Святополк Окаянный. Проклятый князь - Василий Седугин

– Не нравится мне с ними быть. Я бы хотел возле тебя сидеть и в глаза твои смотреть.

Пришел он и на следующий день, и на третий явился. Тогда Анастасия собрала вещи и уехала в загородное имение своей подруги, о котором Глеб ничего не знал.

Между тем подготовка к свадьбе Бориса шла полным ходом. В чанах варили пиво, у купцов закупались дорогие заморские вина, для свадебного пира везлись различные продукты. Возле княжича вертелись портные, подгоняли новые одежды, примерялась обувь. Сам он со страхом наблюдал за этими приготовлениями, веря и не веря, что это все касается его. Страшило надвигавшееся буйное свадебное веселье, предстоящие церемонии венчания и сидения за столом рядом с чужой девушкой, а главное, будущая долгая семейная жизнь с ней, полная самых непредвиденных опасностей и непредсказуемых несчастий, которые, как он был убежден, будут преследовать его. Он долго мучился и переживал и наконец не выдержал. Однажды вечером тайно подготовил коня, уложил в сумку запас еды и питья и рано утром, еще до восхода солнца, ускакал в Ростов. Бегство его вызвало большой переполох во дворце, но князю и княгине ничего не оставалось делать, как объявить о переносе свадьбы на позднее время – якобы ввиду внезапной немочи Бориса, отправившегося на лечение к своему кудеснику. Следом за ним в Муром уехал и Глеб.

VII

«Кому можно верить, на кого положиться?» – лихорадочно думал Святополк, погоняя взмыленного коня по лесистой дороге на Туров. Встречный ветер стегал его по лицу холодными струями дождя, но он этого не чувствовал и не замечал, в голове его вихрем крутились горькие и смятенные мысли. С кем он живет, кто его окружает? Мелкие, двоедушные людишки, которые неизвестно кого из себя корчат и всеми силами стараются поставить себя выше других. Как его унижали мальчишки во время детских игр! Чуть не так, обязательно уколют происхождением, ужалят внезапно, исподтишка, с каким-то изуверским удовольствием и наслаждением. А кто они такие? Ладно боярские сынки, а то голь перекатная – из семей торговцев и ремесленников, живут в нужде и грязи, лаптями щи хлебают, а туда же – «незаконнорожденный сын от двух отцов!», «зачат в грехе и блуде» и еще чего-нибудь добавят, чтобы раздавить его, как червя ползучего. А разве он червь? Он рос обыкновенным мальчишкой, как все, вместе со всеми хотел играть и забавляться. Пусть княжич, но разве усидишь во дворце? Тянет к детям, на то и детство… Какое детство? Не было у него в детстве детства, отравили ему его сверстники…

Думал, вырастет – отстанут. Ан нет. Только хитрей и изощренней стала травля. Тихий смешок за спиной… Нечаянный намек по ходу… Презрительный взгляд вскользь… Недоговоренная фраза, брошенная со скучающим видом… И вот верх всего этого – оскорбительные слова, брошенные в лицо. И от кого он их услышал? Из уст любимой девушки, которую обожал, превозносил и на которую молился! Кому осталось верить? Некому! Даже родной отец сунул его княжить в самый захудалый край – Полесье, где одни леса и болота да полудикие лесные жители. Все братья получили достойные княжества, только ему придется прозябать среди лягушатников, медвежьих берлог да волчьих стай. Это ему, старшему сыну, наследнику киевского, великокняжеского престола!..

На кого ему надеяться, на кого рассчитывать? Не на кого, если и братья против него. Разве по-мужски поступил Борис, отбив у него девушку? А с какой стати Глеб заладил каждодневно в терем Анастасии? Разве это не прямой вызов ему, Святополку? Братья, называется. Так и норовят потеснить, столкнуть, отжать в сторону…

Так что же остается делать? По-прежнему быть предметом насмешек и издевательств окружающих, чтобы каждый встречный и поперечный мог пальцем указывать на него? Нет и нет! Надо подняться выше всех, заставить других уважать и преклоняться, чтобы все трепетали и дрожали перед ним, боялись не только слово оскорбительное сказать, но и пренебрежительно взглянуть на него. А этого можно добиться, если стать хозяином земли Туровской, ни от кого не зависеть, никому не подчиняться. Встать наравне с Киевом! Тогда и отец, и братья, и все остальные признают наконец его равным себе, а может, даже выше, и он почувствует себя полноценным, самодостаточным человеком и заживет спокойной, размеренной, полной достоинства и уважения жизнью!

