Теплая птица - Василий Гавриленко

 Я не настаивал, тем более, что сильно устал и гоняться за крысами мне   не хотелось. Но без костра нам будет тяжело - подмораживает. Подойдя к скелету, я отодвинул его в сторону вместе  со стулом. Скелет застучал костями и уронил голову, сердито клацнув челюстями.

             Разломать трухлявый стол не составило труда, а вот соорудить костер из его обломков оказалось сложнее.

Клубы сизого дыма устремлялись к потолку, зависали, словно в раздумье, нехотя подтягивались к окну и исчезали где-то за крышей.

Наконец, вспыхнул огонь.

Я сел у костра, и, как и прошлой ночью, стал смотреть на склоненное красивое лицо Марины. Красивое? Никогда не употреблял это слово. Какая, к черту, в Джунглях красота? А вот Марина восхищалась заснеженным лесом… Выходит, красота была и есть, но я не видел ее - не умел видеть?

-Марина?

Девушка подняла голову – она заматывала тряпицей  ногу.

-Расскажи о Ленине.

-Интересно? – засмеялась.- Погоди, закончу…

-Как мозоль?

-Намного лучше.

            Она обулась, протянула ноги к огню.

-В книгах бывших не только про Ленина написано. Оказывается, у них было много разных героев, плохих или хороших… Ленин, кстати, скорее плохой, – я так поняла.

-Почему же его вырезали из камня?

-Не знаю,- Марина кашлянула.- Книг бывших осталось мало, да и то они все повреждены огнем и водой. Ты будешь слушать, не перебивая?

-Буду. Рассказывай.

 И она рассказала. Но не о Ленине. Замерев, я слушал, что когда-то на месте Джунглей была страна под названием Россия, в которой жили и трудились люди. Им было горько и радостно, холодно и тепло, они голодали и были сыты, воевали и мирились, занимались науками, литературой, искусством, сеяли хлеб и  летали к звездам. Не знаю, так ли хорошо рассказывала Марина, или что-то от бывших осталось во мне, но я вдруг увидел Россию – увидел ее всю - величественную, холодную. Ее города, села, ее леса, озера и реки, ее фабрики и заводы. Ее народ.

 Не дослушав до конца, я вскочил и подошел к окну. Марина умолкла. Снежные вихри носились над площадью, внизу хлопала сорванная с петель дверь.

            -Андрей?

Я скрипнул зубами.

-Когда я узнала, мне тоже было тяжело…

             Украдкой стерши рукавом влажную полоску, появившуюся на щеке, я прилег у костра лицом к стене.

                                                             6

                                                 ПОЛЕТ НАД ДЖУНГЛЯМИ

         Я проснулся в полутьме. 

Замер, прислушиваясь. Ровное дыхание Марины, как шелест травы…

Ага, вот опять! Похоже на стон.

Что это?

            Нащупав автомат, я поднялся. Осколок штукатурки пискнул под ногой. Марина пошевелилась, задышала чаще.

Ночь и погасший костер, а в комнате почти светло: луна. У окна намело сугроб.

 Осторожно ступая,  я обогнул Марину и вышел в коридор.

  Снова этот звук. Прямо из соседнего кабинета…

 Подняв автомат, я двинулся по трухлявому ковру.

            Заглянув в дверной проем, увидел кучу пепла посреди комнаты, окно, сугроб,  а слева, в углу, – что-то длинное, черное, похожее на сверток. Сверток пошевелился. Держа автомат наизготовку, я приблизился.

 На полу лежала старуха: седые космы разметались вокруг головы, глаза ввалились, кожа высохла.  

 Рот, напоминающий пещеру, дрогнул, искривился; за хрипами и стонами  я расслышал:

            -Пить.

 Этот игрок проиграл. Ему не уберечь свою Теплую Птицу. Приученный за последние дни к состраданию, я опустил автомат и вытащил из ножен заточку, собираясь прекратить муки старухи.

-Только попробуй.

 Я обернулся: Марина. В глазах - зеленые огоньки. Она подошла вплотную, и вдруг, коротко размахнувшись, ударила меня по щеке.  Я перехватил руку, до хруста сжал: зверь взвился на дыбы. Марина не поморщилась, спокойно и твердо глядя на меня. Из ее глаз исходила сила, - и испуганный зверь спрятался в Джунглях. Я отпустил ее руку.

-Скотина, - негромко сказала девушка, растирая запястье.

Присела на корточки перед старухой, погладила седые волосы.

-Пи-ить.

-Я хотел прикончить ее, чтоб не мучилась,- пробормотал я: щека горела.

-Принеси воды.

Вернувшись в кабинет, я развел костер и стал растапливать снег. Мне было досадно, что причинил Марине боль и, вместе с тем, почему-то приятно.  Казалось:  минуту назад я что-то доказал ей, хотя что именно, не знал.

