С Лубянки на фронт - Анатолий Терещенко

Не эти ли черты негативно повлияли на качество его непродолжительной работы в должности начальника Генштаба (НГШ) в период с 15 января по 30 июня 1941 года, после чего Сталин смещает Жукова с должности НГШ и назначает его командующим Резервным, а затем Ленинградским фронтами.

Когда в боях под Москвой в 1941 году в районе Волоколамска командарм К.К. Рокоссовский, только что освободившийся из тюремного заключения, предложил во имя сохранения солдат истекающую кровью 16-ю армию отвести на новые, более удачные для организации контрнаступления позиции и хотя бы частично доукомплектовать ее, а потом ударить с нового плацдарма с новой силой по противнику, что было вполне стратегически оправдано, Г.К. Жуков приказал контратаковать врага.

– Сил у меня нет для этого, положим массу солдат и только, – кричал в трубку полевого телефона хриплым, надтреснутым голосом командарм.

– Не разрешаю, – орал командующий Западным фронтом Жуков.

Тогда Рокоссовский, видя неправоту руководителя фронтом, обратился через голову к начальнику Генштаба маршалу Б.М. Шапошникову. Жуков отреагировал мгновенно и жестко:

«Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю. Приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать.

Наверное, Жуков был прав, сообразуясь с принципом единоначалия, но все же больше истинных посылов было на стороне Рокоссовского, о чем сегодня говорят военные эксперты, анализируя ход тех событий.

Мягковатый по характеру маршал Борис Михайлович Шапошников предпочел промолчать, оставив командарма на растерзание разъяренному Жукову…

О героизме воинов 16-й армии в боях под Волоколамском К.К. Рокоссовский впоследствии писал, что «…именно в этих боях за город и восточнее его покрыли себя неувядаемой славой 316-я стрелковая дивизия и действующие с ней артиллерийские части, так же как и курсантский полк. Именно эти части, невзирая на многократное превосходство врага, не дали ему продвинуться дальше. С гордостью за вверенные мне войска могу сказать: в боях с 16 по 27 октября все они вместе и каждый в отдельности сделали все возможное, чтобы не допустить прорыва обороны армии. Они справились с этой задачей, и Родина чтит их беспримерный подвиг.

В последний раз Жуков и Рокоссовский встретились в Кремлевской больнице незадолго до смерти Константина Константиновича. После недолгого разговора Рокоссовский грустно посмотрел на старого приятеля и промолвил:

– Прощай, Георгий!

Они обнялись, и оба заплакали. Скупые мужские слезы покатились по щекам солеными горошинами…

Когда Сталин направил Жукова на Ленинградский фронт «исправлять недоработки и упущения своего предшественника», одним из первых его жестких указаний был приказ, касающийся попавших в плен красноармейцев. В нем, в частности, говорилось:

«Бойцы, сдавшиеся в плен по возвращении, подлежат расстрелу. Семьи тех, кто сдался врагу, – разыскать и расстрелять».

Это были жуткие слова для любого судьи военного трибунала. Чудовищность данного документа поразила даже Сталина…

Автору довелось услышать еще один тяжелый рассказ на эту тему советского аса, дважды Героя Советского Союза генерал-лейтенанта авиации Виталия Ивановича Попкова. Он рассказывал, что в период жарких боев за Сталинград у гитлеровцев было явное превосходство в воздухе. Армады люфтваффе, волнами по сто с лишним самолетов, бросались с неба на позиции советских воинов.

Бомбежки были страшные по последствиям для городских кварталов и воинских позиций и укреплений. Фронт отвечал поднятием в воздух порой только до десятка истребителей. Поэтому летать «сталинским соколам» приходилось тяжело – по пять-шесть вылетов за день. Летчики работали на грани физических возможностей и психологического истощения. Отмечались случаи, когда от усталости и нервных стрессов некоторые пилоты теряли сознание в воздухе.

И вот однажды с инспекцией к авиаторам прибыли Жуков с Маленковым. На второй день они приказали собрать на совещание летчиков. Командование фронта направило на эту встречу лучших асов – Героев Советского Союза и других летчиков, отмеченных высокими правительственными наградами…

Среди них был и Попков. Когда на этой встрече летчиков обвинили чуть ли не в трусости, многие стали возражать и доказывать московским гостям, как и на чем воюют бесстрашные «соколы».

