Нокаут - Денис Иванович Петренко

телевизору. В воздухе повисло какое-то неприятное напряжение, казалось, если сейчас взять и выстрелить из хлопушки, то вылетят стекла.

Владимир Николаевич поднялся на ноги и стал бодро, с улыбкой на лице, будто ему только что рассказали смешной анекдот, поворачивать бутылку шампанского, придерживая пробку.

– Я же говорил, – провозгласил он с улыбкой, демонстративно протягивая ладонь в сторону Саши. – Они безумцы! Кто еще, кроме филологов может произнести такую речь! Без них было бы скучно. Ну, хватит болтать! Подставляй бокалы! С Новым годом! С новым счастьем! Выпьем за ребят с прибабахом!

Бах! Пробка вылетела, и шампанское пролилось на руки бизнесмену. Напряжение сразу спало: все рассмеялись, стали подставлять бокалы, поздравлять друг друга. Потом гости вышли из-за стола и разошлись, о чем-то весело разговаривая, кто в коридор, кто на кухню, кто на балкон. Владимир Николаевич и Геловани закрылись в соседней комнате, чтобы обсудить свои дела.

Саша, опустив взгляд в пол, выпил сначала бокал вина, который стоял перед ним, потом еще шампанского. Он поднял глаза – лицо его снова выражало, казалось бы, минутную растерянность, как в том боксерском матче с Арзумановым после нокдауна. Мне показалось, что Саша сейчас встряхнется и снова придет в себя. Но тут я увидел, что в его лице появилась какая-то новая черта, которую сразу не заметишь. Обычно Саша бывал даже в минуты беспечного веселья сосредоточен и внимателен. А сейчас у него был отстраненный, рассеянный взгляд. Саша молчал и смотрел перед собой этим странным, ничего не выражающим взглядом, глаза его будто блуждали по комнате. Я оглянулся и понял, куда смотрел Саша и почему он вдруг стал таким растерянным: девушки, вышедшие покурить на балкон, что-то оживленно обсуждали, хихикая и указывая в сторону стола, за которым остались только Саша и я.

– Они все смеются надо мной, – проговорил Саша.

– Да ты что! Можно подумать, от того, что нам попался один дурак, так теперь весь праздник насмарку? Брось! Пойдем покурим, потанцуем! Где там моя шапка деда мороза?

Саша встал, мы вышли на балкон, смеявшиеся девушки вдруг смолкли, и было заметно, что они наигранно взялись обсуждать какой-то фильм, который будто бы собирались посмотреть на каникулах. Как только мы зажгли сигареты, они вернулись в комнату. Саша молчал, смотрел на звезды. С другой стороны дома раздавались взрывы петард, пускали цветные ракеты. Одна из них взвилась выше тополей и рассыпалась разноцветными искрами.

– Гляди, как здорово! – я даже захлопал в ладоши, но Саша продолжал молча курить, и я подумал, что он, наверное, испытывает то чувство, когда на ринге тебя отправляют в нокаут. Ты, может быть, даже стоишь на ногах, но воля к борьбе тебя покинула, бой продолжать нельзя, и нужно бросить на ринг белое полотенце. Саша зажег вторую сигарету. Я тоже. Потом третью.

– Ну, ты покури пока, – сказал я и вернулся в комнату.

Девушки снова веселились, танцевали с мужчинами, ребятами-школьниками, даже друг с другом. Я подошел юной особе в серебряном парике, поклонился и взял за руку. Мы сделали несколько па. Саша все стоял на балконе, спиной к окну.

– Почему же вы не танцуете с моим другом? – спросил я партнершу как можно более непринужденно. – Когда я приехал, вы не спускали руки с его плеч.

– Но ведь он, кажется, уединился на балконе, – ответила девушка.

– Так призовите его! – я хотел было подвести девушку к балконной двери, но она вдруг остановилась.

– Странный он у вас какой-то, – сказал она, как будто извиняясь. – Все про мертвецов каких-то говорит.

Когда она произнесла эти слова, к нам подошли другие девушки. Я спросил и у них их, почему после встречи Нового года они не дарят больше Саше своего внимания, и самая серьезная девушка, работавшая в банке, сказала:

– Да ведь он форменный псих, ваш приятель! Надо же, перед самым праздником такую чушь нести! Выпил, видимо, слишком много. А вы бы проконтролировали, – укоризненно обратилась она ко мне. – Ну ничего, проветриться сейчас…

Все посмотрели на балкон: согнувшийся едва ли не пополам Саша продолжал стоять, опершись локтями о перила. Сейчас, когда он не говорил, когда слова не создавали волшебного ореола вокруг него, я заметил, что он не только худ и слаб, но что у Саши какое-то гнутое, болезненное тело. Надо бы уехать отсюда, подумал я.

– А может быть, – тоненьким голоском пролепетала маленькая девушка, самая младшая из студенток, – может быть, он болен! Посмотрите, какой худой, и бедный, и живет один с мамой. Жалко его…

Девушки отошли в сторону, стали о чем-то быстро шептаться, и не успел я оглянуться, как они уже распахнули балконную дверь и окружили Сашу. Через минуту Саша, оживленный, повеселевший, вошел в комнату, читая нараспев «88» Рождественского. Только в чтении этом не было обычной Сашиной непринужденности и легкости. Он произносил слова как-то чрезмерно возбужденно, нервно. А девушки аплодировали ему и говорили, как они восхищены. Владимир Николаевич не возвращался, и никто не перебивал стройный хор похвал, который сыпался на Сашу. Банкирша сплела из елочных украшений венок и надела ему на голову. Он широко улыбался, и мне вдруг стало до тошноты противно на все это смотреть.

Противно мне стало от того, что Саше в моем представлении всегда был человеком, который мог вызывать только одно чувство – немого восторга, и эти девушки, кружившие вокруг Саши, и пришедшие к Геловани женщины, и мужчины – все они по сравнению с Сашей были жалкими дикарями с сознанием пещерного человека. И теперь эти дикари проявляли сострадание к гиганту, могучему силачу, стоявшему на недостижимой для них высоте, не потому, что действительно могли помочь, а потому, что были совершенно уверены в своем превосходстве. В их искаженном, недоразвитом уме Саша представлялся дегенератом, чудаком, ненормальным, и они, воображая, что как нормальные имеют право сильного, из жалости протягивали руку немощному, в тайне презирая его.

Мне захотелось немедленно уйти отсюда.

– Пойдем-ка выпьем по рюмочке, – я взял Сашу за руку и повел от девушек к столу.

– Пил он пиво со стараньем, пил он водку и вино, на лице его бараньем было все отражено! – с неестественным пафосом продекламировал Саша Вадима Шефнера. – Девушки! Я сейчас вернусь.

Подойдя к столу, Саша сам налил себе целый стакан красного вина и залпом выпил.

– Саша, – сказал я ему почти на ухо, чтобы никто не слышал. – Пойдем из этой шарашкиной конторы ко всем чертям. Они здесь все вместе взятые не стоят того, чтобы даже стоять рядом с тобой.

Саша посмотрел на меня мутными нетрезвыми печальными глазами –