Меч ислама - Рафаэль Сабатини

— И преуменьшил славу Просперо?

— Просперо сам преуменьшил свою славу слишком скромным докладом. Кто сможет возразить против этого? Дон Алваро взорвался.

— Я что, не был при Махоне? Я что, не видел всего, что случилось? И что, там не было других капитанов неаполитанской эскадры? Мы все можем поклясться под присягой. И, видит Бог, поклянемся, — продолжал Алваро. — Настало время открыть его величеству глаза на этого господина генуэзца, которого он предпочел более достойным испанцам. Время излечить его величество от слепоты.

Здесь Просперо прервал его:

— Увидеть в Андреа Дориа первого кондотьера нашего времени — не слепота.

Дон Алваро покраснел.

— Но даже если и так, неужели из-за этого отдавать ему всю славу вашей победы, величайшей победы всех времен?

— Это — разные вещи.

— Нужно ли спорить об этом? — спросил дель Васто. — Я должен освободить Андреа Дориа от его обязанностей посла. Я уполномочен также поручить графу Мельфийскому вручить вам орден Святого Януша Компостеллы от имени императора. Но вы можете отказаться принять орден из его рук, если вам угодно.

— Да, — одобрил дон Алваро, — это хороший способ разоблачить ложь.

— Если бы я этого хотел, стал бы я писать так, как написал? — спросил их Просперо. — И зачем мне теперь преуменьшать заслуги Дориа в глазах императора? Какая мне с того польза? Не слишком ли вы торопитесь с выводами, думая, что Дориа примет награду за подвиги, в которых он не участвовал? Может, придется еще его уговаривать.

Дон Алваро рассмеялся, и они решили отложить этот спор до возвращения Дориа.

И вот час настал. Дель Васто послал слугу известить Дориа, что вскоре он будет во дворце Фассуоло.

Просперо задумчиво погладил подбородок.

— Я иду с вами.

— Многое, бы я отдал, чтобы быть с вами, — проронил дон Алваро.

— Почему бы и нет? — спросил Просперо.

Граф Мельфийский принял их в большой галерее с пятью арками, выходящей на террасы и украшенной недавно законченными Перрино де ла Вега фресками. Здесь, под ажурными сводами, можно было увидеть сценки из истории Рима: Сцевола перед Порсонной и другие. Там были шпалеры из Тегерана, на деревянном мозаичном полу лежали мягкие ковры работы ткачей из Смирны, стояли мавританские вазы, отделанные серебром и золотом, богато инкрустированная испанская мебель из мастерских Севильи и Кордовы.

Герцог стоял, облокотившись о край потухшего камина, отделанного каррарским мрамором, в который Джилимо дела Порта вдохнул жизнь и движение, изобразив на нем сцены из жизни Прометея. Филиппино и Джанеттино тоже были с дядей, и если адмирал стоял, горделиво выпрямившись, то племянники смотрели злобно, как бы говоря: «Ничего, мы еще свое возьмем».

Маркиз дель Васто, самый большой щеголь императорского двора, в ажурной мантии, небрежно наброшенной на светло-голубой с белым камзол, следовал за камердинером, а за ним, в свою очередь, шли Просперо и Карбахал.

При виде Просперо адмирал пошевелился, и поза его стала заметно напряженнее. Шея Джанеттино вытянулась, глаза засверкали. Филиппино издал звериное рычание, и рука его невольно потянулась к мечу.

Все трое были убеждены, что Просперо пришел сюда «поплясать на их могилах».

Маркиз низко поклонился.

— Приветствую вас, синьор граф, от имени моего господина императора. Я принес вам вот это.

Он протянул объемистый пакет, на шелковой перевязи которого виднелись печати императора.

Андреа Дориа машинально взял его, но не взглянул ни на пакет, ни на маркиза. Его глубоко посаженные глаза не отрываясь смотрели из-под нахмуренных бровей на Просперо, который, сохраняя невозмутимость, выглядел очень подтянутым по сравнению с толстым доном Алваро. Адмирал прокашлялся.

— Я не думал, что ваша светлость будет не один. И менее всего ожидал увидеть здесь Просперо Адорно.

Дель Васто был воплощенная вежливость.

— Когда вы прочтете письмо моего властелина, ваше превосходительство, вы поймете причину присутствия здесь мессера Просперо.

— Ax! — воскликнул граф и жестом остановил Филиппино, который попытался заговорить.

Он сломал печати на пакете. Из него выпал небольшой меч с рукоятью в форме лилии, украшенный рубинами и висевший на ленте алого шелка. Джанеттино наклонился, чтобы поднять его и положить обратно, да так и остался стоять, пока дядя вытаскивал письмо, из которого выпала эта вещица.

Граф читал, затаив дыхание. Кровь отлила от его лица. В конце концов он хмыкнул и принялся читать сначала, пощипывая время от времени бороду.

Наконец он поднял глаза и взглянул на дель Васто.

— Ваше превосходительство знает, что здесь написано?

— Его величество оказал мне честь и поделился со мною.

— И… и… — адмирал колебался. — И вы верите тому, что сказано в письме?

— Могу ли я не верить его величеству?

— А сам его величество? Он-то верит этому?

— Стал бы он писать?

Андреа передал письмо Джанеттино, и оба племянника, склонившись друг к другу, принялись читать его. Адмирал, все еще держась очень прямо, сделал пару шагов. Лицо его было каменным.

— Во всем этом есть нечто, чего я совсем не понимаю, и иногда спрашиваю себя, не смеются ли надо мной.

Но это была лишь прелюдия. Тут вмешался Просперо.

— Позвольте мне на минуту уединиться с синьором Андреа, — попросил он маркиза.

— Со мной, синьор?! — вскричал адмирал. — О чем вы можете со мной говорить?

— Вы получили назначение, синьор. Я знаю, почему вы можете не пожелать принять его. Тем не менее я еще рассчитываю уговорить вас. На галерее Дориа расспрашивал Просперо:

— Итак, что вы желаете мне сказать? Может, вы хотите воспользоваться случаем, чтобы посмеяться и унизить меня? В этом ваша цель?

— Вы говорите об унижении и насмешках, синьор. Но ничего этого нет в письме, которое вы держите. Граф раздраженно ответил:

— Я уже сказал, что это письмо — следствие недоразумения.

— Это следствие происшедших событий. А вот все, что было между нами — результат недоразумения. Мы многого не понимали. На это Филиппино ответил еще яростнее:

— Что касается вашего предательства, здесь все было понятно.

— То же касается и вашей ненависти, Филиппино. Но я обращаюсь к синьору, вашему дядюшке. Дуэль слишком затянулась.

— И сейчас вы полагаете, что победа за вами, — проворчал старый адмирал.

— Можете так считать, если хотите. Когда мой отец был в ссылке, я дал клятву, которую повторил, когда филиппино приковал меня к веслу. Но сейчас все это позади.

— Теперь, когда, к своему удовольствию, вы исполнили клятву! Похоже, я кончу свои дни всеобщим посмешищем. Вся слава, заработанная за шестьдесят лет безупречной жизни, разрушена вами в один миг! О, вы за себя отомстили, мессер Адорно. Радуйтесь, пока можете. Но уйдите. Это издевательство слишком затянулось