетрадь, подписанную каракулями брата.

— Ой… Ирка, это ты ее вчерась туды положила! Сама виноватая! — перешел в атаку мальчишка, вырывая тетрадь из рук сестры.

— Ах ты постреленыш! Ну погоди, сейчас я тебе уши-то пообрываю, нахалёнок! — бросилась вслед за припустившим от нее братом девчонка.

— Андрейка, ремень по тебе плачет! — крикнул во след сыну Егоров, и, усмехнувшись, повернулся к Мишке. — Садись, садись, Миша. Кушай вот. Я вчера поздно вернулся, ты уж отдыхать пошел, так я не стал тебя тревожить, с утра решил поговорить.

— Случилось что, Павел Константиныч? — тревожно сдвинул брови Мишка.

— Нет, не волнуйся, все в порядке, — отправляя в рот остатки яичницы и собирая со дна тарелки растекшийся желток хлебом, качнул головой Егоров. — В райотдел милиции я вчера ходил, с начальником разговаривал. В общем, хорошо все, паспорт он дал распоряжение тебе выдать. Прописку у меня сделает. Так что все просто отлично складывается, — отодвигая от себя тарелку и смахивая со стола крошки, проговорил он. — Так что вот тебе деньги, — Егоров, потянувшись, взял с серванта деньги и положил их возле Мишки. — Ступай в город, заберешь фотокарточку, что позавчера делали, да иди в райотдел. Там тебе паспорт выпишут. Адрес-то мой хорошо помнишь? — уточнил мужчина.

— Село Залесово, дом семнадцать, — отрапортовал Мишка, торопливо запив молоком откусанный хлеб.

— Верно. Не забудь военный билет и наградные листы взять. Да, чуть не забыл! Старею… Как паспорт получишь, ступай в сельсовет. Вот тебе домовая книга, пускай тебя сюда впишут там, и гляди, чтоб штемпсель шлепнуть не позабыли, — подавая ему аккуратно завернутую в потертую газету толстую тетрадь, проговорил Егоров. — В сельсовете наградные листы покажешь, пускай списывают да на выплаты тебя ставят. Хотя и небольшие, а все же деньги, — серьезно взглянул он на Мишку. — Всё ж подспорье какое-никакое…

— Спасибо, Павел Константинович! — обрадовался Мишка. — Это ж я с пропиской да с паспортом теперь и работать смогу! С первой зарплаты и отдам сразу! Спасибо вам огромное!

— Да пока еще не за что, Миша. Ты паспорт сперва получи, — усмехнулся Егоров, глядя на искреннюю детскую радость парня. — Да, и с заводом пока не спеши. Чернорабочим завсегда успеешь. Учиться тебе надо.

— Павел Константинович! Ну куда мне учиться? Я уж вырос. Поздно мне за парту возвращаться, — поникнув, ответил ему Мишка. — Ну какой из меня школяр?

— Учиться, Миша, никогда не поздно. Но о том мы с тобой позже побеседуем, сейчас уж время много, а разговор у нас с тобой серьезный будет, — встав и надевая китель, строго проговорил Егоров.

За забором раздался сигнал клаксона.

— О! Машина приехала, — вздохнул он. — Успеешь собраться? Давай подброшу до города?

— Конечно! Я ща, я мигом! — подорвался Мишка, бросаясь в свою комнату.

Вечером, как закончились поздравления с получением паспорта и обнимания счастливого и засмущавшегося Мишки, все отужинали, и Егоров вернулся к утреннему разговору.

— Ну что, Миша, подумал насчет учебы? — выйдя за калитку и усаживаясь на лавочку, стоявшую возле забора, поинтересовался у него Егоров.

— Подумал, Павел Константиныч… Поздно мне уж учиться. Да и на работу устраиваться нужно. Ну как я буду и работать, и учиться? — вздохнул Мишка. — Да и