Последний резерв - Игорь Подгурский

Так Алешкины стали фермерами. Они сразу с головой окунулись во все те дела, что напрямую или косвенно были связаны с выращиванием растения, востребованного на десятках планет, заселенных людьми.

Богачами их назвать было трудно, даже по местным меркам. Слишком малы посевные площади, а два бэушных автоматизированных уборочных комбайна периодически ломались и требовали ремонта. Тем не менее, семья отставного военного скоро пополнила ряды крепкого среднего класса, живущего хоть и не в роскоши, но в стабильном достатке. Двадцать пять лет беспорочной службы Алешкина-старшего обеспечили всей семье безоблачное будущее.

Пока отец с матерью выращивали пачуа розовую, единственный их отпрыск Ингвар занимался тем же, что и все дети. Рос, учился и шкодничал в меру сил и фантазии.

Время бежит быстро, а еще столько всего надо успеть сделать и добиться в жизни. Мальчишка не считал честолюбие чем-то постыдным и с трепетом пытался прислушиваться к тому, что творилось у него в душе. Отголоски внутренних бурь вызывали у него смутное томление и радость от того, что ждет впереди. Стремящихся отличает от всех остальных — мечта. Витая в грезах, недоступных другим, они ни в чем себе не отказывают. Все сомнения давно отброшены. Если ни в чем не сомневаешься, то идешь к цели быстрее остальных. Правда, шансы свернуть шею тоже возрастают в геометрической прогрессии.

…Старший Алешкин очень гордился своей первой наградой. Ее вручали военнослужащим, выполнившим нормативы стрелковых соревнований и боевых стрельб. Это был заплетенный в косичку шнур из нитей тусклого черного цвета с закрепленным на нем золотым венком. В венке голубь, держащий в клюве оливковую ветвь — символ Содружества. Подвеской служили миниатюрные снаряды. Одним кольцом шнур крепился под правым погоном, другим — на третьей сверху пуговице кителя. Три стальных миниатюрных заостренных цилиндрика, подвешенных на нижнем конце аксельбанта, означали высшую степень.

Подполковник всю жизнь прослужил в артиллерии. В разговоре он всегда подчеркивал, что свой аксельбант получил не за учения. Им награждали истребителей бронетехники, ведущих огонь прямой наводкой. Артиллеристов дальнобойных орудий, стрелявших с закрытых огневых позиций, вне прямой видимости врага, никогда не награждали шнуром «За меткую стрельбу». Точность их огня больше зависела от корректировщика на переднем рубеже и вычислителя установок стрельб, чем непосредственно от орудийного расчета.

Какую бронетехнику он жег прямой наводкой, старый артиллерист не рассказывал. Правда, это не мешало ему гордиться черной плетенкой, висевшей на кителе. Маленькому Ингвару она напоминала ядовитую змею с тремя клыками, вывороченными наружу, пригревшуюся и уснувшую на груди у отца. Он боялся, что она когда-нибудь проснется и тугими петлями обовьется вокруг его шеи в смертельной хватке взаимной любви. Отца было жалко до слез. Неужели он не видит притаившуюся опасность?!

Карапуз решил не откладывать дело в долгий ящик. «Задумано — сделано» — это было характерной чертой их рода. Если бы Алешкины имели герб, на нем можно было бы выгравировать эти слова как девиз. Герб отсутствовал, но принятые решения все равно стоило претворить в жизнь как можно быстрее.

Мальчишка вооружился садовыми ножницами, забытыми мамой на клумбе у входа в дом. У нее был маленький пунктик: живая изгородь вокруг дома должна быть строго определенной высоты. Молодые веточки, выстреливавшие вверх зеленые отростки, моментально срезались.

Китель со змеей, притворившейся аксельбантом, располагался в специальном отсеке платяного шкафа, отдельно от гражданской одежды.

Мундир висел на плечиках высоко, не дотянуться. Пришлось отложить секатор и перебежками пробираться в гостиную за стулом. Обратный путь занял вдвое больше времени. Тяжелый стул пришлось тащить осторожно, чтобы шумом не выдать себя. Наконец стул был установлен перед распахнутыми створками гардероба. Ингвар предусмотрительно выдерживал дистанцию до черного аксельбанта на расстоянии вытянутых рук плюс длинных ручек садовых ножниц. Его не проведешь, он нутром чуял коварную сущность твари. Развести пластиковые ручки в стороны, свести…

Перед стальными челюстями черная гадина не устояла. Щелк! Голова со стальными зубьями, звякнув, шмякнулась на пол. Щелк! Щелк! Порезанный на несколько кусочков шнур «За меткую стрельбу» скорчился на полу.

