Призраки приходят в дождь - Елена Усачева

— А историй не будет. — Вадя презрительно скривился, словно перед ним сидели не его друзья из танцевального коллектива «Ласточки», а заклятые враги. — Будет только энд, но без хеппи. Я поставил эти часы на два ночи. Тут есть специальная стрелка. И сейчас от этого времени они идут назад. В два часа ночи для всех нас случится конец света. А чтобы никто не подумал повернуть часы обратно…

Он присел, положил часы на пол, взмахнул рукой.

Звон, хруст стекла. Запрыгали между диванами резвые шестеренки.

— Молоток-то ты где взял? — первым пришел в себя Илья.

— Там, около окна, был. Что-то по-японски, а под стеклом — он.

Шестеренки все еще прыгали по полу, вертелись.

На японцев напал столбняк. Все трое сидели с вытаращенными глазами и отвисшими челюстями. Гайрайго забыла про улыбки.

— Ну ты придурок, — прошептала Шишкина.

Анель поджимала ноги — прямо перед ней совершала свой танец смерти последняя деталька из хронометра.

Часы было жалко. Они казались и правда необычными. Теперь ничего необычного в них не было. Стекло, покореженная оправа и шестеренки.

— Все, — вытер о штаны вспотевшую ладонь Вадя. — Можете начинать звонить своим мамочкам и прощаться. У вас осталось пять часов.

— Ай! — совсем по-русски вскрикнул Хироси и заговорил, заговорил, яростно жестикулируя.

— Он спрашивает, можно ли этому верить? — дрожащим голосом перевел Каору. — Он спрашивает, зачем это сделано?

— Можно верить.

С высоко поднятой головой Вадя дошел до своего места на диване, подхватил брошенную пустую бутылку, брякнулся между Саньком и Шишкиной.

— Чего? Совсем, что ли? — зашипела на него Кристина.

— Это игра! — развел руками Вадя. И тут же от избытка чувств подскочил на месте, заставив соседей подпрыгивать на диване вместе с ним.

За спиной Алисы горела свеча, поэтому было хорошо видно, как тренер медленно наполнялась раздражением. Она нервно постукивала ноготками по подлокотнику. Так и представлялось — она встает и со всего размаху впивается ими в лицо довольного Вади.

Дожидаться этого момента Вадя не стал. По-девчачьи, снизу вверх, через голову запустил в свечу молотком. Железный треножник с грохотом покатился по полу, врезался в ширму. Эхом разнесся металлический звон упавшего молотка. Лицо Алисы из раздраженного мгновенно превратилось в испуганное — молоток пролетел над ее плечом.

— Слепцов! Ты где находишься? — заорала Алиса. — Ты что себе позволяешь? А если бы ты разбил что-нибудь? Сейчас сюда прибегут! Объясняться придется! Деньги платить!

— Это теперь неважно! — отмахнулся Вадя, снова устраиваясь на диване. — Теперь уже все неважно.

— Больной? — коротко прокомментировала падение свечи Шишкина. — На всю голову!

Каору стоял около Алисы и коротко кланялся.

— Ничего, ничего, — шептал он. — Это нестрашно. Это бывает. Никакого ущерба.

Лицо Алисы пошло красным пятнами. Будь это на тренировке дома, она бы уже испепелила Слепцова, разорвала бы его на кусочки.

Каору все кланялся и кланялся:

— Молоток на место положить надо. Это на случай землетрясений и тайфунов. Если надо через окно выйти.

— Ага, — не выдержал Санёк, — с тридцатого этажа!

— Сань! — осторожно напомнил о себе Илья.

— Это правда, да? — У Анель глаза снова были на мокром месте. — Слепцов!

— Чушь какая! — прошипела Абрамова.

Японцы негромко шушукались, Хироси тыкал в разбитые часы.

— Сейчас какую-нибудь примету приплетут, — поморщился Санёк. — Ты, Слепец, прежде чем что-то делать, хоть бы книжки почитал. Может, для них разбитые часы — смертный грех. Сейчас как посадят тебя на ростки бамбука, и через пару часов будешь уже нанизан на травинку.

— Ничего, без книг обойдемся! — нервно бормотал Вадя. — Ничего, — подбадривал он сам себя. — Это будет получше, чем призрак в парке. Я вам про этих призраков могу вагон всего напридумывать. А тут — чистая правда! Все видели! Стрелка назад шла. А я перед этим часовую подкрутил. Так что все в ажуре. Пугайтесь! Чего вылупилась? — накинулся он на Кристину. — Свою историю придумать не смогла, стало завидно? Ну, давай, давай, расскажи что-нибудь! Ага! Слабо? — Он оглядел собравшихся. — Ну что! Хорошую я вам байку из склепа рассказал?

— Дурацкую!

Шишкина вскочила. Длинный хвост полыхнул темнотой. Она вплотную подошла к японцам, так что Хироси с Гайрайго одновременно отодвинулись к спинке дивана.

— За нами еще две истории остались, — показала она им два пальца. — Две! Я вот за нее расскажу!

Она кивнула себе за спину и, вышагивая, как цапля, прошествовала вдоль дивана.

Из должников по историям остались только Абрамова и Санёк. Увлекшись страшилками, Санёк и забыл, что от него тоже что-то ждут. Всего было так много, что он потерял счет. Шишкина напомнила. И он мысленно заметался. Никогда не был мастером рассказывать байки, врать и приукрашать. Даже на уроках отвечал только то, что написано в учебнике или тетради, без отсебятины. А тут — целый рассказ. Что же он придумает? Не про детский же сад рассказывать, где остались Красные Руки и Черные Зубы, Восставшие покойники и Зеленые сопли. Все эти писающие котята, клацающие челюсти, туфли с булавками казались ему слишком легковесными рядом с настоящими историями, которые сейчас рассказывались. Что придумать? Чем удивить? Это же японцы сочинили про Годзиллу и призрак из колодца, у них водяные девы и кошки с раздвоенным хвостом. А у них только Вий да упыри…

Санёк снова глянул в окно. Вода струилась по стеклу, словно всю гостиницу опустили в огромный бассейн, а потом вынули — и вот теперь она обтекает. Показалось, что на мгновение к стеклу приблизился призрачный силуэт и тут же отошел. Отпечаталась пятерня. Стала неприятно давить стоящая слишком близко перегородка. Не хватало воздуха, не хватало пространства. Взгляд постоянно упирался во что-то — в угол, стену или стекло. Хоть бы одна форточка! Вот ведь японцы, им лишь бы от мира отгородиться, спрятаться, запереться в своем домике.

Шишкина решительно сдернула с волос резиночку и, хрустя деталями от часов, потопала к свече, что как раз торчала у Даши за спиной. Сильно склонилась к огню. Распущенные волосы обрамляли лицо, занавеской отгородив свет от остальных — казалось, Шишкина вот-вот вспыхнет.

— Юля! Подбери волосы, — предупредила Алиса.

— История на самом деле простая, — тихо начала она, пропуская реплику тренера мимо ушей.

Ее голос время от времени перекрывал быстрый шепоток Каору. Он постоянно кланялся и смущенно улыбался, как бы извиняясь, что вклинивается в рассказ.

— Перед тем как поехать в Японию, я прочитала одну книгу. Называется «Кухня Дьявола». Она рассказывает о том, какие эксперименты японские ученые проводили над людьми во время Второй мировой войны. Хотели на Россию бомбу сбросить, чтобы всех заразить чумой.

Каору несколько мгновений сидел, вслушиваясь в то, что говорила Юлька. Лицо его было сосредоточенное. Шишкина ждала, когда он начнет переводить. Но Каору тянул. Хироси коротко спросил. Каору не ответил. Гайрайго перестала улыбаться.

— Моримура! — произнес Хироси, и Каору резко повернулся к нему. Они заговорили, перебивая друг друга. Лицо Хироси помрачнело.

— Продолжайте, — тихо попросил Каору. — Мы знаем этот труд Моримура Сэйити. Японцы не всегда были правы в том, что делали.

— Это он о чем? — засуетился Вадя, придвигаясь ближе к Саньку.

— Да слушай ты, — отпихнул его Санёк, которого сейчас больше волновало, что произойдет после того, как Шишкина закончит свой душещипательный рассказ про очередную бабушку.

— Бомбу они сбросить не успели. Война закончилась, — снова заговорила Шишкина.

Вадя все никак не мог успокоиться:

— Это какая война? Русско-японская?

— Сам ты — японская, — пихнул его Санёк. — Первая мировая.

— Сань! Ну, ты чего? — Илья устало потер глаза, откладывая телефон. — Какая Первая?

— Это когда Ленин пришел к власти, — блеснула интеллектом Кристинка.

— Народ! Аллё! О чем вы? — Алиса снова пошла пятнами. — Что за каша? Конец Второй мировой войны. Тысяча девятьсот сорок пятый. Американцы сбросили на Японию атомную бомбу.

— Во, я же говорю — русско-японская, — подвел итог Вадя.

Илья коснулся экрана своего телефона, возобновляя игру.

— Давай, Юля, чего у тебя там, на кухне? — пробормотал он, понимая, что никому ничего уже объяснить нельзя.

— Или русско-финская? — громко прошептал Вадя, склонившись к Саньку.

— Да иди ты! — замахал руками Санёк. — Русско-шведская. Когда Петр Первый был.

— Так бы и сказали, — удовлетворился Вадя. — Шишкина! Чего застыла? Вещай, давай!

Юлька не торопилась прерывать спор. Для нее было важно, чтобы все прониклись моментом, чтобы подготовились — сейчас будет страшно.