Воин Бездны - Алексей Головлев

Вскоре цоканье стало громче и отчётливей, к нему примешались звуки возни и еле слышное шуршание.

Да это же крысы! А он уже вообразил…

Эрван едва не расхохотался от облегчения: схватка в темноте со стаей оголодавших грызунов казалась сущим пустяком по сравнению с неведомой и страшной опасностью.

Крысы тем временем добрались до еды: из угла донёсся довольный писк, тихий скрежет глины о камень – наверно, зверьки в азарте двигали миску.

Трапеза не затянулась: через полминуты Эрван услышал тихое сопение совсем рядом. В локоть ткнулся любопытный нос, кожу защекотали жёсткие усы – похоже, грызуны были не прочь получить добавку.

Эрван не двигался: собрав остатки воли, он сдерживал дрожь.

«Они уже сытые… сытые… понял?! Если не разозлить, всё обойдётся! Терпи… терпи…»

Одна крыса забралась на грудь, пододвинулась вплотную к лицу – Эрван почувствовал её тёплое дыхание. Другая с тихим сопением исследовала штанину – острые маленькие зубы пронзили ткань, вцепились в ногу.

Эрван вздрогнул.

Крысы метнулись во мрак. Миг – и топоток крохотных лап затих. Словно и не было.

Перед глазами Эрвана поплыли радужные пятна. Он схватился за грудь и вдохнул: глубоко, с надрывным всхлипом. Только сейчас он понял, что всё это время не дышал.

Страх отпустил. На смену ему пришли слабость и опустошённость. Не хотелось ничего – даже есть.

Он вытянулся на неудобном ложе, устремив взгляд в невидимый потолок, и погрузился в странное, полуобморочное состояние – не то сон, не то явь…

«Что, парень, доигрался?!»

Мысль была вялая и неспешная: Эрван представил, как она тяжело ворочается подо лбом.

Усмехнулся: ни сожаления, ни тем более раскаяния он не чувствовал – как сложилось, так сложилось.

Он перебирал в памяти события, приведшие его сюда: вот он даёт пощёчину зарвавшемуся наглецу; вот он принимает вызов, договаривается о времени и месте встречи… Ошибся ли он тогда? Эрван прислушался к себе: совесть молчала.

Значит, нет.

Виноват ли он в том, что не послушал Хлыста?

Совесть проснулась, Эрван ощутил лёгкий укол: значит, да.

Эрван вздохнул.

Хлыста он подвёл, это точно. Даже представить нельзя, какие сейчас у того неприятности: на вверенном ему курсе один кадет едва не прикончил другого. И когда – за несколько дней до выпуска!

Из наставников попрут, это точно. А может, и чего похуже… Он вспомнил лицо Хлыста там, на месте поединка, и поёжился: совесть разгулялась вовсю.

«На допросе возьму всё на себя и дело с концом! Может, хоть наставника не тронут. Кто им кадетов учить будет?»

Совесть мало-помалу успокоилась: на смену ей пришло чувство голода.

«Если протяну до допроса… – угрюмо подумал Эрван. – С голодухи не сдохну – крысы сожрут. Выбирай, парень!»

Эрван сонно ухмыльнулся.

Немудрено, что заключённые сами на допрос бегут. Посидишь тут с недельку – в чём угодно признаешься!

«Только не я».

Мысль была ясная и твёрдая. Словно и не ему принадлежала, а кому-то другому: более взрослому, мужественному и сильному.

Да!

Лёжа в тишине и мраке, попеременно терзаемый голодом и совестью, Эрван понял о себе простую вещь. Понял – и рассмеялся с тихим торжеством. Прошептал в темноту.

«Убить меня можно. Сломать – нет.

Поняли, вы?! Так-то!»

Прошлое закончилось, и это его не волновало. Будущее выглядело мрачно, но и это уже не имело значения.

Он спал глубоко и крепко – как тысячи его сверстников по всей Арморике.

И безмятежно улыбался во сне.

– Номер сто тридцать шесть – на выход!

После четырёх дней полной тишины голос показался Эрвану похожим на горный обвал. Сощурив глаза от пламени факелов и зажав уши руками, он замер.

Что от него хотят?

Смысл приказа не доходил до него – слишком привычным стало оцепенение души и тела.

Мозолистые руки схватили запястья Эрвана, ловко и споро накинули верёвку. Миг – и на глазах затянулась повязка: чуткий нос Эрвана уловил запах старой пыли.

Толчок под ребро.

– Оглох? Двигай!!!

Справа и слева – тяжёлые шаги, на локтях – чужие пальцы.

Куда его ведут?

Вопрос застыл на языке: нет уж! Пусть делают что хотят – ни звука от него не дождутся. И так он всё скоро узнает… Может, лучше и не знать?

Эрван горько улыбнулся: слава богу, хоть страх в глазах они не увидят – повязка укроет.

А кстати… Она-то – зачем?

