Лес потерянных - Анн Плишота

— Ты упомянула о Лучезарном сердце, которое желает заполучить Зло… — обратился к Вещунье Абакум. — Можешь рассказать нам об этом побольше?

Беглецы с беспокойством уставились на фея, отлично сознавая жизненную важность этого вопроса.

— Лучезарное сердце — это сердце Юной Лучезарной, — подтвердила Вещунья.

— Нет проблем! — воскликнула Окса, поднимаясь со стула. — Я готова!

— Окса, пожалуйста! — мгновенно среагировал ее отец, взволнованно глядя на дочь. — И речи быть не может, чтобы ты отправилась в картину!

— Но папа… — нахмурилась девочка.

— Никаких «но папа»! — жестко отрезал Павел. — Ты не пойдешь в картину! Вопрос закрыт.

— Но ты забываешь, что там Гюс! — возмутилась Окса. — Если мы не пойдем за ним, у него не будет ни малейшего шанса освободиться! Как ты можешь быть таким… бессердечным!

С этими словами Окса развернулась и с гневным и раздраженным возгласом выскочила из комнаты.

В гостиной воцарилась мертвая тишина. Беглецы смущенно молчали. Кое-кто поглядывал на Павла исподволь, кто-то просто буравил его взглядом, довольно откровенно выражая свое неодобрение.

Драгомира, огорченная реакцией сына, положила на его ладонь руку, пытаясь образумить. Но Павел, расстроенный больше обычного, резко вырвался и опустил глаза, погрузившись в болезненное самосозерцание.

Невыносимая по своей сложности дилемма буквально раздирала его душу на части, как коршун добычу: без пощады и перерыва. Он чувствовал, как страдают его друзья, Пьер и Жанна, чей единственный сын оказался в ловушке. Как ужасно знать, что он где-то там, насмерть перепуганный, одинокий, и ничего не предпринять, чтобы спасти его. Но войти в картину — это риск никогда оттуда не выбраться!

Павел поднял голову, избегая смотреть на Пьера с Жанной, взиравших на него с ужасом и болью. Его взгляд упал на монитор, где по-прежнему была последняя сделанная Гюсом перед вкартиниванием фотография: портрет Реминисанс, бабушки Зоэ… А за окном виднелось голубое небо с кучками сиреневатых облаков.

Павел обхватил голову руками и замкнулся в своих страданиях.

Этажом выше Окса сидела, скорчившись у стенки, на полу. В ней клокотало бешенство, которое ей никак не удавалось погасить, несмотря на все усилия. Курбита-пуко непрерывно колыхался на ее запястье, стараясь успокоить. Но Юная Лучезарная не реагировала на его попытки…

Окса резко взъерошила волосы и вздохнула. На улице рокотала гроза. Окса аж подскочила, когда прямо над Бигтоу-сквер громыхнул оглушительный раскат грома. Поднялся сильнейший ветер, перепугав прохожих. Внезапно в небе сверкнула ослепительная молния и ударила прямо в окно комнаты Оксы. Стекло разлетелось вдребезги.

— Вот это да… — зачарованно пробормотала девочка.

Уже не в первый раз она вызывает мощную грозу. Но нынешняя была прямо чудовищной! Ветер, как отражение кипящей в ней ярости, сметал все на своем пути: урны с грохотом падали и катились по тротуару, с домов слетала черепица и разбивалась о землю, а телевизионные антенны, вырванные могучим порывом ветра, ложились на крыши домов.

Стоя перед разбитым окном, Окса зачарованно наблюдала за разгулом стихии. И тут ветер неожиданно сменил направление.

Вместо того, чтобы метаться по Бигтоу-сквер, он обрушил всю свою мощь на немало удивленную этим Юную Лучезарную. От ледяного прикосновения ветра пламя гнева внутри нее вспыхнуло с новой силой. Она видела, как на нее наплывают чернильные облака, заволакивают ее зрение темной вуалью. А внутри Оксы шла яростная схватка между ветром и пламенем.

И тогда из глубины ее души вырвался крик. Оксе казалось, что она вот-вот потеряет сознание, и она изо всех сил вцепилась в усыпанный осколками стекла подоконник, в кровь раня руки. А потом рухнула на пол в глубоком обмороке.

Первым, что она увидела, открыв глаза, было лицо Тугдуала. Юноша смотрел на нее со смесью тревоги и восхищения.

— Сдается мне, лучше тебя не бесить… — пробормотал он, слегка улыбаясь.

Окса поморщилась. Все тело у нее ломило, будто она несколько часов таскала тяжести.

Девочка быстро взглянула в окно. Небо было голубым, солнце ярким, все казалось… нормальным.

— Я думала, наступил конец света! — буркнула она, садясь.

— Ну, скажем так: что-то близкое… — хмыкнул Тугдуал. — Квартал почти разрушен…

— Цыц! — осадил его дед, Нафтали.

