Тайна Несвижского замка - Сергей Иванович Бортников

ангел-хранитель, – перестраиваясь в левый ряд, сообщил сенсационную новость Цанава. – Так что можешь гордиться, философ.

– Уже…

– Что «уже»?

– Горжусь!

– Чего так печально? Разве не видишь, как я о тебе печусь, пекусь, тьфу ты, – короче, забочусь? Не каждого комиссар лично встречает!

– Не только вижу, Лаврентий Фомич, но и чувствую. До сих пор. Рёбрами. Почками. Ноют на бесконечно меняющуюся погоду так, что можно обгадиться от боли, – пожаловался агент, не скрывая сарказма.

– Обгадься, – спокойно посоветовал тот.

– Не в моих правилах.

– Ну, не сердись, – примирительно сказал нарком. – Я же не знал, что ты такая важная птица. Учёный с мировым именем! – Он зачем-то недолго поковырял свободной левой рукой в своём мясистом носу и, как заправский диктор, отчеканил: – К тому же иногда выполняющий особо важные секретные поручения высшего руководства Союза Советских Социалистических республик.

– Какие ещё поручения? – недоверчиво покосился на своего высокопоставленного «водилу» Плечов.

– А вот этого, дорогой, мне знать не полагается, – скромно «отмазался» Цанава. – Сказано – важные, значит, важные, секретные – значит, секретные. Моё дело – оберегать, лелеять, чтоб ни один волос не упал с твоей головы.

– Погодите, – никак не мог врубиться в курс дела великий, как его назвали, философ. – Выходит, сейчас вы служите в ведомстве, которым с недавних пор руководит товарищ Меркулов, и Лаврентий Павлович уже не прямой для вас начальник?

– Обижаешь, дорогой, – надул щёки комиссар и в очередной раз нарушил правила дорожного движения, повернув налево через сплошную линию. – Не меня – моего большого друга, земляка, тёзку… С начала года товарищ Берия – Генеральный комиссар госбезопасности. И, как заместитель председателя Совета народных комиссаров, курирует не только НКВД с НКГБ, но и речной флот, лесную и нефтяную промышленность, а также много чего другого!

– Окончательно вы меня запутали, уважаемый Лаврентий Фомич… Геть, на нет, совсем и полностью, как говорят на братской Украине.

– Твоё дело маленькое, – не отрываясь от руля, жёстко гнул свою линию товарищ Цанава, никак не реагируя на реплики высокообразованного собеседника. – Загадал желание, сообщил, чего изволишь, и сопи в две дырочки, жди, когда исполнится. Это даже не золотая рыбка, а целый старик Хоттабыч, поступивший в твоё круглосуточное распоряжение. Ты велел, я выдернул волосок…

– Простите, но у вас нет бороды! – отпустил очередную колкость Яра, но это никак не повлияло на поведение наркома.

– Тебе-то что? – хмыкнул он. – Пробормотал пару слов – и на тебе: готово… Вот только на результаты футбольных матчей я, к сожалению, влиять ещё не научился. Перекладины ворот подымать, штанги влево-вправо двигать – ну, никак не получается. А всё остальное – милости прошу!

– Вы что же, до сих пор читаете детские книжки? – недоумённо поинтересовался Плечов.

– Так… Просматриваю. Иногда. В силу служебной необходимости. Чтобы товарищи писатели разной антисоветской ерунды не наморозили!

– Понял.

– Тебя куда везти? – наконец сменил тон Лаврентий Второй. С презрительно-повелительного на простовато-добродушный.

– В какой-нибудь хороший отель. Надеюсь, теперь-то в столице советской Белоруссии таковых найдётся немало?

– Зачем тебе гостиница, дорогой? У тебя есть своя жилплощадь.

– Её никому не передали?

– Нет. Правда, одно время в квартире жил твой коллега – какой-то гуманитарий из БГУ, но… В общем, можешь не беспокоиться. Вот, держи ключи, там новый замок.

