Вампиры — дети падших ангелов. Танец кровавых ма­ков. - Молчанова Ирина Алексеевна

Разделавшись с добычей, Орми сбросила трупик за борт корабля и занялась Лайонелом. Перво-наперво, она осторожно кольнула его когтем в шею. А когда он чуть наклонил к ней голову, потянула за ухо.

— Я не хочу играть, — сказал он.

Мышь сердито зашипела, три рога на головке придавали ей воинственный вид, делая похожей на маленького дракона.

Лайонел спокойно взглянул на нее.

— Поищи Нев. — Тон, каким это было произнесено, не оставлял маневров для неповиновения, и мышь улетела.

— А мне Нев больше нравится, — заявила Катя. Молодой человек усмехнулся.

— Тогда странно, что в детстве ты бросала монетки в фонтан на фигурку собаки, а не утки.

Возразить было нечего.

Взгляд ее упал на длинный подол нежно-голубого платья от мадам Талилу, которое она обнаружила в сумке, где лежала другая одежда и бутыли с кровью. Катя плотнее сжала губы, вспомнив, как негодовала утром, что Лайонел набрал для нее платьев, но не удосужился взять ни одних джинсов и спортивной кофты. На ее возмущение он заявил: «Тебе нужны джинсы? А мне хочется видеть рядом с собой женщину, а не ковбоя Мальборо».

Эти слова теперь преследовали ее, постоянно возвращая к мыслям об идеальной красавице Анжелике. Вот она была женщиной именно в том смысле, какой устраивал Лайонела.

Катя подавляла в себе раздражение весь день, но сейчас оно вновь шевельнулось внутри огненным шариком.

Девушка провела рукой по нежнейшей ткани платья и внезапно вспомнила вопрос, взволновавший ее, когда впервые увидела первую даму Парижа. Катя подняла голову и спросила:

— А ты был близок с Талилу?

Молодой человек недоуменно вскинул брови.

— Какие любопытные мысли роятся в твоей голове.

— Так да или нет? — не позволила она уклониться от ответа.

— Какое это имеет значение?

— А такое — она мне понравилась!

— Если скажу, что я с ней не был, это спасет Вик от твоей немилости?

— Вик? — переспросила Катя и, шумно выдохнув, пробормотала: — Тогда все ясно.

Лайонел некоторое время молчал, затем поинтересовался:

— Все еще из-за платьев страдаешь?

От того, что он раскусил ее так быстро, гнев подобно огню в печи, куда подкинули дров, вспыхнул с новой силой.

— А можно узнать, чего такого ты нашел в этих чертовых платьях?

— Под ними не носят нижнего белья. Прости, что меня не заводит стягивать с тебя джинсу.

Катя резко высвободилась из его объятий и пошла в каюту.

Он ринулся за ней.

— Я не разрешал тебе уходить!

Девушка захлопнула дверь прямо перед его лицом, а когда он ее распахнул, чуть не сорвав с петель, крикнула:

— Плевать мне, что тебя заводит, а что нет! Ты думаешь только о своем удовольствии! — Катя плюхнулась на постель и обхватила руками живот, где, обжигая, возрастал огненный шар.

На красивом лице появилась насмешливая улыбка.

— Очень может быть. И да, кстати, не называй меня больше в постели Клайдерманом, а то я с вами чувствую себя лишним!

Девушка задохнулась от ярости, не в силах вымолвить ни слова, сняла туфлю и швырнула в Лайонела. Тот поймал ее одной рукой, лед в прозрачных глазах заострился, улыбка исчезла с губ.

— Дурочка, — проговорил он и, бросив туфлю ей под ноги, вышел из каюты.

Злость медленно утекла, точно вода сквозь пальцы, заливая внутренний огонь. Осталась острая, раздирающая обида, и аккомпанировал ей органный концерт ля минор Баха.

Катя пододвинула к себе туфлю, горестно подумав: «Если Лайонелу так нравятся Барби в платьях, что он делает тут — со мной?»

От нечего делать, после того как изучила все предметы в каюте капитана, Катя принялась рассматривать главную достопримечательность — Каридад. Когда-то, видно, та была красавицей. Но сейчас, глядя в черное высушенное лицо, глаза, свободно лежавшие в глазницах, ничего кроме отвращения она не вызывала. И не свети на улице солнце, девушка ни за что не сидела бы напротив трупа в поисках чего-то симпатичного в нем.