Да, с этого дня надо начать совершенно другую, отличную от прошлого жизнь. По-иному относиться к людям, совсем за другие качества ценить их и уважать; надо быть строгим, требовательным и беспощадным. Ни на минуту не забывать, что он – князь, что он выше всех и главнее всех, и чтобы окружающие видели и чувствовали это каждый час и каждое мгновенье. И никаких послаблений, никаких прощений тем, кто попытается хоть словом единым, хоть взглядом мимолетным унизить его!

В Турове Святополка встретил ключник Драгомир, пятидесятилетний благообразный мужчина, в чистой, подпоясанной кожаным ремешком льняной рубашке, волосы на голове гладко расчесаны, перевязаны синей ленточкой. Глаза внимательные, строгие. Святополк знал, что у Драгомира всегда все в порядке, все он видел, все он знал и все у него было под рукой.

– Ничего особенного не случилось, пока меня не было? – быстро спросил Святополк, спрыгивая с коня.

– Без происшествий, князь, – отвечал ключник спокойным, ровным голосом.

– Мед с припятских лесов поступал?

– Привезли пять бочек, князь.

– Липовый есть?

– И липовый доставили.

– Набери мне свеженького да принеси в горницу. Да! Самое главное: вели затопить баньку, помоюсь и попарюсь с дорожки.

– Сделаю, князь.

Святополк глядел вслед Драгомиру, прикинул: как тот с ним разговаривал? Не было ли насмешки, хотя бы тайной? Вроде нет, ключник был с ним, как всегда, сдержанным и почтительным. Только настораживали его замкнутость, немногословность; не поймешь, о чем думает и чем живет этот человек, все-то у него скрыто под полуопущенными веками, не пускает он внутрь себя чужой взгляд. Надо будет приглядеться, как говорят, в тихом озере черти водятся.

Пока ставил коня, переодевался, перекусывал, полежал, баня была готова.

– Я тут молодца подготовил, попарит знатно, – сказал Драгомир.

– Нет. Хочу мыться один.

– Как пожелаешь, князь.

Не хочется видеть никого, ни слышать разговоров, чтобы не надоедали советами и не приставали с поучениями. Одному думается и решается легче. Приходит уверенность в своей правоте, возрастает уважение к самому себе. Потом явятся люди, придут посетители, а сейчас он побудет в одиночестве.

Святополк взял смену белья, неторопливо отправился к бане, стоящей на берегу широкой и многоводной Припяти. По ту сторону темнел сплошной ряд леса, над ним висел белый диск солнца, остывающий к вечеру. Над гладью реки стремительно проносились птицы, падали на мелкую рыбешку, и тогда по ровной глади расходились мелкие ровные круги. Кое-где вдруг зарождались буруны, вода темнела, закручивалась и снова успокаивалась. Умиротворяющая душу картина вечерней природы.

Баня стояла на косогорье, среди кустарников и лопухов. Святополк вошел в предбанник, пахнущий сыростью и березовыми вениками, не спеша разделся, посидел, привыкая к своей наготе. Потом поднялся и открыл тяжелую, набухшую влагой дверь. В лицо пахнуло жарой и паром. Быстро проскочил через порог, закрылся. Из угла просвечивало красненькими огоньками жерло печи, слева через окошечко лился скупой свет, вдоль стены тянулась широкая полка, в противоположной от нее стороне стояла бочка с холодной водой, на ней висел медный ковш. Святополк подошел к бочке, ковшом зачерпнул воду и кинул ее на раскаленные камни. Они взорвались громким хлопком, раскаленный воздух плотно обхватил его со всех сторон, лез в горло, мешал дышать. Он достал из деревянного ведра распаренный в квасе березовый веник, плеснул на лавку холодной воды, взобрался на нее и стал хлестать себя, покрякивая и постанывая от удовольствия. Когда от жары заходило сердце, выскакивал наружу, бежал к Припяти и кидался в прохладную воду, с наслаждением нырял, кувыркался. А потом возвращался в баню, поддавал пару и снова лез на полку.

Наконец обессиленный, но довольный, выбрался в предбанник, долго бездумно сидел, чувствуя, как жар постепенно уходит из него. Потом стал неторопливо одеваться, испытывая бесконечное блаженство и умиротворение.

Во дворце к нему кинулись слуги, но он мановением руки отослал их, бухнулся в мягкую перину и тотчас уснул, точно провалился куда-то в сладостной истоме…

Наутро проснулся будто другим человеком, со светлой головой и ясными мыслями. Приказал созвать боярский совет. Немного их, всего шесть человек, но это его опора и сила, потому что приводят воинов из своих владений, вооруженных и обеспеченных продовольствием, вместе с ним готовы идти в походы и сражения. Тут же сидели ключник Драгомир и чашник Венд. Ключник заправлял дворцовым хозяйством, а в ведении чашника находились доходы всего княжества – от дани до различных сборов.