После совещания Жуков приказал всем его участникам выйти во двор. Там они увидели два десятка измазанных, перепуганных и уставших красноармейцев разных возрастов без ремней и головных уборов. Оказалось, Жуков подписал приказ о расстреле солдат за проявленную трусость в боях.

Генерал В.И. Попков в той беседе, помнится, заявил:

«Я считаю, что это была очередная кровавая ошибка Жукова, тем более он там был вместе с Маленковым. Не надо было показывать летчикам, как расстреливают трусов. Мы тоже стреляли, но стреляли исключительно по врагу. Такой урок на пользу нашим асам не пошел…

Потом через много лет мы встретились, и я напомнил маршалу этот эпизод».

– И что ответил Жуков?

– Он отчеканил, высказывая свое понимание момента: «Это война. Нам нужна была победа. Я поступить по-иному не мог».

И возникает вопрос: перед кем поступить по-иному не мог – может, перед Маленковым – в тот период правой рукой Сталина?

Но был Жуков и другим.

В 1945 году начальник контрразведки Смерша Берлинского гарнизона информировал Жукова о том, что три наших офицера, находились в самоволке… в Париже, где пьянствовали, посещали публичные дома и были задержаны жандармерией за распевание в нетрезвом состоянии «Марсельезы». Военнослужащие Группы оккупационных советских войск в Германии ждали сурового приговора. Доложили Жукову материалы, он наложил резолюцию: «Объявить строгий выговор… Они – победители!»

И все же Жуков имел огромную популярность в народе и непререкаемую власть в армии. Он не был политиком и никогда не помышлял о захвате власти, хотя все власти предержащие его в этом подозревали – и Сталин, и Хрущев. И он часто сдавал своих патронов.

Кто-то из великих сказал, что любой грех, который мы видим в ближнем человеке, есть в нас самих, потому что если бы в нас его не было, то мы и в других бы его не видели.

Однако это все философия жизни, а сама жизнь намного сложнее.

Лубянка

Власть теряет все свое очарование, если ею не злоупотреблять.

После годичного пребывания на должности начальника Особого отдела Киевского особого военного округа и всевозможных чисток в чекистских органах из-за кровавых репрессий периода правления Н.И. Ежова 23 августа 1940 года Анатолий Николаевич Михеев был назначен начальником 4-го отдела (так называлась тогда военная контрразведка. – Авт.) Главного управления госбезопасности НКВД СССР. Свое назначение он воспринял спокойно, хотя и понимал, что хозяйство теперь его – все Вооруженные силы Советского Союза с двумя друзьями государства – Армией и Флотом.

Говорят, что кандидатуру именно Михеева опять предложил кадровикам заместитель наркома внутренних дел СССР энергичный Виктор Семенович Абакумов. Видно, он глубоко разбирался в пригодности людей для такой службы, оценивая в них в первую очередь общечеловеческие качества: порядочность, решительность и аналитический склад ума.

Все эти черты действительно имелись в характере Анатолия Николаевича.

А еще хочется отметить, что именно перед войной после «борьбы с искривлениями» в ряды органов государственной безопасности пришло немало образованных и толковых молодых людей, которые сумели, руководя своими спецподразделениями военной контрразведки, не только превзойти абвер и VI управление Главного управления имперской безопасности службы (СД), но даже в чем-то переиграть и спецслужбы наших союзников.

Давайте назовем их поименно: В.С. Абакумов, М.А. Белоусов, С.С. Бельченко, А.М. Белянов, В.В. Виноградов, Г.Ф. Григоренко, Н.И. Железников, Л.Г. Иванов, П.И. Ивашу-тин, Н.А. Королев, А.А. Крохин, А.П. Лебедев, И.И. Москаленко, Н.А. Осетров, В.И. Петров, С.П. Принцев, И.Т. Русак, А.П. Святогоров, А.М. Сиднев, В.В. Федорчук, С.К. Цвигун, Д.П. Шевченко и ряд других.

Все они были призваны в военную контрразведку органов госбезопасности в годы «послеежовских» реформ 1939 года. Они внесли свой весомый вклад в победу на невидимом фронте над противником, вероломно ворвавшимся на нашу землю, но забывшим историю своих походов на Русь.

Как тут не вспомнить высказывания «железного канцлера» Германии Отто Бисмарка, не единожды отмечавшего, что на Россию «не стоит нападать…», «что в нее легко войти, но трудно выйти…», «что россияне долго запрягают, но затем быстро едут», «что Россия обладает страшным оружием, которого у других нет, – огромной территорией» и т. д.