Порно - Ирвин Уэлш

В трубке раздаетца кашель, а потом Джонсон-Хогг говорит:

— Прошу прощения, если я недостаточно четко сформулировал свою мысль, мистер Мерфи. Честно сказать, это очень незрелая работа, и она не отвечает стандартам нашего издательства.

— То есть?

— Ну, грамматика… орфография…

— Ну да, но вроде всем этим редакторы занимаютца?

— …не говоря уже о содержании, которое нас не устраивает.

— Но вы же раньше публиковали книги по истории Лей-та… — Я чувствую, што начинаю кричать, потому што это нечестно, нечестно, нечестно…

— Это были серьезные труды профессиональных писателей, — говорит он, — а это пропаганда культуры подонков, людей, которые ничего не достигли и не сделали ничего полезного для общества. И плохо написанная к тому же.

— Кто бы говорил…

— Прошу прощения, мистер Мерфи, но ваша книга нас не устраивает. У меня много дел. Всего хорошего.

И он просто вешает трубку. Все эти недели, все эти месяцы, когда я убеждал себя, што делаю важное дело, што-то такое большое и нужное, и ради чего? Ни хрена. Это все — просто куча дерьма, как и я сам.

Так што я беру оригинальную копию и швыряю в камин, развожу огонь и смотрю, как еще одна часть моей жизни превращается в дым, как и все остальное. Глядя на пламя, я думаю о Чиззи… я убил Чиззи… он был очень плохим человеком, но он этого не заслужил, и это был Бегби, зуб даю, Бегби… я помню, в каком виде он приперся ко мне в ту ночь… сказал, што он еще сам не был в баре, но я ему не поверил…

И вот я сижу, и деньги жгут мне карман, так што я иду вверх по улице, вверх, потому што Бегби не пьет дальше Пилрига, и захожу в «Старую Соль», где вижу Кузена Доуда. Он такой же убитый, как и я.

От его самоуверенности ничего не осталось, теперь он похож на потрепанного Дональда Дакка.

— Я не понимаю, Урод. Я думал, што у меня оставалась еще куча бабок, хотел отвезти дочку куда-нибудь на каникулы. Но у меня ни хера не осталось. Я даже не могу позволить себе мотануть на неделю в Батлинс. Теперь она не разрешит мне даже просто повидатца с дочей. Я не могу оплатить закладную, не могу оплатить расходы. Я знаю, што шибко потратился, но у меня оставалась штука, я ее точно не тратил. И вот куда-то она проебалась. Это меня убивает, я теперь не могу даже дочку куда-нить свозить на каникулы.

Бедный Доуд… он ведь хороший парень, он всегда мне помогал… нельзя было с ним так поступать… мир стал бы куда приятней, если бы в нем не было бесполезного, удолбанного, жалкого мудака Мерфи… убийцы Чиззи, человека, который разрушил жизнь Кузена Доуда… бедная Али… бедный Энди…

Доуд пытаетца протестовать, когда я вручаю ему триста фунтов.

— Нет, Урод, не надо…

— Возьми, друг, у меня сейчас бабки есть, а ты мне всегда помогал, — говорю я. Я не могу смотреть ему в глаза, поэтому сразу же ухожу.

Я слышу, как он говорит кому-то в барс:

— Видишь этого человека, друг, он святой, просто святой, бля…

А я думаю только об одном, если бы он знал, друг, если бы он только знал… и теперь мне осталось только сделать еще одно доброе дело, друг, только одно…

…я иду домой, и первое, што я там вижу, это книга, «Преступление и наказание».

62. Шлюхи из города Амстердама (Часть 8)

Мне было странно приятно снова увидеть Али, в Городском Кафе, потому что, хотя мы в свое время и были в одной тусовке, и вместе сидели на наркоте, мы с ней никогда особенно не общались. Я думаю, это все потому, что она всегда видела меня насквозь, всегда чувствовала, что я притворяюсь, что на самом деле я — победитель, который только играет лузера. Ага, блестящий, идущий вверх гад, который в один прекрасный день просто съебется и оставит за собой кучу дерьма, которую придется разгребать другим. Может быть, она поняла, что я собой представляю, еще до того, как я сам это осознал. Хотя, может быть, я удивил ее своим отношением к Уроду. Я никогда не думал, что они буду вместе, хотя это не совсем верный термин, потому что на данный момент они совсем даже не вместе.

— Марк, — говорит она и обнимает меня, просто и тепло, отчего я чувствую себя неловко.

— Привет, Али, это Диана. Диана, это Саймон.

Диана тепло здоровается с Али, но к Саймону она отнеслась настороженно, я думаю, это сыграли роль мои намеки насчет него, хотя обычно в подобных случаях она предпочитает делать выводы самостоятельно. Скорее ее прохладное отношение к нему объясняется тем, как он обошелся с Никки. А он чуть ли не плачет.

— Пойдем в город, Марк, выпьем. Никки меня послала. На звонки не отвечает и не перезванивает.