Вокруг дивана, на котором лежала Окса, неподвижно замерли все Беглецы. Их полные тревоги глаза выдавали, насколько сильно все взволнованы.

К Оксе подошел Павел и положил руку ей на плечо.

— Ой, папа! — кинулась она ему на шею. — Прости меня! Дура я, что так взбесилась. Но… что это со мной?

Она повертела руками. Ладони были заклеены пластырем.

— Ты порезалась осколками стекла, — глухо ответил отец. — Но не волнуйся, Драгомира сделала все, что нужно… Через несколько часов от порезов останутся только воспоминания.

— Спасибо, бабуль! Э-ээ… ты использовала Нитепрядов? — девочку передернуло при воспоминании о крошечных паучках-швеях.

— Именно, лапушка! — без особого энтузиазма ответила Драгомира.

— Значит, я долго была без сознания?

— Четыре часа тридцать минут, — сообщил ей отец, взглянув на часы. — И все это время мы тут спорили. О тебе, Гюсе и картине. И пришли к важному решению.

— Кардинальному… — буркнул Тугдуал, мрачнея на глазах.

Павел кашлянул и провел рукой по лицу, словно пытаясь сообразить, что сказать. А главное, как.

— Как и у всех, у меня тоже душа болит… — начал он замогильным тоном.

— Ты не хочешь идти за Гюсом, да? — со слезами на глазах перебила отца Окса.

— Совершенно неважно, чего я хочу, малышка… — с горечью ответил он.

— Мы пойдем за Гюсом и Реминисанс, — сообщил Абакум. — Мы сильно рискуем, но выбора у нас нет: мы не можем оставить одного из нас в плену у картины. Несмотря на опасения Тугдуала, — продолжил он, сурово взглянув на парня, — мы куда сильнее, чем кажемся. Может, у нас глубокие морщины и седые волосы, но все же у нас есть сильные козыри. Конечно, это я не о тебе, детка…

— Ты имеешь в виду, что я приму в этом участие? — выдохнула Окса. Ее серые глаза распахнулись.

— Абсолютно безответственное решение… — отрубила Мерседика.

Ее тяжелый шиньон трясся от возмущения. Испанка зыркнула на Драгомиру, меланхолично теребившую одну из своих длинных кос, глядя куда-то в пространство.

Окса затаила дыхание.

— Мы не можем поступить иначе, кроме как взять тебя с собой… увы! — с тоской подтвердил Павел.

— Под этим «мы» имеются в виду все присутствующие? — уточнила девочка, обводя взглядом столпившихся вокруг нее Беглецов.

— Нет, Окса, — ответил ей отец. — Это сущий идиотизм — идти туда всем. Особенно твоей маме, которая слишком слаба для того рода… экзерсисов. С ней останутся Драгомира, Нафтали и Брюн, а также Жанна, Зоэ и Мерседика. Поскольку иногда важна численность, Кокрел и Бодкин займутся поисками Беглецов, которые могли бы присоединиться к нам. По их желанию и согласию…

— А ресторан? — спросила Окса.

В глазах Павла стояла горечь.

— На время нашего отсутствия им будет заниматься Жанна.

— Значит, я иду с вами? Точно? — настаивала девочка.

— Повторяю, я категорически возражаю против неразумного решения брать Оксу в картину! — воскликнула сильно недовольная Мерседика. — Похоже, вы все тут забыли, что она — Юная Лучезарная! Это чудовищная глупость — подвергать ее такому риску… Подвергать НАС такому риску! Напоминаю, она единственная, кто может открыть портал в Эдефию!

— Как я говорил, — продолжил Павел, прилагая массу усилий, чтобы не обращать внимания на предостережения Мерседики, — практически большинством голосов было решено, что в картину за Реминисанс и Гюсом пойдут Леомидо, Абакум, Пьер, ты и я.

Окса просто потеряла дар речи. Она не могла вымолвить ни слова. Все это казалось совершенно нереальным! Она не знала, что сказать, раздираемая противоречивыми чувствами: смесью страха, восторга и нетерпения. Окса поймала печальный взгляд Зоэ, и та ответила ей слабой улыбкой, полной смирения и ободрения.

— Вы кое-кого забыли! — с сердитой ноткой в голосе заявил Тугдуал.

— Да… Извини, Тугдуал… — пробормотал Павел. — Тугдуал тоже с нами идет, — добавил он специально для дочери.

— Ух ты… — только и смогла выдавить Окса.

В данный конкретный момент она чувствовала себя полной идиоткой и жутко от этого бесилась. Но, несмотря на такие скверные обстоятельства, Окса была довольна, что мрачный юноша пойдет с ними.

— Я Слуга очень Юной Лучезарной, — заявил Тугдуал, пристально глядя сапфировыми глазами на Оксу, покрасневшую до корней волос. — Никогда не забывай, что ради тебя я готов на все…