2

Ярослав Иванович вытащил из-под стола запылившуюся деревянную табуретку, протёр её влажной тряпкой и, присев за кухонным столом, уставился в наполовину открытое окно.

«Чёрт… Как быстро летит время! Шурику уже четвёртый годок пошёл. И Андрюшке – три месяца. Вот, кажется, только вчера мы все (я, Цанава и Фролушкин) наслаждались в этой комнате великолепным французским коньяком.

Но…

Не успел мизерный кусочек земной тверди с населяющими его букашками совершить с сумасшедшей скоростью несколько оборотов вокруг одного из небесных светил, являющегося, по сути, обычной электрической лампочкой не самых выдающихся размеров и не самой большой мощности в масштабах нашей Вселенной, а уже столько всего случилось, столько произошло!

Доброго, светлого.

Но чаще всё же ошибочного, лихого, неправедного.

Первый из двух тогдашних сотрапезников, малообразованный и наглый, с каждым днём всё выше и выше забирается по служебной лестнице, до сих пор жрёт, пьёт, гуляет, а второй – умный, искренний, честный, предельно чистый душой – лежит в шкатулке… Точнее не он, а то, что после него осталось.

Боже правый, если ты есть, конечно (а я в это верю!), обрати, наконец, внимание на вопиющую несправедливость, царящую в твоих владеньях!»

3

Прошло несколько дней, в течение которых Плечов практически не покидал свою уютную квартирку (если не считать утренние прогулки и нерегулярные походы в ближайший «Гастроном» – за хлебушком, колбаской и лучшей в мире белорусской молочкой).

Без дела он не сидел – писал статью для английского философского журнала, которую обещал сдать до 1 июля.

Цейтнот!

Но вот однажды…

Ровно в семь часов утра кто-то стал настойчиво барабанить в его дверь.

Яра лишь повернулся на другой бок и натянул на голову одеяло – просыпаться не хотелось категорически!

Но тут в ушную перепонку ударил громкий возглас:

– Хватит бездельничать! Вставай!

Личность владельца этого немного визгливого голоса он смог бы безошибочно установить с первой попытки и в любых других, намного более сложных, чем нынешние, условиях.

Цанава!

– Иду! – агент резво вскочил с кровати и, накинув на себя предусмотрительно привезённый из Москвы халат, поплёлся в коридор.

Провернул два раза в скважине ключ, толкнул вперёд дверь – и не заметил, как очутился в крепких объятиях Лаврентия Второго.

– Доброе утро, дорогой! – нежно похлопывая по широкой спине заспанного хозяина квартиры, пробасил непрошеный гость.

– Здравия желаю, товарищ комиссар…

– Как спалось?

– Вашими молитвами.

– Надеюсь, ты достойно оценишь внимание, которым я тебя окружил?

– В каком смысле?

– Лично встретил, лично разбудил, а мог бы просто послать посыльного. Например, адъютанта своего – Жигачёва. Или ещё кого.

– Спасибо. Признавайтесь, чем вызвана такая невероятная заботливость по отношению к моей малозначимой, абсолютно скромной персоне?

– А то ты не знаешь?

– Нет.

– Прямыми указаниями из Центра.

– А…

– Мой большой друг и тёзка…

– В Москве ходят слухи, что не только друг, но ещё и близкий родственник: то ли дядя, то ли брат, в честь которого вас в принципе и назвали.

– Врут, сволочи… Хотят очернить-опорочить мудрого руководителя, умного и высоконравственного, по-ря-доч-но-го (для усиления эффекта он произнёс последнее слово по слогам) человека.

– Чем, вернее, кем очернить? Братом? Племянником?

– Неважно… Слушай далее. Батоно Лаврентий сказал: «Не дай бог с ним что-то случится». Я просто принял к сведению его пожелания и уже начинаю действовать.

– Именно поэтому вы не дали мне