Лайонел с капитаном находились на палубе, некоторое время Катя слушала, о чем они говорят, но поскольку те ни разу не упоминали о ней, это занятие ей быстро надоело. Да и Лайонел не был многословен со вчерашнего вечера. Она полагала, он вовсе не станет с ней разговаривать, будет холоден и зол, но ошиблась. Утром, за завтраком, он приветствовал ее как ни в чем не бывало и даже предупредил, что на улице ясно. Его спокойствие и безразличие задело ее куда больше, чем вчерашний «Клайдерман» и «дурочка». Теперь она в самом деле чувствовала себя дурочкой, устроившей бурю в стакане. А Лайонел, получалось, повел себя с ней — бестолковым ребенком как взрослый и не стал лелеять, а потом демонстрировать обиду.

Однако ночь они провели порознь.

«Вполне возможно он устроился у Каридад, его ведь не смущает, что она немножко, самую чуточку мертва», — в негодовании мелькнуло у девушки.

В тот момент дверь распахнулась — вошли капитан с Лайонелом, на плече которого сидела самодовольная Орми. Только заметив, что Катя на нее смотрит, она по-хозяйски положила молодому человеку коготь на шею.

Девушка решила, что не станет поддаваться на провокации наглой мыши и отвернулась.

— Секретничаете тут, — умиленно спросил Теофано у дочери.

— Можешь выйти на палубу, — обратился Лайонел к Кате.

— Разве солнце еще не зашло? — удивилась она.

Он развернулся и молча вышел. Девушка досадливо стиснула зубы. Его манера не отвечать на вопросы, по его мнению, не нуждающиеся в ответе, ужасно ее бесила. Когда они не были в состоянии ссоры, такое пренебрежительное подчеркивание, что вопрос излишен, не выводило ее из себя. И совсем по-другому все воспринималось сейчас, когда его мысли, желания и мотивы оставались для нее тайной, а сама она продолжала сердиться. В большей степени оттого, что знала: ссора бессмысленна и ничего не изменит. Лайонел не перестанет любить женщин в платьях, прошлое не переделать, он спал с Талилу и еще с полчищами других, и свою гордыню, как и предупреждал Вильям, он никогда не смирит. И всем, кто хочет находиться рядом, придется играть по его правилам — то есть если тому будет угодно — в платьях или без них.

— Какой же выпендрежник, — прошипела она себе под нос, выходя на палубу.

Солнце ослепило — Катя в ужасе зажмурилась, но то не обожгло.

— Мы в безопасной зоне, солнце тут не причиняет нам вреда, — услышала она голос Лайонела. — Оно не настоящее.

Девушка распахнула глаза и, щурясь на яркий шар в безоблачном небе, кивнула.

— Знаю, тут не играет музыка, а все внешние звуки будто воспроизводятся с одного и того же диска. Это место, как та станция во Франции, с которой я ехала — всего лишь фотография из особенного альбома Вселенной.

Молодой человек недоуменно нахмурился.

— Альбома?

— Так мне объяснил один господин. Мы вместе ехали, — прохаживаясь по палубе, сдержанно пояснила она, боясь показать ему, как рада, что он с ней говорит.

— Проще говоря, межмирье.

Катя покосилась на него.

— Интересно, ты вообще способен признать, что проще тебя уже кто-то сказал?! — не без злорадства уколола она.

Он неопределенно хмыкнул.

Девушка облокотилась о бортик, любуясь озаренной лучами водой. Только увидев, вдруг осознала, как тосковала по солнцу.

— А почему бы вампирам не жить в таких местах постоянно? Зачем старейшины обосновались под Антарктидой, ведь люди могут однажды туда проникнуть, куда безопаснее было бы…

— А тот господин не объяснил?

Она улыбнулась, поняв, что сумела-таки его задеть. Лайонел приблизился и, накрутив прядь ее волос на палец, обронил:

— Тебе так легко угодить.

Катя повернула голову и, встретив его насмешливый взгляд, сразу догадалась, что замечание про господина — лишь снисходительно отбитая подача в словесном бадминтоне.

— Девушки способны прощать какие угодно преступления, кроме невнимания, — промурлыкал молодой человек и засмеялся, а посерьезнев, ответил на ее вопрос: