Чёрная метка - Инна Зинченко

— Я не прошу тебя оставить мне жизнь, — презрительно сощурившись, ответила женщина, — у меня найдётся и другое желание.

— Говори, — настороженно произнёс Джокер. — Я исполню своё обещание. Но потом, извини, но я вынужден буду сделать то, что положено.

— Согласна. — Мила даже улыбнулась и только теперь всем стало ясно, насколько она была напряжена до этого, как она боялась и вся её бравада не стоила ровным счётом ничего.

За окнами бушевала настоящая метель. Зима, внезапно свалившаяся на Тортугу, спешила укрепить свои позиции и разрисовала узорами все окна. Система климат-контроля в доме спешно нагнетала тёплый воздух. Уже не тлели угли на месте сожжённых тел, уже развеялся запах горелой плоти. Ничего, как будто и не было.

— Ну, говори, чего ты хочешь, — нетерпеливо потребовал Исполнитель. — Учти, я не собираюсь играть роль золотой рыбки. Подумай хорошо, прежде чем сказать, я ведь исполню только одно твоё желание.

— А мне больше и не надо, — широко улыбнувшись, сказала Мила. — Мы отправимся сейчас в одно интересное место…

— Какое место? — Насторожился Виктор, чувствуя, что теряет последнюю надежду восстановить контроль над ситуацией. Так неуютно он не чувствовал себя с раннего детства. — А меня кто-нибудь спросит, хочу я куда-то отправляться?

— Никто, — весело ответила ему женщина. — Но ты можешь отказаться от поездки и отправиться с Ритой домой.

Преодолевая желание влепить ей пощёчину, Виктор хмуро заметил:

— Ну, уж нет! Все вместе отправимся туда, куда ты надумала нас затащить. Я должен знать всё!

— О, — рассмеялась Мила, — вот в этом я нисколько не сомневалась. В принципе я не против, только вот не знаю, что на это ответит наш хозяин.

А хозяин внезапно почувствовал себя ужасно скверно. Крошечные шипы вонзились в позвоночник, причиняя невыносимую боль. Кожа горела, как будто её облили кислотой, а глаза щипало так, словно в них попал песок. Джокер дотронулся до своей руки и с ужасом обнаружил, как его пальцы провалились сквозь, ставшую неестественно мягкой, плоть. Он распадался на мелкие осколки, но из последних сил старался удержать себя в границах такого привычного тела.

…Монастырь. Он почему-то вновь маленький мальчик, стоит перед Фери и лихорадочно дрожит, потому что старик опять заговорил незнакомым голосом и голос этот нельзя назвать человеческим. Феликс не знает языка, на котором говорит Кортес, но смысл сказанного учителем ему почему-то понятен. Фери хочет, чтобы он выполнил какую-то миссию, а он никак не может понять, что именно и зачем это нужно. Потом вновь возвращается прежний Кортес и строго спрашивает, понял ли Феликс, чего от него хотят учителя. Мальчик отчаянно старается сдержать слёзы, потому что ему нечего ответить. Внутри маленького мальчика уже взрослый пират Джокер вдруг захотел схватить старика за горло и придушить, чтобы раз и навсегда избавиться от всего того, что мучает его, но ребёнку такое не под силу.

— Ничего, — успокаивает его Фернандо, — когда придёт время, ты всё поймёшь, мой мальчик. Ты меченный, в тебе течёт кровь… — Он запнулся и не договорил фразу. — Ступай к себе…

И вот он вновь у себя дома. Безумно хочется пить. Почему-то болят рёбра, словно его долго и старательно пинали. Зато его тело опять вернуло себя нормальную плотность и не спешит в срочном порядке рассыпаться на молекулы. Боль осталась, но он уже не обращал на неё никакого внимания — ему не привыкать к боли. Лица, смотрящих на него людей, растерянны и встревожены. С ними-то что произошло?

— Ты как? — Дрожащим от волнения голосом спрашивает Рита. — У тебя был такой вид, словно ты собрался умирать.

Джокер проигнорировал её вопрос и, повернувшись к Миле, хрипло спросил:

— Мы отправляемся в монастырь, да?

Нисколько не удивившись его вопросу, она лишь кивнула в ответ.

— Да, туда. Это важно… для меня, да и для тебя тоже.

Джокер постоял ещё немного, пытаясь вернуть себе ясность мыслей и ровное дыхание, потом вздохнул и молча направился к себе наверх. Никто не задал ему не единого вопроса, все лишь молча смотрели ему вслед и ждали, что же будет дальше. Уже на верхней площадке Феликс остановился, перегнулся через перила и сказал:

— Хорошо, собирайтесь, нечего тянуть.

В комнате он позволил себе немного расслабиться. Боль стала стихать и до Джокера дошло, что же произошло. Он побывал в прошлом. Только что ему каким-то образом удалось вернуться в тело маленького Феликса и вновь испытать то, что он уже давно забыл. А ведь должен был помнить! Всё верно, именно так всё и было. Тогда он почувствовал присутствие кого-то постороннего в своём теле… Чужого…Он усмехнулся: «А ведь верно, тогда я сам для себя был чужим. Слишком взрослым и непонятным». В голове звучал голос неизвестного существа по имени Фери, голос, завораживающий и пугающий — незнакомая песня, полная надежды и страдания, переходящая в низкий гул, от которого закружилась голова и мысли стали путаться. Глаза слипались, хотелось лечь и заснуть. С вот он, уже взрослый и видавший виды мужчина, вновь испытал то пугающее чувство, когда его воля внезапно превращается в комочек снега и тает, тает… Кто же это был? Почему он так и не смог понять, что же представляет собой этот старик? Столько лет прошло и Джокер успел всё забыть, но вот его прошлое вернулось, ещё более яркое и менее понятное. Мила права, надо посетить монастырь. Неспроста его отбросило не несколько десятков лет назад — это что-то значит.

Феликс смотрел на полупрозрачные, морозные узоры на стекле и не видел их. Перед глазами вновь возник образ старика и его пронзительный, горящий взгляд. По спине пробежал холодок. Этот взгляд не мог принадлежать человеку! Феликс попытался себе представить, кто может так смотреть, но ничего подходящего на ум не приходило. Исполнитель прижался лбом к холодному стеклу и почувствовал, как тает изморозь от человеческого тепла. Все эти фантастические пейзажи в считанные секунды превратились в капельки воды и лениво поползли вниз по стеклу.

Джокер сжал кулаки и застонал. Как же он не хотел возвращаться туда, откуда начиналась его жизнь! Лишь покинув монастырь, он понял, насколько был там несчастлив. Эти безумные люди, называющиеся учителями, эти жестокие уроки, после которых он, спрятавшись с головой под одеяло, долго плакал от обиды или невыносимой боли, когда ему в очередной раз выжигали глаза. Непонятно за что он любил этих садистов? Впрочем, с этим-то, как раз, всё ясно, они ведь были его семьёй, единственными родными людьми… Гори они синим пламенем эти «родные люди»! Сколько же всего ему пришлось пережить по их вине! «Феликс Кортес», как он гордился своим именем, пока не узнал, что он всего лишь клон полубезумного старика, повёрнутого на своей сумасшедшей идее изменить мир и людей.