Загадка Скапа-Флоу - Александр Корганов

В начале августа мы вышли на учения в Атлантику. В воздухе витала сильная напряженность, и кое-кто полагал, что, когда мы вернемся, мир уже будет нарушен.

Учение было великолепным. В эти ясные дни позднего лета стояла чудесная погода, легкое волнение покрывало зеленоватую поверхность моря, ночное небо сияло звездами. В свободное время мы слушали по радио сообщения из Германии. Голос диктора, доносящийся сюда, за тысячу миль от родины, вызывал теплое чувство. Однако сами сообщения были наполнены тревогой и ощущением близости войны. Учение, которое мы начали с таким усердием, утратило смысл, и стало отчетливо заметно, как встревожены люди.

Свободные от вахты часто без сна лежали в койках и вели разговоры о политике. Особенно неутомимым был Густав Бём. Из него сквозило всезнание по всякому поводу.

Но в глубине души все мы не верили, что разразится война, по крайней мере, большая война. Потому что мысль о том, что большие народы могут позволить себе новую мясорубку, была слишком невероятной.

И все-таки она началась…

Я отчетливо, как сегодня, помню тот час, когда мы узнали о войне. Это было третьего сентября в десять часов утра. Мы с Эндрассом стояли на мостике. Дул свежий северо-западный ветер и море покрывали пенистые волны, с шумом перекатываясь через носовую палубу. Лодка шла средним ходом. Со стороны кормы доносился успокаивающе равномерный стук дизелей.

Вдруг истошный крик снизу:

— Господин капитан-лейтенант! Господин капитан-лейтенант!

Из рубочного люка появляется Хэнзель. Лицо его бледно и, задыхаясь, он выпаливает:

— Господин капитан-лейтенант! Внеочередное сообщение… Война с Англией!

Я камнем надаю по поручням вниз. В центральном посту перед приемником стоят Шпар и еще двое. Из приемника гремит военный марш, будоражащий нервы. Они стоят молча.

— Ну, что? — спрашиваю я.

— Сейчас повторят, господин капитан-лейтенант! — шепчет Шпар.

Музыка прекращается, и голос диктора сообщает:

«Вы слушаете Всегерманское радио! Передаем экстренное сообщение радиослужбы. Британское правительство в своей ноте Германскому правительству выдвинуло требование возвратить немецкие войска, вошедшие на территорию Польши, в места их исходной дислокации. Сегодня, в девять часов утра, через английского посла в Берлине была передана вызывающая нота о том, что если до одиннадцати часов Лондон не получит удовлетворительный ответ, то Англия будет рассматривать себя в состоянии войны с Германией.

На это британскому послу дан ответ, что Германское правительство и немецкий народ отклоняют ультимативные требования Британского правительства, не принимают их и, тем более, отказываются выполнять».

Затем оглашается немецкий меморандум, и вновь гремит музыка военного марша.

Мы молчим. В моей голове возникает цепь рассуждений, быстрых и точных, как в машине…

Война объявлена! На море это означает войну по призовым правилам. Область ведения операций — по собственному выбору…

В лодке — полная тишина. Ее нарушают только звуки марша из приемника. Все как будто задержали дыхание в ожидании нечто невероятного, что должно произойти. Эти трое тоже смотрят на меня, как завороженные.

Я склоняюсь над картой и жестом подзываю Шпара.

— Курс двести двадцать градусов. Мы будем действовать здесь, — говорю я ему осипшим голосом и показываю маршрут.

В отдалении слышится чей-то голос:

— Боже, будь милостив к тем, кто виновен в этой войне…

Я медленно поднимаюсь на мостик. Эндрасс и оба сигнальщика смотрят на меня вопросительно.

— Да, Эндрасс, теперь дело зашло далеко…

— Ну, это не могло не случиться, — ответил он серьезно.

Я отдаю распоряжения: «Верхней вахте наблюдение вести через бинокли. При обнаружении чего-либо немедленно докладывать мне. Особое внимание обратить на самолеты и перископы вражеских лодок!»

Эндрасс молча отдает честь. Я снова спускаюсь вниз. В моей каюте — маленькой выгородке в корме центрального поста, где я отдыхаю и работаю с документами, я начинаю вести дневник боевых действий. Сделав начальную запись, я откидываюсь на койку…

«Итак, война», думаю я, «наступил час испытания на прочность». И так как я знаю, что скоро мне могут потребоваться все мои силы, я должен поспать. И действительно вскоре засыпаю…

Меня будит крик с мостика:

— Командиру: Справа, по пеленгу двести градусов облако дыма на горизонте.

Я срываю фуражку с крючка и поднимаюсь наверх.

— Где?

В бледном послеполуденном небе на горизонте виден слабый дымок. Я рассматриваю его в бинокль. По линии горизонта медленно движется нечто крохотное и черное. Мы подворачиваем на него. Я увеличиваю ход. Возникший носовой бурун заливает палубу.

Объект постепенно приближается. По моим прикидкам, это грузовое судно, от пяти до шести тысяч тонн.

Когда становится различимым неуклюжее сооружение мостика, мы ныряем. Дизели смолкают. Вода с шумом заполняет цистерны, и на высоких тонах поют электродвигатели.

Я веду наблюдение через перископ из боевой рубки. По зеленой поверхности моря к нам медленно приближается судно.

Снизу в боевую рубку смотрит Эндрасс:

— Один из них? — полушепотом спрашивает он.

— Спокойствие, Эндрасс, — отвечаю я. — Папа должен сначала рассмотреть.

Мы вышли на его курс и теперь следуем навстречу друг другу. Вот я уже могу определить его национальность: это грек, старое, грязное грузовое судно, которое, астматически пыхтя, с трудом несет на себе свой груз.

— Грек! — объявляю я в центральный пост. И затем: — Приготовиться к артиллерийскому бою! Приготовить сигнальные флаги! По готовности всплываем!

Топот ног внизу. С металлическим звуком извлекаются из своих ячеек снаряды. Доклад:

— К артиллерийскому бою готовы!

Всплываем. Сжатый воздух устремляется в цистерны. Отдраен рубочный люк. Вслед за мной на мостик поднимаются артиллеристы. На рубке сигнальщик с помощью лебедки поднимает в вертикальное положение мачту с флажным сигналом.

— Предупредительный выстрел! — командую я.

Сразу раздается громкий голос Эндрасса:

— Огонь!

Лающий звук выстрела. Снаряд падает в сотне метров впереди по курсу грека, подняв фонтан воды. Эндрасс вновь громко командует:

— Орудие зарядить! Поставить на предохранитель!

Палуба грека напоминает потревоженный муравейник. Все бегают сломя голову. Полная неразбериха! В бинокль хорошо видно каждого в отдельности. Совершенно очевидно, что наше появление вызвало там панику.