Искры - Михаил Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На ярмарку? — мрачно переспросил Нефед Мироныч.
— На шахту, к Леве, — призналась Алена.
— Тю! Ах ты, паскудница! — воскликнула бабка, стукнув костылем по полу, но Яшка не дал ей говорить:
— А вы, бабушка, пока помолчите. Я не вас спрашиваю.
— Как это так? Я тебе…
— Я говорю вам, помолчите! — властно повторил Яшка. — Продолжай, сестра.
— Ну, батя как-то узнал, кинулся догонять, и в лесу, возле самой станции… — Алена закусила нижнюю губу, силясь не плакать, но слезы уже катились по ее побледневшим щекам.
— Так… Ну, что вы скажете, батя, на это? — спокойно, но жестко спросил Яшка.
Нефед Мироныч сидел, скрестив руки на груди и положив ногу на ногу, грозный, невозмутимый. Всем своим видом он хотел подчеркнуть великую силу свою и власть, но в душе чувствовал, что эта сила покидает его. Покинула. По комнате ходил молодой человек, сын, заложив руки назад, не обращая ни на кого внимания, как хозяин. И говорил, как хозяин, властным, не терпящим возражения тоном. Неужели сын сильнее его, отца, и ничего уже с ним теперь сделать нельзя? Нефед Мироныч видел: да, сын стал сильнее его. Но сознание этого и ожесточало его. И он резко, как говорил весь свой век, ответил:
— Скажу… Это какой-такой суд заявился в мой дом? Перед кем это я отчеты должен делать, хотел бы я знать? Ты думаешь, как золотую цепку надел, так уж и батька тебе стал не отец? Да я, может, всего тебя золотом обвешать могу! Подумаешь, мировой, гроза какая объявилась… Ты, может, и цаца там где-то для кухарки своей, а для меня Яшкой ты был сопливым, им и остался. Понял?
— Понял.
— А понял, так и не об чем толковать. Я — отец и никому, — никому! — погрозил Нефед Мироныч толстым пальцем и встал, — не дозволю учить меня, по какой ягодице дита свое ударить: по левой чи по правой. Это мое дело.
Яшка ходил по комнате твердыми, уверенными шагами. Все еще не покидавшая его надежда выпросить у отца десять тысяч удерживала его от ссоры, и он старался говорить мягко.
— Вы сядьте, батя, и говорите спокойно, — сказал он.
Нефед Мироныч понял это по-своему: сдает сын, не смеет против отца повышать голос, и с гордостью и сознанием своего превосходства продолжал:
— Нечего мной командовать, парень. Я тут хозяин. Если ты приехал — в гости, сделай милость, а нет — просим не гневаться: вон бог, а вон — порог. Ты лучше дай отчет, как ты отцовы деньги размотал на цепки золотые да на порттабашники.
— Еще что скажете?
— А еще скажу, чтоб ты Аленку не совращал дурацкими письмами.
Яшка резко повернулся, скрипнул сапогами и остановился посредине комнаты. Лицо у него было злое, глаза горели — открытые, темные, как у отца. И так же, как отец, он грубо, властно, по-чужому, сказал:
— Вот что, отец! Мне давно надоели эти ваши поучения. Я слышал их сотни раз и не за этим приехал…
— Не приезжал бы, не дюже просили, — угрюмо бросил Нефед Мироныч.
И у Яшки иссякло терпение. Резко, угрожающе он сказал:
— Ну, тогда нам тут нечего больше делать… Алена, собирайся, поедем ко мне. Пусть он самодурствует тут над Кундрючевкой, пока ему не сделали еще одного красного петуха, на этот раз последнего.
— Это что еще за речи такие? — багровея, повысил голос Нефед Мироныч. — Это что за слова такие, я спрашиваю?
Но на Яшку это не произвело никакого впечатления. Жестко и властно он сказал:
— Если вы будете горланить, грозиться и издеваться над семьей, я подам жалобу наказному атаману и попрошу накинуть на вас смирительную рубаху.
Этого Нефед Мироныч не мог снести. Грохнув кулаком по столу, он вскочил со стула, шагнул к Яшке.
— На отца — наказному? На ро-ди-теля сумасшедшую рубаху надевать? — глухо сказал он и что было силы загорланил — Да я на тебе, сукин сын, живого места не оставлю! Заката-а-ю!..
— Ой, Яшка, сынок, да брось ты, ради господа небесного, антихриста такого, — застонала Дарья Ивановна.
— И ты… и ты, сводница старая, за них? — пошел на нее Нефед Мироныч, но Яшка встал перед ним.
— Вы слышали, что я сказал? Я что, шутки шутить буду с вами?
Нефед Мироныч отступил на шаг, с ног до головы измерил его ненавидящим взглядом и крикнул:
— Ты… ты, бродяга с цепкой, зачем сюда приехал? Грозить мне приехал? Да я тебя-я… — Он занес кулак, но Яшка схватил его руку и с силой сдавил ее, как клещами.
