Рожденный из камня - Семен Израилевич Липкин

кровати ременную плеть, сам себя хлестнул плетью и обратился к главе богов с мольбой. Тха услышал его. Стан заколдованного богатыря выпрямился, лапы стали руками, и человеческий облик вернулся к нарту. Ударил Урызмаг ременной плетью громко храпевшего великана, сказал:

— Всемогущий Тха, глава богов, прошу тебя, сделай мне большую милость, преврати одноглазого в ослицу, сильную и выносливую!

Одноглазый свалился с постели, согнулся. Он превратился в ослицу и заорал по-ослиному. Видно было, что ослица сильная, даром что одного глаза ей не хватало. Урызмаг ударил плетью спящую княгиню и попросил:

— Всемогущий Тха, глава богов, не ради себя обращаюсь к тебе с мольбой, а ради счастья человеческого существа. Сделай так, чтобы никогда не превращалась княгиня в дикую лань!

Белоликая княгиня весело открыла глаза, встала с постели, приблизилась к Урызмагу, сказала:

— Меня зовут Даду́х. Когда моего отца, гордого чинтского князя, не было дома, одноглазый выкрал меня и заколдовал. Днем я была белой ланью, вечером становилась белоликой женщиной, госпожой белой крепости. Но и днем и вечером жила во мне человеческая тоска. Ты спас меня. Если хочешь, я стану твоей служанкой; если полюбишь, стану твоей женой.

Урызмаг ответил белой княгине:

— Я уже говорил тебе, что моя жена — златокудрая умница Сатаней. Я люблю ее, она мне дороже собственной души. Если ты хочешь, отвезу я тебя к твоему отцу, если пожелаешь, поедешь со мною в нартское селение и станешь женой какого-нибудь честного нарта.

— Я была дочерью князя, но несчастье подстерегало меня, и я превратилась в рабыню одноглазого чудовища. Отвези меня в нартское селение, может быть, найду я теперь свое счастье, став женой честного нарта. Но прежде чем уехать отсюда, ударь плетью по спинке кровати и скажи те слова, которые ты сочтешь нужными. Я-то не знала, что надо, ударив себя плетью, помолиться главе богов.

Услыхав ответ княгини, Урызмаг ударил волшебной плетью по спинке кровати и произнес нужные слова, как его научила Сатаней:

— Эй, всемогущий Тха, глава богов, не ради себя прошу, а ради благоденствия нартского рода! Преврати белую крепость в переметную суму такой величины, чтобы в ней уместилось все добро-богатство одноглазого великана!

И крепости не стало: превратилась она в переметную суму, и такой величины была сума, что Урызмаг упрятал в нее все добро-богатство чудовища и погрузил на ослицу. Нарт посадил на ослицу белую княгиню, уселся рядом с красавицей и поскакал с добычей домой, к многомудрой Сатаней. Вспоминала ли ослица на долгом пути, что еще недавно была она чудовищем-великаном, что всадница, восседающая на ней как госпожа, была ее рабыней, а тот, кто возвышается рядом с белоликой госпожой, был охотничьим псом в том доме, где властвовала ослица?

Урызмаг поровну разделил добычу между нартами, ибо он был справедлив, а княгиню отдал в жены Алавга́ну, сыну кузнеца Девета. Когда соседи заглядывали на двор кузнеца, то видели одноглазую ослицу, но кто мог угадать, что покорное животное было некогда чудовищем, наводящим страх на честных людей.

В пещере Одноглазого

Не только нарты славили своего вожака: имя Урызмага знали и одноглазые, эти алчные, злобные и завидущие недруги людей, но люди произносили имя смельчака с любовью и благодарностью, а чудовища — с ненавистью и страхом. Одноглазым было известно, что ни разу не возвращался Урызмаг с похода без добычи, что его меч — их смерть, что он не только отважен и могуч, но и хитроумен. А нартам было известно, что Урызмаг всегда достигает своей цели, а цель его благородна, что он ценит в людях честность, храбрость, щедрость, ловкость и силу, а презирает трусов, бахвалов, скряг и лжецов.

Любил Урызмаг померяться с нартами силою, поспорить с ними в искусстве метать стрелы из лука. А с тех пор как он превратил одноглазого в ослицу, не боялся он вступать в единоборство и с другими чудовищами, ибо навсегда поверил в свою человеческую суть. Одна у него была мечта — уничтожить одноглазых, чтобы дети людского рода жили спокойно и привольно. Эта мечта давала ему силу жизни и звала его к странствиям и подвигам.

Скитаясь, достиг он однажды местности, которая звалась Черным Оврагом. Прослышал Урызмаг, что местность эта кишмя кишит дичью, но опасность таит для человека Черный Овраг, который был очень глубок, можно сказать, находился на уровне седьмого дна земли! Урызмаг спустился в Черный Овраг, увидел подножие горы, но даже вершина горы не достигала поверхности земли, тонула в глубине оврага. У подножия горы лежал на спине великан. Его мохнатое тело сливалось с травой, его единственное око зловеще мерцало посредине угрюмого низкого лба. Одноглазый забавлялся тем, что бросал на вершину горы могучие скалы. То были скалы необычайной величины и тяжести, назывались они а́бра-камни. Когда абра-камни летели вниз, великан, лежавший на спине, подбрасывал их вверх своими пятками. Овечье стадо паслось вокруг великана, вожаком стада был длиннобородый козел. Неподалеку виднелась пещера.

Урызмаг подъехал к одноглазому, произнес приветствие:

— Добрый день, сырой живот!

Одноглазый, не обидевшись, спросил:

— Эй, хитрец из рода людей, чего ты бродишь по свету, для чего путешествуешь?

— Я из рода людей, но я не хитрец, — возразил Урызмаг. — Не опасайся меня.

— Мне, великану, опасаться тебя, мелюзги двуглазой? — расхохотался великан, и от его смеха затряслось дно Черного Оврага. — Ты пригодишься мне: вы, умники из рода человеческого, порою находчивы. У меня в очаге погас огонь. Разведи огонь, на это вы, люди, мастера.

— Когда я был юношей, — сказал Урызмаг, — мы разводили огонь так. Ставили ствол дерева под солнце полудня, вспыхивала искра, и от нее-то мы и разводили огонь. А то поступали и так. Из лука пускали в небо стрелу, стрела вонзалась в звезду, падала на землю, разбрасывала звездные искры, и мы добывали пламя для очага. Теперь я уже не юноша, такие дела мне не под силу. Придумаю что-нибудь другое, полегче.

— Придумай, придумай, умелец из рода людей, — попросил одноглазый. — Если не придумаешь, то как я буду жить без огня?

Возле пещеры, у входа ее, стояла скала — абра-камень. Решил Урызмаг узнать, сумеет ли и он, как одноглазый, поднять скалу, подбросить ее вверх. Обхватил он скалу своими богатырскими руками, но абра-камень не сдвинулся с места. Урызмаг понял, что велика сила одноглазого, что нелегко будет одолеть его. Но еще раньше понял Урызмаг, что суть человеческая — в