 Вода в шлеме-котелке забурлила.

            Марина все так же сидела над старухой, поглаживала похожую на корень старого дерева руку:

-Не надо бояться – это совсем не больно, - шептала девушка. - Глаза закроются – и все.

 Старуха, похоже, слушала, приоткрыв белесые глаза.

-Принес воду?

            Я подал шлем.

-Еще горячее не мог? Подай, что ли, снега.

Растворив свежий снег в кипятке, Марина принялась аккуратно смачивать рот старухи, та зашлепала губами.

-Пей, мама, пей.

            Мама?

 Марина поила старуху, придерживая ее голову рукой.

«Опять заставит хоронить», - пришло в голову, но раздражения я не почувствовал. Ну, заставит, да, она такая…

 Тем временем со старухой начало происходить то, что должно: Теплая Птица оставляла ее. Дыхание участилось, руки-ноги мелко дрожали.

Едва прикрытая тряпьем, грудь старухи поднялась и стала медленно опускаться. Из открытого рта шумно и долго выходил воздух, казалось, что сейчас она вздохнет и поднимется, но, сделав несколько судорожных движений, старуха замерла.

 Марина поднялась. Я подумал –  сейчас заговорит о похоронах, но девушка молчала, глядя перед собой.

-Андрей, еще раз позволишь себе подобное, - произнесла она, так и не взглянув на меня,- я уйду.

 И снова мне стало не по себе:

-Я не хотел хватать тебя за руку...

-Да я не о том,- отмахнулась Марина,- Кто дал тебе право распоряжаться чужими жизнями?

-Но…

-Не надо! Я думаю, ты все понял. Пошли.

 Она подхватила котелок, выплеснула на пол остатки воды и вышла из кабинета. Я последовал за ней.

Старуха осталась одна в темноте.

 Пока мы отсутствовали, в мой рюкзак забралась крыса, изловчившись, я поймал ее за хвост. Зверек завертелся, щекоча задубелую руку острыми зубками.

-Прекрати, – поморщилась Марина, застегивая куртку.

 Я ухмыльнулся, отшвырнул запищавшую крысу.

 И тут же на улице застрекотал вертолет. В окно ворвался слепящий свет и крики:

-Рассредоточились!

-Трое сюда, трое туда!

Стрелки. Зачистка!

 Я схватил Марину за руку.

-Тише.

-Барух, Семен! - заорал грубый голос так близко, что сердце у меня  заныло. – Вы че, уснули там, б … дь?

 По лестнице застучали ботинки.

-Рассредоточились, мать вашу!

 Похоже, мы влипли по-настоящему.

            -К стене, – я оттолкнул побледневшую Марину. Она будто вжалась в камень, расширенными глазами глядя на меня.

 Бросившись к двери, я встал за отворотом, держа наготове автомат. Тут же в кабинет ворвался стрелок. Я выстрелил: стрелок завалился вперед,  головой в пепел нашего костра.

-Эй, они здесь, – завопил кто-то в коридоре. Секунда промедления – и мы погибли.

 Согнувшись, я выскочил из-за двери. Раздался сухой перещелк выстрелов, резкая боль ожгла плечо. Позабыв про автомат, я с разбегу ударил стрелка ногой в грудь. Он отлетел к стене и, ударившись спиной, съехал на пол. Не теряя времени, прошил его пулями.

-Скорее, – заорал я, услышав шаги бегущих по лестнице стрелков. Марина выскочила из кабинета. Автомат в ее в руках дрожал.

 Мы бросились по темному коридору. Проклятая западня. Кабинеты выходили окнами на площадь.

   Рой пуль разорвал ковер  под ногами. Марина взвизгнула. Ранена? Я упал  на пол и, повернувшись, выстрелил в ответ.

-Сюда.

Я на четвереньках добрался до ближайшего кабинета. Марина ввалилась следом - вроде цела. Кинувшись к окну, я глянул вниз. По площади сновали стрелки, стаскивая в кучу трупы. Оказывается, в Калуге не так и мало было народу.

            Западня… В коридоре шаги, шепот – знают, суки, что мы теперь никуда не денемся.

-Сколько там? – голос снизу, хриплый, властный.

-Двое, конунг, - отозвался кто-то, находящийся в коридоре рядом с нами. - Мужик и баба.

-Бабу  постарайтесь живьем взять. Позабавимся.

            Каменный  Ленин, улыбаясь,  указывал рукою на крышу. Я лег спиной на подоконник и посмотрел вверх.

-Марина.

            Она приблизилась; в глазах даже не страх и отчаяние, а равнодушие, готовность принять то, что приготовила для нас судьба.

-Марина, – крикнул я: захотелось влепить ей пощечину, подобную той, что она влепила мне. Девушка встрепенулась.