Шаманы крови и костей - Айя Субботина

  Но сегодня Катарина решилась, наконец, снова оказаться в покоях Фиранда. Многоликому не разрешила переступить порог Фирандовой комнаты. Мальчишка, впрочем, не расстроился, но замер по ту сторону порога, прислонившись к дверному косяку, всем видом показывая: Я не переступаю порог, как ты велела, но раз меня не гонят вовсе, то постою тут, неподалеку". Таремке сделалось не по себе от одной мысли о том, что Многоликий войдет. Смутная тревога и суеверный страх заставляли ее быть решительнее, но вот только и мальчика переменился. Много раз леди Ластрик спрашивала себя, как получилось, что она позволила волку пробраться в хлев, и каждый раз ответом ей был образ раскромсанного горла брата.

  - Уйди, - попросила Катарина, не поворачивая головы.

  - Со мной тебе безопаснее, госпожа моя, - блеклым голосом возразил Многоликий.

  "А кто меня защитит от тебя?" - мысленно ответила Катарина. Она прошла до окна, нарочно избегая смотреть на кровать. Время близилось к закату, сквозь зарешеченные окна в спальню едва проникал свет. В блеклом луче хороводили пылинки. Таремка прикрыла нос рукавом.

  - Он умер сразу, как ты и просила, - сказал Многоликий. Говорил он громко, не страшась быть услышанным. В эту часть замка по приказу Катарины не смел ходить никто, под страхом быть обезглавленным. Слуги с урезанными языками, конечно, не смогли бы разболтать хозяйских секретов, но Катарина перестраховывалась. В последнее время она даже пищу принимала с опаской, а за завтраком так и вовсе отказалась от сочно зажаренного цыпленка только потому, что он слишком сильно пах пряными травами - вдруг, отравитель прячет за ароматом яд?

  Несмотря на все предосторожности, Катарине не понравилась наглая бравада Многоликого. Неужели думает, что она настолько сильно боится быть разоблаченной в собственном доме? Катарина всегда была хозяйкой Замка на Пике, и даже ручной волк, вдруг начавший рычать на нее, не пугал леди Ластрик. Куда больше Катарина боялась обернуться, посмотреть на залитые кровью Фиранда простыни. Как будто от одного взгляда брат мог вернуться из мертвого царства.

  - Надеюсь, ты не врешь. - Катарина повернулась на Многоликого. Отчего-то вся его поза напоминала изгиб кинжала, предупреждала - трогать не стоит, чтобы случайно не расстаться с жизнью.

  - Братья Послесвета не смакуют убийства и не видят радости в страданиях. - Голос Многоликого сквозил отвращением. - Нас учат убивать так, чтоб жертва не мучилась перед тем, как спуститься к Гартису.

  - Но ты любишь убивать. - Катарина с вызовом посмотрела на мальчишку. - И любишь смотреть на муки.

  - Разве от того, что я нахожу наслаждение в том, что приносит тебе пользу, есть что-то дурное? Ты велишь мне снять шкуру со зверя, и я ее снимаю, аккуратно и ладно, чтобы не попортить мех. А как долго будет умирать медведь - так ли уж важно?

  - Не важно, - согласилась Катарина. - Но то был Фиранд, мой брат. Никого я не любила так сильно, как его. Никто не значил для меня столько же, хоть бы в половину от тех чувств. Я всегда защищала его, заботилась о нем, словно это я была старшая, а он - неразумный младший брат.

  - Он и был неразумным. Не всякому годы прибавляют ума, госпожа моя. Ты ведь давно смекнула, что рано или поздно, но Фиранд станет беспомощным. Мы-то с тобой знаем, что иной раз приходится мараться, чтобы сделать какое-то благо.