— Замолчите вы, старый Загорулька! — крикнул он в лицо опешившему Нефеду Миронычу и суровым голосом продолжал: — Вы привыкли командовать в семье, в Кундрючевке, а я уже командую сотнями людей — поймите вы это! Дайте срок, и я буду управлять тысячами людей, всей областью. Я добьюсь своего и у меня будет миллионное дело. Поняли вы теперь, кто такой ваш сын?
Нефед Мироныч сел на стул, наклонил голову и, положив руки на колени, так остался сидеть. Хорошо, очень хорошо понял он своего сына.
2
Вечером Яшка и Алена пошли к Дороховым. Вошли в хату и остановились на пороге в нерешительности: возле печки на скамейке, задумавшись, сидел с потухшей цыгаркой в руке Игнат Сысоич, а Марья с Настей сидели у стола и плакали.
Алена поняла: что-то случилось с Леоном. В висках у нее застучало. Она сбросила с себя белый в розочку шерстяной полушалок и, забыв поздороваться, с тревогой спросила:
— Что еще случилось, дядя Игнат?
Яшка подошел к печке, сел на скамейку рядом с Игнатом Сысоичем и тоже спросил:
— С Левкой что-нибудь?
— Со всеми. С Левкой, с Илюшей-зятем. Рассчитали их с работы.
— Где Леон?
— В том-то и дело, что неизвестно — где. Может, он уже и в полиции. Бунт, видишь, там вышел, многих шахтеров арестовали.
Яшка покраснел. Вспомнился пожар в хуторе, бунт мужиков на току у отца. Он не обвинял Леона. На его месте он поступил бы точно так же. Но тут был замешан Чургин, и Яшка с неприязнью подумал: «Доведет его до тюрьмы этот шахтер!»
— Эх, дядя Игнат! — сожалеюще проговорил он. — Толковал же я Леону тогда, мол, идем со мной дело ставить. Не пошел. А плохо ли ему было бы у меня?
— Как бы знать, Яша, где упадешь, так и соломки можно бы подложить, — ответил Игнат Сысоич, — Да к тебе пристать никогда не поздно, узнать бы только, куда он подался.
Марью сейчас совсем не интересовало, где будет работать Леон, лишь бы он оставался цел и невредим. А Игнат Сысоич мысленно уже видел Леона рядом с Яшкой, разодетого, сытого, с деньгами в кармане. И он даже повеселел.
— А ты звал его? — переспросил он, чтобы удостовериться, не ослышался ли.
— Звал, и еще чуть не поругались. Вроде ему не с руки работать у меня, будто я его в батраки звал. Это зятя-то своего! Дурак.
— Да вот же… Ах, голова, стоеросовая, а? Отказался! Ну, рази я не узнаю, где он, а то кнутом к тебе погоню, накажи бог. И ты место для него держи, непременно держи, сынок.
— Его место никто занять не может, дядя Игнат, — многозначительно проговорил Яшка и зашептал Игнату Сысоичу: — Мы их с Аленкой могли бы поженить хоть сейчас. С отцом я теперь столкуюсь в два счета.
— Ну? Столкуешься? — не веря своим ушам, обрадованно спросил Игнат Сысоич.
Алена молчала. Теперь ничто не могло помешать их свадьбе, и вот с Леоном что-то случилось. «Проклятая судьба! Ну, ни одной радости, а все горе и горе посылаешь ты мне», — думала она и спросила, вздохнув:
— А может, он к Оксане уехал? Не было разговора между вами, дядя Игнат?
— Куда там до разговоров, дочка! Как ветер, полетел по степи. Может, на какой ближний завод подался, — бог его знает.
Заметив, что Марья с Настей что-то готовят на стол, Яшка сказал:
— Тетя Марья, вы не беспокойтесь насчет угощения, а давайте лучше поговорим про наши дела.
Алена выжидающе посмотрела на него, а он продолжал:
— У нас с Аленкой отношения с отцом наладились, и я хочу вам такой совет дать: найдете Левку — немедленно засылайте сватов.
— Яшка, ты совсем совесть потерял, — недовольно проговорила Алена.
— Твое дело молчать. А то попадет шлея под хвост нашему батьке, и не договоритесь. Если вы согласны, дядя Игнат и тетя Марья, я с отцом нынче же переговорю и все улажу.
— Яшка!.. — воскликнула Алена.
— Ну, что «Яшка»? Надо решать, пока есть случай.
— Правда, правда, сынок, — поддержал его Игнат Сысоич.
Марья тоже сказала:
— А чего ж крыться? Мы все знаем. Весь хутор знает, как убегала и как он порол тебя… Пора кончать дело.
Однако Игнат Сысоич, немного подумав, решил иначе:
— Нет, Яша, не так надо делать. Ты лучше забери ее от греха к себе. Там оно вольней будет решать, когда пора придет.
…На следующий день Яшка с отцом и Аленой уехали из хутора. В карманах у Нефеда Мироныча лежали приготовленные для сына десять тысяч рублей.
Вместе с ними поехал разыскивать сына Игнат Сысоич.