Ступени. Беседы митрополита Антония Сурожского - Сурожский Антоний

– Я читал утренние и вечерние молитвы и не могу отозваться на все, что там сказано.

Я всегда говорю вопрошающему:

– А как ты можешь ожидать, что будешь отзываться на все, что там сказано. Ты посмотри: над каждой молитвой стоит имя какого-нибудь святого: Василия Великого, Симона Нового Богослова, Иоанна Златоуста и т. д. Неужели ты можешь мечтать о том чтобы переходя от молитвы к молитве, ты сможешь в полноте пережить, как бы соединиться с опытом всех этих святых, то есть вместить в себя молитвенный опыт шести, десяти, двенадцати святых, которые написали или составили эти молитвы?

Я напрасно употребил слова "написали или составили". Молитвы, которые у нас есть, псалтири или молитвы из нашего молитвослова, не были написаны. Никто не сидел перед письменным столом и не сочинял молитвы. Эти молитвы – крики души, вырывающиеся так, как кровь льет из раны, в момент или восторга, или покаяния, или отчаяния, или боли, или надежды: которые святой потом запечатлел на бумаге, чтобы не забыть то, что когда-то с ним случилось. И если мы хотим молиться молитвами святых, мы должны, во-первых, их читать честно, приступая к молитве, обратиться к святому и сказать ему:

– Святой Василий, святой Иоанн, святой Симеон, я буду употреблять твои молитвы, но я не в состоянии их вместить. Я буду их повторять всей честностью своей, всем своим умом, пониманием, а ты возьми эти молитвы и вознеси с твоею собственною молитвою к Престолу Божию.

Это уже начало нашего общения с данным святым и с тем, что он вложил в эту молитву. А в эту молитву он вложил все: свое знание о Боге, вложил свое знание о себе самом, свой опыт жизни, свою нужду, он влился в эту молитву. Когда мы будем читать ее, некоторые ее моменты нам будут понятны и близки, потому что они человечны, а некоторые будут для нас закрыты и непонятны. Нам не под силу будет сказать от себя самих некоторые слова, которые святой сказал совершенно правдиво из глубин своего опыта. Когда я еще был юношей, я поссорился насмерть со своим товарищем. Я пришел к отцу Афанасию и сказал ему:

– Что мне делать, я поссорился с Кириллом и простить ему не могу то, что он мне сделал. Что мне делать?

Отец Афанасий на меня спокойно посмотрел и сказал:

– Когда читаешь "Отче наш", там есть момент, где говорится: "прости, как я прощаю". Дойдешь до этого места и скажи: "Господи, не прощай меня, потому что я Кирилла простить не могу".

– Я не могу этого сказать.

– Ты ничего другого сказать не можешь.

Я попробовал, дошел до этого места и не мог этих слов произнести. Я вернулся к отцу Афанасию.

– Ну если ты не можешь сказать этих слов, то перескочи через это прошение.

Я попробовал – невозможно, потому что это прошение, как грань, стоит между моим спасением и моей погибелью. Я вернулся снова к отцу Афанасию. Он говорит:

– И что? Тебе страшно, что ты погибнешь? Тогда ты вот что попробуй сделать. Скажи: Господи, я очень хотел бы простить Кирилла, да не могу. Ты можешь меня простить постольку, поскольку я хотел бы ему простить.

Я попробовал и это получилось. А потом постепенно, переходя от одного оттенка переживания к другому, я вдруг увидел, какое это безумие. Конечно, я могу простить Кирилла, он передо мной даже и не виноват. Мы оба друг перед другом виноваты. Я сначала с ним примирился, а потом свободно, спокойно оказался в состоянии говорить эти Божественные слова, которые решают нашу судьбу.

Надо говорить слова молитвы честно. И когда мы не можем чего-нибудь сказать совершенно честно, мы должны сказать Господу: «Я произношу только слова святого, который написал эту молитву, но от себя это я не могу сказать. Помоги мне когда-нибудь дорасти до этой меры». Но дорасти будет невозможно, если мы просто будем твердить эти молитвы и к ним никогда не возвращаться.