Отец спасен! Опасность миновала. Поверженный враг уже не казался страшным, как на кителе. Теперь черные обрезки не вызывали никаких чувств, кроме одного — благостного удовлетворения от выполнения задуманного.

К счастью юного спасателя, на растерзанный аксельбант первой наткнулась мама. Она раз в неделю перекладывала одежду листьями пугай-дерева, заменяя засохшие и потерявшие запах на свежесорванные. Пахучие листья исправно отпугивали вездесущих жучков, больших любителей полакомиться тканью.

Пришлось воспользоваться службой экспресс-доставки. Корабли, регулярно курсировавшие между колонизованными планетами Содружества, могли доставить любой товар, от пуговиц до морозильной камеры для скотобойни.

Через неделю новенький шнур незаметно пришили на законное место под правым погоном. Младшего Алешкина после короткой лекции «Как распознать врага» перетянули мокрым полотенцем по спине. Маменька целила пониже, но прицельное воспитание затруднительно, когда мелкое и шустрое чадо носится вокруг стола противозенитными зигзагами, уходя от родительской длани.

Спрятавшись под столом, мальчишка грустно размышлял: героические свершения, сопряженные с риском для жизни, удовольствие ниже среднего. Получить по хребту от любимой мамы ни капельки не больно, но крайне унизительно и несправедливо. В два раза выше его ростом, а так ничего и не поняла. Обидно.

Отцу ничего говорить не стали. Так потомок меткого артиллериста получил урок жизни: ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

Алешкин-старший надевал форму редко, исключительно по большим праздникам. Большим в его понимании. Когда подошел очередной Праздник урожая и время надеть форму, отставной подполковник подошел к зеркалу. Собственным отражением он остался доволен на сто процентов. Вояка смахнул невидимые пылинки с обшлага старого мундира и удовлетворенно хмыкнул, разглядывая предмет тайного обожания:

«Сколько лет прошло, а он все как новенький!»

Черный шнур был официальным признанием заслуг. Неофициальное признание — синяя татуировка у основания большого пальца правой руки, размером с мелкую монетку. Тату представляла собой круг с заключенными в него двумя перекрещивающимися стволами орудий. Древняя эмблема пушкарей была отличительным знаком части, в которой служил и сражался отец. Наколоть такой символ имели право не просто прошедшие «крещение огнем», а проявившие исключительное личное мужество. Или спасшие погибавших однополчан.

На робкий вопрос сына: «За какое из двух свершений тебя отметили?» — отец, замявшись, ответил: «Так уж вышло, что за оба сразу. Повезло, значит, тогда, подфартило».

В подробности прошлого отставной подполковник вдаваться не собирался. Если рассказывать все как было, никто в армию служить не пойдет.

В те годы только-только провозглашенное Содружество старалось набрать силу, сгребая в кучу непокорные планеты. Все вместе — сила. Время одиночек закончилось.

…Соседнюю огневую позицию накрыло бинапалмом. Летуны раздолбили своих же, с первого захода.

Одиночный бомбардировочный аэробот вынырнул из облаков, обронил черный контейнер с бинапалмом и, взмыв, вновь потерялся в низких облаках.

Контейнер ударил точно в центр позиции батареи и, вспухнув горбом пламени, расплескался во все стороны. Еще когда он оторвался от мутно-серого брюха бомбардировщика, необыкновенное чутье, профессиональный глазомер и мгновенный, почти бессознательный расчет подсказали командиру обреченной батареи, что от черной смерти, падающей из поднебесья, не уйти. Она рухнет прямо на них.

Офицер сделал единственное, что было возможно сделать в оставшиеся мгновения, — во всю луженую командирскую глотку крикнул: «В укрытие!» — понимая, что артиллеристы не успеют. Последнее, что он отметил в сознании, — легкий хлопок, едва заметный шелестящий звук, мгновенно превратившийся в рев пламени, которое жадно пожирало все вокруг.

Верхний край стены огня на миг завис в воздухе, играя всеми оттенками красного, а потом тяжко рухнул вниз, растекаясь по позиции батареи.

Уцелел только корректировщик соседней батареи. Почти уцелел. Его выносной наблюдательный пункт располагался на небольшой высоте. Аккурат перед двумя батареями.

Огненный язык бинапалма не смог дотянутся дотуда, растеряв по пути свою мощь. До корректировщика долетело лишь несколько огненных брызг. Но и этого хватило за глаза. Алешкин-старший, тогда еще лейтенант второго класса, первый заметил живой факел, вылезший на бруствер окопа. Он долго не раздумывал и помчался на горку с полевым огнетушителем в руке. Зеленые баллоны с красной полосой входили в запасной комплект каждого орудия. Никто на них никогда не рассчитывал всерьез, а тут пригодились.