Одноклассница.ru - Татьяна Тронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это значило, что на вечере мог оказаться и Клим Иноземцев…
Пока Вероника думала, ей пришло еще одно сообщение – от Вити Ерохина:
«Ника привет как дела безумна рад ты не в курсе как там Алька Головкина ни как нимогу найдти ее спрашвал всех ни кто ни знает».
Аля Головкина была одной из одноклассниц Вероники – ее имя, кстати, тоже отсутствовало на сайте. Судя по всему, Витя Ерохин был собратом Вероники по несчастью. Она искала Клима, он – Алю.
Вероника вспомнила, что они с Алькой Головкиной сидели в первых классах вместе. Хорошая девчонка…
«Витя, привет! Я тебе тоже очень рада. Про Алю ничего не знаю. Ты в курсе, что наши собираются встречаться в эту субботу? Шесть вечера, кафе „Лукошко“, напротив школы. Приходи!» – написала Вероника письмо Ерохину. Единственному из всех. Она не могла ему не сочувствовать.
Немедленно пришел ответ:
«Про вечир знаю приду где Аля можит быть сохранились старые телефоны ни кто нечего не знает что делать сам ни знаю».
«Наш Витька не филолог, это точно!» – улыбнулась Вероника, читая его сообщения.
На фото Витя Ерохин выглядел вполне импозантно – светлые волосы, светло-серые глаза, светло-серый костюм. На фоне иномарки. Алька, помнится, была черненькой, глазастой. Что ж, противоположности притягивают друг друга…
– Ника, домой пора! – подскочила Маша, увидела знакомую заставку «Однокашников». – Ой, ты опять на этом сайте… А говорила, жалеешь, что зарегистрировалась! Все, пиши пропало – теперь оттуда не вылезешь!
– Нет, что ты – я только одно сообщение отправила, и все. Больше туда не полезу, – смутилась Вероника.
– Ну да, ну да… Все так говорят! – иронично хмыкнула Маша. – Только ты поосторожней, Ника, – начальство такие вещи не любит. Не дай бог Кутельянц нагрянет… Если увидит, что ты в «Однокашниках» сидишь, – голову оторвет!
* * *Мать в молодости была красавицей – это Виктор всегда помнил. Даже когда алкоголь окончательно разрушил ее здоровье, она продолжала оставаться статной, стройной… Со спины если взглянуть – девушка! Одета всегда неплохо – что ж вы хотите, руки-то золотые. Мастерство не пропьешь! Если уж рукодельница – то на всю жизнь. Она всегда что-то кроила, шила, вязала, плела – ну, конечно, когда была в более-менее нормальном состоянии…
Маленький Витя шел за ней и воображал, что она, мама, абсолютно нормальная женщина. Иначе и быть не могло. Сегодня ж она сама забрала его из садика!
– Мам! – с надеждой кричал он ей в спину. Вот сейчас она повернется, и он наконец увидит ее прекрасное, нежное лицо. Ее настоящее лицо.
– Ма-ам!…
– Витюш, чего?
Мать оборачивалась, и всякие иллюзии исчезали. Все та же маска! Пьянчужка. Милая, ласковая, хорошая. Очень гордая. И – пропащая… С тем, что мать – пропащая, Виктор Ерохин так и не сумел смириться.
Она начала пить, когда Виктор был совсем маленьким. Он помнил ее бледное, склоненное над кроваткой лицо, сомкнутые веки. Она стояла над ним, пьяная, скрестив руки на груди, и молчала. О чем она думала?
За шкафом, на другой половине комнаты, шумела компания. Чужие голоса стучали прямо по мозгам:
– Ленка! Ленк, ну ты где пропала, блин?!
Она разворачивалась и выходила из закутка, где жил ее сын.
Отчима у Виктора не было. Приходили разные мужчины. И плохие, и хорошие – как дядя Ваня, например. Но дядя Ваня тоже пил, его потом родственники отправили на лечение, и он пропал навсегда.
Все, что происходило ночью за шкафом, разделяющим комнату на две половины, Витя прекрасно слышал. Прекрасно понимал, что там происходит, но это ничуть его не шокировало. Это нормально, так ведут себя все женщины и мужчины. Что может быть стыдного в том, что нормально?
Мать ничего не могла изменить в своей жизни, но наутро, проводив своего очередного кавалера, слегка протрезвев, спокойно говорила Вите:
– А чего такого? Если б мы с папкой твоим жили – думаешь, по-другому как-то было? Да то же самое!
Мать всегда все объясняла – она, как могла, пыталась примирить Витю с существующим положением вещей.
И в этом были свои плюсы – позже уже ничего не могло шокировать его. Он был готов ко всему.
Однажды мать заболела чем-то нехорошим, заразившись от очередного кавалера. Витя ездил с ней по вендиспансерам. А что такого? Во время этих поездок Виктор узнал, как надо себя вести и что делать, чтобы не заразиться, – мать рассказала. Ну а если уж заболел, надо обязательно лечиться… Доктора сейчас хорошие, вылечат.
Денег не было, но мать умудрялась шить сыну вещи. Вязала на зиму шапки, носки, варежки. Свитеров – не счесть. В доме всегда была кастрюля с кашей или отварной картошкой – разогрел да поел. Витя никогда не ходил холодным и голодным.
Мать старалась, насколько могла. И, только глядя на то, как живут другие дети, Витя смутно догадывался, что они с матерью живут как-то не так…
Позже, уже подростком, Виктор пытался понять, с чего все началось. Да вроде ничего такого особо трагического не было, с чего бы матери впадать в алкоголизм…
Ну разве только то, что мать так и не поступила в институт. Вернее, поступила с лету в Бауманский (!!!), а ее двоюродная сестра Люська – нет, срезалась на физике. И мать без всякого сожаления сказала – ну, раз Люська не поступила, то и я там учиться не буду, одной мне там делать нечего. Сглупила мать, короче. Потом работала в швейной мастерской вместе с этой самой Люськой.
Шанс выучиться давался ей один раз – больше она никуда не смогла поступить. Но это ничего, женщина и без образования проживет…
Отец.
Он на матери не женился и бросил ту на четвертом месяце. Ерунда какая. Многих бросают!
Потом материны родители с ней сильно из-за этого поругались – типа, принесла в подоле… Но многие с предками цапаются, в этом тоже ничего особенного не было!
В конце концов Виктор решил, что мать стала спиваться не из-за чего-то конкретного, а оттого, что жизнь ее не удалась по всем пунктам. И в личном, и в общественном плане.
Дадено матери было много, а ничем воспользоваться она не могла.
Родня – тетки-дядьки, двоюродные братья-сестры, коих у матери было много, – отвернулись. У них и в голове не было помочь, спасти, протянуть руку. Они важные были, богатые по тем временам.
Когда Виктор вырос, они общались только с ним, словно не замечая матери. Звонили – ему, продукты передавали – ему, с праздниками поздравляли – его, в гости звали – только его… Он был еще не безнадежный, по их понятиям. Мог стать человеком! Виктор их философию знал. И если б он тоже пошел по кривой дорожке, как мать, то они немедленно отвернулись бы и от него.