А я думаю про себя: все она правильно делает, так тебе и надо. Я не хотел с ним встречаться, но согласился, когда он сказал, что возьмет с собой Али.

— Как мило, — говорит Псих, — старая команда почти в полном сборе. Наверное, надо было бы позвать Франсуа, — хихикает он, глядя на меня. Я пытаюсь не реагировать. Но я понимаю, что если Бегби такой же двинутый, как и раньше (а судя по тому, что я слышал, он свихнулся уже окончательно), значит, мой старый приятель Псих, мой деловой партнер, урод, которому я дал денег, все это время пытался меня убить. Это уже не предательство, это уже не месть — это хуже. А он весь такой из себя довольный. Наверное, опять накачался коксом. Али толкает меня в бок, но я почти и не слышу, что она говорит, потому что прислушиваюсь к тому, что Псих шепчет на ухо Диане.

— Знаешь, Никки очень хорошо о тебе отзывалась.

— Я тоже к ней хорошо отношусь, — терпеливо говорит Диана, — и к ней, и к Лорен.

— А вот Лорен, если выражаться в манере рэперов, сучка с кучей проблем, — хихикает Псих, а потом говорит: — Хочешь повеселиться, Ди? Я отсыплю вам порошка, и вы с Али можете уединиться в сортире…

— Нет, спасибо, — спокойно говорит Диана. Ей не нравится Псих. И это просто замечательно, он ей не нравится! Похоже, его убойное обаяние начинает слегка притухать. Да и вообще он какой-то потасканный. Лицо стало более одутловатым, блеск в глазах почти не заметен, движения какие-то нервные, дерганые… возраст?., кокс?

— Ну ладно, — ухмыляется Саймон и примирительно поднимает руки.

Я действительно очень рад, что его игры никак не действуют на Диану, и теперь я могу уделить больше внимания Али. Хотя это непросто, потому что я слышу, как этот мудак говорит:

— Я думаю, что нельзя сравнивать этого жалкого неудачника Бернса с великими шотландскими поэтами современности.

Диана качает головой, она спокойна, но тем не менее отвечает на его провокацию:

— Бред какой-то. Что еще за великие поэты современности? Назови мне хоть одного, кто был бы лучше Бернса.

Псих яростно трясет головой и машет рукой.

— Я итальянец, я предпочитаю думать по-женски, то есть на уровне эмоций, а не вдаваться в сравнительные характеристики, которые так любят все те, кто родом из Северной Европы. Я не могу вспомнить имен, да и не хочу вспоминать, но я прочел книгу современной шотландской поэзии, и все, что там было, куда круче того, что писал Берне.

Судя по тому, как он громко кричит и поглядывает на меня, он хочет вовлечь и меня в этот спор, но я пытаюсь сосредоточиться на разговоре с Али, а она, со своей стороны, пытается сделать то же самое.

— Ты замечательно выглядишь, Марк, я никогда тебя таким не видела, — говорит она.

— Спасибо, — я пожимаю ей руку, — ты тоже выглядишь великолепно. Как мальчик?

— Какой из? С Энди все в порядке. А второго я только что бросила. — Она печально качает головой.

— Он ведь не начал снова ширяться? — спрашиваю я, и мне становится несколько неуютно. Когда мы с ним пили, все вроде бы было в порядке, он был какой-то потерянный, но не удолбанный, это точно. Бедняга Урод. Я никогда не встречал человека лучше — никого, кто был бы таким же ранимым и при этом таким же добрым. Но он слишком долго торчал, и теперь мне уже сложно добраться до его сути, ее практически не видно за всей той наркотой, которой он себя травил. Благие намерения по-прежнему остаются при нем, и именно ими и будет вымощена его личная дорога в Ад. Он представляет собой ту форму жизни, которую полностью уничтожил новый порядок, но при этом он все-таки остается человеком. Сигареты, алкоголь, героин, кокаин, спид, нищета и промывка мозгов со стороны СМИ: оружие массового уничтожения, которое капитализм использует куда эффективнее всего того, что изобрели нацисты, — и Урод против них просто бессилен.

— Не знаю, и, кажется, мне уже все равно, — говорит она, но уверенности в голосе я не слышу.

Вот она, основная проблема, возникающая при общении с этим больным удолбанным щенком: ты заботишься о нем, а он наебывает тебя, раз за разом. Возможно, он причинил людям куда больше вреда, чем Бегби, Второй Приз и вообще все мы, вместе взятые. И даже с учетом того, что я не общался с ним уже черт-те сколько времени, я знаю, что все осталось, как было, что он никогда не изменится. Но Али не все равно, именно поэтому она сидит и сжимает мою руку в ладонях, и я вижу морщинки вокруг ее карих глаз, хотя в них все еще горит огонь, и она по-прежнему очень красивая, да, Али выглядит потрясающе, и для Мерфи этого должно быть достаточно. Даже слишком.