Ястреб и голубка - Вирджиния Хенли

Он отослал всех ее фрейлин легким, хотя и властным движением руки. Граф научился повелевать за годы, в течение которых оставался некоронованным королем Англии.

— Бесс, Бесс… что я могу сказать? Я предполагал, что этим все кончится, когда ты узнаешь, что он натворил. Но, драгоценнейшее мое сокровище, ты избаловала Робина! Ты избаловала его до такой степени, что он всерьез вообразил, будто ему все позволено! Ну же, возлюбленная моя Бесс, будь мужественна…. Не зря же говорится: нет исцеленья — набирайся терпенья! — сердечно посоветовал он.

— Робин?!. — прошептала ошеломленная королева.

— Ты же знаешь, какой он сумасбродный, переменчивый дьяволенок! Я и мысли не допускаю, что его сердце останется на привязи хотя бы в течение пяти минут… теперь, когда он еще и обвенчался с ней.

— Обвенчался… Робин?! — переспросила она, чувствуя, как холодный страх пронизывает все поры ее тела.

— Пусть же никто не посмеет сказать, что такая ничтожная пигалица, как Франсес Уолсингэм, может заставить ревновать нашу Глориану! — так он решил ее подбодрить.

У Елизаветы перехватило дыхание. Ее собственный, бесценный Эссекс женился на Франсес Уолсингэм! По коридорам Гринвича разнесся леденящий сердце вопль… и королева без чувств повалилась на пол. Лестер поднял ее и отнес на кровать. Этот подвиг отнял у него все силы, и к тому моменту, когда он уложил ее в постель и вызвал самых доверенных фрейлин, он чувствовал себя вымотанным до предела. Слишком стар он становился для всей этой суеты.

Выкупавшийся в ванне, осыпанный драгоценностями и одетый в самый роскошный из своих костюмов, Хокхерст расхаживал по личному аудиенц-залу королевы в ожидании неизбежного приговора. Тесный зал производил на Шейна впечатление клетки, в которой заключена самая суть его души. Любой, кто вошел бы сейчас в эту палату, ощутил бы, какие токи безрассудства и отваги исходят от этого блестящего придворного. Когда, вернувшись в Темз-Вью, он обнаружил, что Сабби собрала свои пожитки и отбыла в неизвестном направлении, он напился до бесчувствия. Теперь он пребывал в состоянии необузданной хмельной бесшабашности, и каждая минута трехчасового ожидания королевы лишь сгущала черноту окружающего мира. На мраморной каминной доске тикали часы. Со злобным удовлетворением, точными рассчитанными движениями Шейн открыл стеклянную дверцу и выдернул из часов короткую стрелку.

Один из любимых трюков Елизаветы, изобретенных, чтобы приструнить мужчину, заключался именно в этом: она вызывала провинившегося к себе и часами держала его в томительном ожидании. Хокхерст был не в том настроении, чтобы играть в такие игры; сейчас он размышлял, как поступить: то ли потребовать сюда ее домашнего секретаря, то ли пройти через приемную, затем вверх по короткой лестнице и прямиком в ее собственную комнату.

Он не сделал ни того ни другого. Он пробормотал: «Язва ей в задницу!» — и, повернувшись на каблуках, вышел из дворца. В конце концов, семь бед — один ответ!

Многозначительная тишина, которая встретила его в Темз-Вью, только подлила масла в огонь.

— Где, дьявол его побери, пропадает Мэйсон? — рявкнул он, когда на его звонок явилась горничная.

Грозный тон хозяина вогнал ее в трепет; от страха глаза у нее стали как блюдца, а голос так и вовсе ей изменил.

— Что ты дергаешься, словно попрыгунчик из коробки? Пошла вон!

Бедняжка накинула себе на голову фартук и, рыдая, убежала на кухню. Через пару минут перед ним уже стояла внушительная фигура кухарки.

— Если позволите сказать, ваша милость, у меня и так рук не хватает, потому как Мэйсон уехал, и Мег тоже, а тут вы еще служанок до смерти пугаете!

На кухне она властвовала как императрица, и за долгие годы ее положение укрепилось настолько, что она могла позволить себе говорить господам все, что сочтет нужным.

— А куда же понесло Мэйсона? — зарычал он.

— Я покуда не глухая, милорд, незачем так кричать. Они уехали вместе с госпожой Сабби, и, ей-богу, не приходится осуждать ее за то, что она отсюда съехала, если вы и с ней взяли подобный тон.

— А вы бы поменьше подслушивали у дверей и побольше уделяли внимание кухне, тогда этот дом не так сильно смахивал бы на бедлам!

— Я не стану подлаживаться под ваше настроение, милорд, только из-за того, что госпожа снялась с места и оставила вас. В Писании сказано: что посеешь, то и пожнешь, так что я уж оставлю вас наедине с вашей совестью!

— Разрази меня гром, любезнейшая, вы сейчас, чего доброго, пригрозите мне, что пожалуетесь Барону, если я буду распускать язык!

— Именно так я и поступлю, милорд, — сказала она твердо.

Шейн откинул голову назад и разразился хохотом:

— Сдаюсь, миссис Гритс. Ваша взяла.

Шейн рассказал Барону об ужасной ночи, которую он провел сначала во Флите, а потом в могиле у церкви Святой Бригитты. Оба невесело посмеялись над событиями этой ночи, но затем долго беседовали о том, чем были заняты их головы и что тяготило душу. Правда заключалась в том, что — ив этом они были едины — их сердца уже не были столь беззаветно отданы Ирландии и ее вечному стремлению к свободе. Они начинали уставать от бессмысленности своих усилий. Они рисковали жизнью и честью ради невежественных и неблагодарных бунтарей, но больше всего их удручало сознание, что никогда не наступит в Ирландии мир — не наступит, пока останутся там хотя бы два клана, готовые устраивать друг другу резню и убивать людей, мирно спящих у себя в постелях.

Шейну хотелось вести более спокойную жизнь — и эту жизнь он стремился разделить с Сабби. Внезапно он обнаружил, что бесцельно слоняется по комнатам, совершенно выбитый из колеи отсутствием возлюбленной. Он так отчаянно в ней нуждался, что чувствовал себя без нее почти увечным, калекой — потому что она стала его частью. И дом, и все в доме напоминало ему о ней. Ее душа словно обитала во всех комнатах; он ощущал тепло ее существования, и наконец ему стало мерещиться, что он готов сойти с ума от одиночества. Дни, проведенные без нее, казались ему вечностью.

В любом случае, ясно было одно: он должен вернуть ее и привязать к себе таким образом, чтобы она никогда больше не смогла его оставить. Никогда. Надо будет поручить Джекобу Голдмену выправить все бумаги, которые позволят ему развестись с Сарой Бишоп.

Даже в кабинете Голдмена Шейн беспокойно расхаживал из угла в угол, не скрывая нетерпеливого раздражения.

— Вы уверены, милорд, что хотите именно развода? Прошу простить мне эти вопросы, но менее чем год назад вы непременно желали жениться на Саре Бишоп.

— Да, да, вполне уверен. Год назад мне было необходимо заполучить ее ирландские земли, но теперь я собираюсь сворачивать свои дела в Ирландии.