Старьевщица - Олег Рой

Вернувшись домой с битком набитыми пакетами, он распихал трофеи по полкам холодильника и залюбовался результатом. Давно в его доме не было такого изобилия! Теперь какое-то время можно не беспокоиться. Он разыскал мобильный, который уже с месяц валялся выключенным, и позвонил Даше.

— Ты? — прозвучал в трубке ее счастливый голос. Сколько лет они уже встречались, а она все еще радовалась каждому его звонку, каждому их свиданию так, как в самом начале отношений. — Вот здорово, а я хотела сама тебе вечером звонить. Как ты там, Андрюша?

— Я хорошо, — бодро заверил он и оказался в этом почти что честен. Действительно, впервые за последние много дней у него было не так муторно на душе. — Соскучился, захотел тебя увидеть. Ты не занята сегодня?

— Свободна, как весенний ветер, — процитировала Даша какое-то известное произведение. — Хочешь, приеду к тебе после работы?

— Давай лучше я к тебе, — возразил он. — А то мне уже осточертел вид собственной квартиры. Скоро выть от него начну. Живу тут, как одинокий волк в логове.

— Конечно, приезжай! — сразу же оживилась Даша. — У меня курица жареная есть, я твой любимый салат приготовлю...

— Ну и отлично. А я привезу вино, устроим пир.

— Вино? — изумилась Даша. — Откуда?

— Да так, — довольно усмехнулся Андрей. — Пара копеек тут на меня с неба свалилась. Приеду — расскажу. Может, ты разберешься... Ты когда дома будешь?

—Могу сегодня уйти пораньше, все равно клиентов нет... Давай договоримся на восемь?

Нажав на кнопку отбоя, Андрей отложил телефон и почувствовал, что его настроение значительно улучшилось. Когда ждешь вечерней встречи, день уже не кажется таким пустым и никчемным. Правда, тянется все так же тягуче медленно...

Не успел он отложить телефон, как раздался звонок.

— Здорово, Дрон! — прозвучал в трубке хорошо знакомый веселый голос. — Надо же, прямо удивляюсь — в кои-то веки до тебя дозвонился! Даже не верится... А то как ни наберу номер, ты все недоступен да недоступен. Я уж, грешным делом, беспокоиться начал, не случилось ли чего такого с другом детства... Ведь мы с тобой уже месяца два, наверное, не виделись и не слышались.

— Да нет, Костян, со мной все в порядке. Были трудные времена, но теперь все потихоньку налаживается, — ответил Андрей, который и сам в эту минуту почти верил своим словам. — Сам-то ты как?

— А чего спрашиваешь — в одной стране живем! Как все, так и я, — хохотнул Константин. — Слушай, Дрон, раз уж пошла такая пьянка, приезжай в выходные к нам! Да хоть в это воскресенье. Катька рада будет тебя видеть.

— В воскресенье, говоришь? — Интересно, когда у него перестанет екать сердце при упоминании Катиного имени? — Гм... Пока ничего точно обещать не могу, еще точно не знаю своих планов. Но попробую выбраться.

Разговор с другом детства и предстоящая встреча с ним и тем более с Катей окончательно привели его в отличное настроение. И Андрей стал собираться к Даше, бодро насвистывая какой-то бравурный мотивчик. Нет, все еще наладится, фортуна еще улыбнется ему.

Даша жила не так далеко от него, на «Сходненской». И сегодня Андрей позволил себе отправиться к ней не на метро, которое недолюбливал, а на такси, точнее, на частнике. Сторговался за двести пятьдесят рублей с молодым парнем, явно приезжим из Средней Азии, и уселся в его старенький «Фольксваген» — а что делать? Выбирать не приходится. Ехали долго, не ехали даже, а ползли, то и дело застревая в таких привычных для вечерней Москвы пробках. Андрей коротал время проверенным способом — воспоминаниями. Сегодня он думал о Даше... И обо всех других женщинах, которые были в его жизни. И до сих пор, как и двадцать пять лет назад, они делились для него на две категории — Катя и все остальные.

Во всех подробностях он помнил тот хмурый ноябрьский день, когда в их художественной школе появилась новенькая. Тоненькая, как стебелек травы, девочка с прямыми темными, почти черными, волосами, прекрасными серыми глазами, в которых пряталась какая-то загадочная печаль, и удивительно светлой для брюнетки бело-розовой кожей. Тогда, увидев ее, он тотчас позабыл о натюрморте с восковыми яблоками, который они рисовали, забыл обо всем и во все глаза уставился на нее.

— Какая красивая! — восхищенно шепнул он Косте. — Просто с ума сойти!

— Эта-то? — скептически хмыкнул Костя с тем циничным выражением лица прожженного знатока женского пола, какое бывает только у подростков, парни постарше уже понимают, насколько подобное выражение смешно. — Да ну... На мой вкус, так себе, ничего особенного. Ни спереди, ни сзади подержаться не за что.

Конечно, он тогда покривил душой ради позы бывалого знатока женщин. Катя уже и в том возрасте была очень хороша, красива тем, как выразилась позже их пожилая учительница, вымирающим видом красоты, какой часто встречается на полотнах старых мастеров и на старинных черно-белых фотографиях, но какой очень редко можно увидеть в наши дни. На незаурядную внешность новенькой обратили внимание даже девчонки. Обычно женщины в вопросе чужой привлекательности крайне ревнивы. Еще Гоголь подметил, что они скорее с чертом поцелуются, чем признают другую красивее себя. Но, видимо, у учениц их художественной школы чувство прекрасного было развито сильнее, чем заурядная бабская зависть. И когда Андрей тихонько сказал, что новенькая похожа на «Царевну-Лебедь» Врубеля, девочки дружно с ним согласились и с тех пор именно так и называли новую ученицу. Это прозвище прочно прилепилось к Кате в художественной школе. И еще долго, думая о Катюше, Андрей так и называл ее про себя — Царевна-Лебедь. Настолько сказочно-прекрасной, неземной, возвышенной и загадочной казалась она ему.

Он влюбился в нее с первого взгляда и тайком вздыхал о Кате весь год, до окончания восьмого класса. Мчался каждый раз в художественную школу, как на праздник, боясь опоздать, забывая даже пообедать. И если вдруг Катя пропускала занятия, а подобное случалось не так уж редко, жизнь сразу окрашивалась для Андрея самыми мрачными красками. Но если она приходила, то с того момента, когда девушка с задумчивыми серыми глазами появлялась в дверях, и до самого окончания занятий он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Издали любовался ею, слушал ее милый голос и мелодичный смех, восхищался ее работами, которые, разумеется, казались ему необычайно талантливыми, хотя на самом деле в них не было ничего из ряда вон выходящего, и каждый раз, расставаясь с Катей, переживал это так, точно она уезжала далеко и навсегда. Однако при этом подойти к ней, с ней заговорить и уж тем более проводить ее домой или пригласить куда-нибудь — в кино, в кафе или просто погулять — Андрей никак не мог решиться, общались они только в компании. Костя и подшучивал над ним, и советовал, и подстрекал — все было напрасно. Андрей и мысли не мог допустить, что такая красавица, как Катя, заинтересуется им и согласится даже выслушать его, не говоря уж о большем. А отказа он боялся как огня. Ему казалось, он его просто не переживет, сердце разорвется от страданий... Вот он и держал в тайне свою любовь, скрывал ее настолько старательно, что Катя, как ему казалось, и не догадывалась о ней. Позже, впрочем, выяснилось, что он ошибался, но это было уже потом...

А тогда наступило лето, ставшее первой важной вехой в его судьбе. Он сделал свой выбор — не пошел в девятый класс, а ушел из школы и подал документы в пищевой техникум. И начался новый, абсолютно непохожий на школьный, период в жизни. Во время вступительных экзаменов он сделался объектом живейшего интереса будущих сокурсниц. Каждый раз после того, как объявляли оценки, девчонки наперебой приглашали его отметить очередную победу или в кафе, или, чаще, у кого-нибудь дома, благо у многих родители как раз уезжали на дачу. Но, несмотря на все гулянки, поступить в техникум Андрею удалось, и вышло это на удивление легко — то ли он неплохо подготовился, то ли, что скорее всего, преподаватели оказались более снисходительны к абитуриенту-парню. А дальше, когда он стал студентом — тут и вовсе все закрутилось и завертелось. Андрей, как выразился Костя, попал в малинник, оказавшись единственным юношей в группе. Можно себе представить, что творится, когда на два десятка девчонок разной степени привлекательности приходится один парень. Да еще и симпатичный, и неглупый, и при деньгах... А во многих других группах и на их курсе, и на старших и вовсе не было ребят. Конечно, Андрей Шелаев оказался в центре внимания всего техникума и был, что называется, нарасхват. Его выбрали старостой группы. Самые красивые и бойкие девчонки со всех курсов стайками вились вокруг него, наперебой кокетничали, делали недвусмысленные намеки... Разумеется, Андрей не устоял. В самом начале первого курса он лишился невинности и после этого стал менять девчонок как перчатки — а те были только рады, сами, как говорится, подкладывались под него. Наблюдая затем, как Костя обхаживает очередную пассию, водя ее в рестораны и осыпая подарками, Андрей лишь снисходительно усмехался. Ему внимание прекрасного пола доставалось даром и без всяких усилий. Но беда заключалась в том, что все это было ему не так уж и нужно. Несмотря на многочисленных девиц, с которыми он встречался, Андрей оставался однолюбом. Сердце его принадлежало Кате Черешневой. Его существо точно разделилось пополам — на душу и тело. Тело сполна получало все, чего хочется подростку в период бурного полового созревания. А душу пленила Катя. Прекрасная, чистая, недосягаемая, загадочная и печальная Царевна-Лебедь.