А для этого надо сделать две очень важные вещи. Во-первых, то, что нам св. Феофан Затворник предписывает: продумать и прочувствовать каждую молитву не в тот момент, когда мы совершаем молитвословие, а когда мы можем сесть спокойно, читать эту молитву, вдумываться в нее. Мы можем поставить перед собой вопрос: вот то, что знал святой такой-то о Боге, о себе, о жизни. Что я знаю об этом? Мы должны почувствовать, довести до своего сознания, до своего сердца и как бы из глубин своего воспоминания, своего опыта жизни вынести на поверхность все то, что соответствует словам этой молитвы, так, чтобы в момент ее прочтения весь мой духовный и человеческий опыт был вызван наружу словами этой молитвы. Тогда каждая молитва постепенно начнет оживать, становиться моей молитвой, вокруг каждого слова будут кристаллизироваться моменты моего собственного опыта.

Во вторых, существуют молитвы, которые могут служить как бы программой для жизни. Например, в вечерних молитвах есть двадцать четыре коротких молитовки на каждый час дня св. Иоанна Златоуста. Мы их читаем вечером, оптом, если так можно выразиться. Но мы можем каждый день выбирать одну из этих молитв и посвятить ей, если не целый день, то полдня или несколько часов. «Господи, в покаянии прими мя!». Вот подумай, почувствуй, что значит покаяние. И когда ты это продумаешь и прочувствуешь, посвяти хотя бы несколько часов этого дня тому, чтобы учиться каяться. Есть другие молитвы: «Господи, дай мне слезы и память смертную и умиление! Господи, даждь мне целомудрие, послушание и кротость!» Если взять одно из этих слов и поставить себе за правило в течение одного дня, нескольких часов или полдня против этого не грешить, то каждая молитва начнет оживать. И когда мы будем становиться на молитву перед Богом, мы не будем просто твердить молитвы святых, а будем словами святых возносить Богу свою молитву. Тогда получится то, что один мальчонка сказал своей матери после того, как она заставила вычитать вечерние молитвы.

– Мама, теперь после того, что мы намолитвословили, давай-ка сделаем себе удовольствие и помолимся Богу. Скажем Ему сами то, что мы о Нем чувствуем или то, что нам хочется Ему сказать.

Вот с этого бы начать и нам.

Духовность и духовничество

Я хотел бы сначала определить слово «духовность», потому что обычно, говоря о духовности, мы имеем в виду определенные религиозные выражения нашей духовной жизни, такие, как молитва, как подвижничество. Это становится ясно из святоотеческих книг, как, например, книги Феофана Затворника. Говоря о духовности, как мне кажется, надо помнить, что духовность заключается в том, что в нас совершает действие Святой Дух. И то, что мы называем духовностью, обычно – это таинственное проявление действия Духа Святого.

Это положение сразу ставит духовничеству очень четкие границы, потому что здесь идет речь не о том, чтобы человека воспитывать по каким-то принципам, научить его развиваться в молитве или аскетически по каким-либо трафаретам. Духовничество будет заключаться в том, чтобы духовник, на какой бы степени духовности он ни находился, зорко следил бы за тем, что над человеком и в человеке совершает Святой Дух, согревал бы Его действие и защищал от соблазнов и падений, от колебаний неверия. В результате этого духовническая деятельность может представиться, с одной стороны, гораздо менее активной, а, с другой стороны, гораздо более значительной, чем мы часто думаем.

Я хочу предварительно сказать несколько слов о том, что «духовничество» – неоднозначное понятие. Существует, как мне кажется, три типа духовников. Прежде всего, на самом основном уровне, это священник, которому дана благодать священства, заключающая в себе не только право, но и благодатную силу совершать таинства: таинство евхаристии, таинство крещения, таинство миропомазания, а также таинство исповеди, то есть примирения человека с Богом.

Большая опасность, которой подвергается молодой, еще неопытный священник, полный энтузиазма и надежды, заключается в том, что он, только что вышедший из стен Богословской школы, воображает, что рукоположение наделило его и умом, и опытностью, и различением духов. В аскетической литературе это явление называется "младостарчеством". Священник, еще не обладающий духовной зрелостью, еще не обладающий даже тем знанием, которое дает просто личный опыт, но думающий, что его научили всему этому, считает, что это знание может ему помочь взять кающегося грешника за руку и возвести от земли на небо. К сожалению это случается слишком часто и повсеместно. Молодой священник только в силу своего священства, не от своей духовной опытности и не от того, что Бог его к этому привел, начинает руководить своими духовными детьми приказами: этого ты не делай; это ты делай; такую-то литературу не читай; в церковь ходи; отбивай поклоны… В результате получается некая карикатура духовной жизни у его жертв, которые, может быть, делая все, что делали подвижники из духовного опыта, становятся похожими на дрессированных животных.