  Катарина отвернулась. После смерти брата, присутствие мальчишки стало тяготить. Ей не понравилось, что Многоликий вернулся в Замок на Пике даже не спросясь ее разрешения. Катарина не знала, когда именно он убьет Фиранда, более того - она с трудом припоминала, как приказала мальчишке избавиться от брата. В памяти остались какие-то клоки воспоминаний, но и они таяли, словно утренний туман. Будто какая-то часть ее желала как можно скорее избавиться от неугодных кусков прошлого. В самом деле, Катарина отдала многое, только бы забыть о том, что натворила. Но мальчишка не давал ей забыться. С того дня, как Фирнад выпроводил его из Замка на Пике, прошло чуть больше недели, и за все это время Многоликий только раз вернулся обратно. Пришел голодный и злой - компания Ларо, за которым он должен был присматривать, его тяготила, но он не смел проявлять гнев открыто. Именно в тот единственный раз Катарина обмолвилась о том, что Фиранд готов встать на сторону Эйрата и оставить недавно явившегося брата ни с чем. Таремка, опасаясь гнева брата, не проронила ни слова. Но подвернувшийся под руку Многоликий каким-то непостижимым образом заставил ее сказать то, о чем Катарина боялась признаваться даже самой себе. Только на рассвете она поняла, о чем просила своего ручного волка. Сперва она даже бросилась к брату, чтобы предупредить его, но Фиранд, будто нарочно, был зол и в гневе велел сестре убираться к харстам, и не путаться под ногами. Катарина покорно повиновалась. Уходя, она вдруг поняла, что смерть Фиранда избавит ее от бремени всегда быть второй.

  Второй раз Многоликий вернулся вечером того дня, когда Фирнада нашли мертвым. Мальчишка был весел и улыбчив, и даже приволок красивую шипастую раковину, найденную на берегу. Смерть Фиранда глодала Катарину, выпивала из нее все силы, а Многоликий, напротив, словно ожил после долгой спячки. Наткнувшись на ее тоску, мальчишка ухватил лютню и начал напевать какие-то похабные вирши, приговаривая, что тоска ее минует, стоит только взяться наставлять в Замке на Пике свои порядки. Катарина отхлестала его по веснушчатым щекам и велела убираться. Лютня полетела в камин, огонь заиграл на струнах и те спели свою последнюю короткую песню. Многоликий не ушел, только стащил с постели подушку и с ней в обнимку улегся спать в углу. То был первый раз, когда он ослушался приказа госпожи, и Катарина поняла, что прежней покорности больше не будет.

  Таремка посмотрела на кровать. Пятно крови, казалось, сделалось еще больше. Теперь оно стало бурым и больше напоминало разлитое вишневое вино, одно из тех, которые любил Фиранд, и которые ему привозили из самого Иджала. Катарина вспомнила, как однажды, на каком-то пиру, раб опрокинул на брата целый кувшин такого вина, на что Фиранд лишь посмеялся и сказал, что так бы он выглядел, всади в него кто-то десяток стрел.

  Крови было много: на подушках, на покрывале и простынях. Будто здесь забивали свинью, а не перерезали горло человеку. Мальчишка лукавил, когда сказал, что Фиранд умер сразу - Катарина увидела на подушке отчетливый след нескольких пальцев. Будто в последние мгновения своей жизни брат отчаянно искал то, чем вышло бы заткнуть раскроенное горло. Его нашли лежащим поперек кровати, с широко распахнутыми глазами и ртом, полным крови. Когда мертвеца попробовали поднять, чтобы перенести в другую комнату, он изрыгнул кровь. Рабы бросились врассыпную, у Катарины похолодело внизу живота. На миг всем показалось, что Фиранд еще жив, но глаза покойника застекленели, и он, не шевелясь, лежал на полу, закоченевший. Его кожа посинела, вены проступили под ней, словно кто-то надул в них воздуха. Отделавшись от первого испуга, таремка взяла себя в руки и велела отнести брата в зал, чтобы она самолично омыла его тело. Много позже, она стояла в дверях, глядела на мертвого и холодного Фиранд, и не могла заставить себя войти. Ее одолел малодушный страх. Вдруг Фиранд выпросил у Гартиса час жизни, чтобы воротиться в мир живых и исполнить месть. Таремка так и видела, как он протягивает к ней скорченные смертью руки и шепчет: "Зачем ты убила меня, сестра? Пришло твое время держать ответ". Таремка разрыдалась скорее от страха, чем от скорби, выбежала прочь и велела прислать в Замок на Пике нескольких служителей их храма Шарата - покровителю торговцев Фиранд подносил дары чаще остальных, и Катарина надеялась, что служители Шарата достойно подготовят тело прежде чем его предадут земле.