Эрвану доводилось слышать, что такие штуки надевают приговорённым перед казнью – говорят, палачи очень не любят смотреть жертвам в глаза…

Но ведь приговора не было! Даже на допрос не таскали. Не могут же они казнить просто так – без суда?

«Могут, – сообразил он с отчаянием. – Если идёт война».

Но ведь… Когда его сюда упекли – всё было тихо! Да, все предполагали, что северяне навалятся вот-вот: и отпуска летней эскадре отменили, и курс их отправляют недоучками – на усиление флота…

И сквозь ограду академии просачивались слухи один другого нелепей: то на перевалах уже идут бои, то фаэри вот-вот с юга придут и уничтожат остатки вольностей людских… А всё-таки верить не хотелось: особенно теперь.

Похоже, лестница винтовая, неудобная… А его тянут вверх по ступенькам, пыхтят, несут почти – хотят целым доставить! Ну и ладно, ну и хорошо.

Опять под ногами ровно: поворот направо, ещё раз направо, потом налево…

– Стоять!

Лязг запоров, скрип дверей… и громкие крики чаек. И тёплый ветер в лицо.

Эрван замер, прислушиваясь: рокот волн доносился с запада, футов с пятисот.

Значит, всё-таки подземелья форта: в ночь поединка он даже не успел сообразить, куда его упрятали, – слишком быстро всё произошло…

– Двигай!

Под ногами тепло и мокро: наверно, дождь кончился совсем недавно.

Эрван глубоко вдохнул, надеясь уловить запахи умытой зелени.

А что? Дышать-то ведь – можно?

Скрип плохо смазанной телеги, неторопливый перестук копыт… В ноздри ударил запах конского навоза.

Через секунду Эрван почувствовал, как его поднимают в воздух и швыряют, словно куль с мукой. Он сжался в предчувствии удара… умелые руки подхватили его и усадили на что-то твёрдое.

Эрван осторожно заёрзал, ожидая повелительного окрика… нет, пока тихо. Связанными за спиной руками рискнул потрогать сиденье – пальцы нащупали едва оструганное дерево.

«Как на солдатском гробу… – мелькнула паническая мысль. – Неужели всё-таки – эшафот?»

Он снова порадовался, что глаза закрывала повязка. Кто бы и куда бы его ни вёз – слёз он не увидит!

Лошади взяли с места: без хлопанья вожжей и понуканий кучера.

Эрван ударился затылком о что-то твёрдое. Чуть слышно зашипел – звук растворился в скрипе колес. Вскоре повозка замерла – краем уха Эрван уловил, как неподалёку вполголоса переговаривались.

«Наверно, это охрана ворот, – догадался он. – Значит, повезут в город – зачем только? Казнили бы здесь – места им мало?»

Хотя Эрван и старался ожесточить себя, подготовить к неизбежному и, быть может, самому худшему… но против воли ощутил давно забытое чувство. Оно зародилось где-то в груди, жаркое и трепещущее. Оно заставило дыхание участиться, а сердце – забиться сильнее.

Надежда…

Повозка тронулась в путь, пересчитывая ухабы. Через несколько минут дорога стала ровнее, колёса загрохотали по брусчатке.

«Наверно, это уже городская мостовая» – Эрван изо всех сил старался скрыть подступившее ликование.

Его вывезли из форта! Вывезли!

«А это значит… это значит… – с робкой надеждой предположил он. – Что виселицы не будет: в городе казнить не принято».

Он только сейчас осознал с полной ясностью, насколько хочет жить. Каменоломни – пускай!!! Как там говорил коротышка-следователь?

«Из каменоломен рано или поздно выходят»?

Вот и он выйдет: и не просто выйдет, а еще и оправдается!

Эрван счастливо улыбнулся.

«Только для мёртвых всё решено. А я ещё побарахтаюсь!»

Сквозь скрежет несмазаных осей Эрван различил возбуждённые голоса. Откуда-то слева под нехитрый аккомпанемент скрипок лилась песня. Еще дальше выводили мелодию несколько флейт.

«Развлекаются, – подумал Эрван без тени зависти. – Что ж, каждому своё».

Лошади медленно поднимались в гору – Эрван слышал их натужное дыхание. Рядом с ним позвякивали доспехи конвоиров.

«Кажется, четверо, – на слух предположил Эрван. – Двое по бокам и ещё пара напротив. Хм… С чего бы мне такая честь?»

Опасения зашевелились с новой силой.

Куда его везут? Если не на казнь, то куда? Перевозят в городскую тюрьму? Это вряд ли: Эрван слышал, что она предназначалась только для штатских. В городской суд? Тоже вряд ли. Дела военных рассматривал трибунал в крепости.

Тогда зачем?!

«Думай, парень, думай!!! – тормошил себя Эрван. – Что бы ни случилось – только б не врасплох!»

Итак…

Судить его не судили, приговор не вынесли. Убивать в камере не стали, из форта вывезли. Спрашивается, зачем?