Барраяр - Лоис Буджолд

Друшикко, заметившая, как Иллиан дотронулся до своего наручного комма, побледнел и куда-то устремился, в силу привычки мгновенно очутилась рядом с ним.

– Что случилось?

– Как он улизнул? – зарычал Иллиан, наступая на горничную и охранника. Те залепетали что-то невнятное о том, что «мы думали, что он уснул» и «не сводили с него глаз».

– Он не улизнул, – ядовито вмешалась Корделия. – Это – его дом. Он должен иметь возможность свободно перемещаться по своему жилью – иначе зачем тогда держать на стенах такую кучу охранников?

– Друши, можно мне побыть на твоей свадьбе? – взмолился Грегор, отчаянно пытаясь отыскать авторитет посильнее Иллиана.

Друшикко посмотрела на своего начальника. Тот досадливо нахмурился. Не дав ему раскрыть рта, Корделия решила вопрос:

– Да, можно.

В итоге император потанцевал с новобрачной, съел три пирожных с кремом и, довольный, был унесен в постель. А вечер покатился дальше, набирая обороты веселья.

– Танцуете, миледи? – с надеждой спросил Эйрел у Корделии.

Решится ли она попробовать? Оркестр играл медленный танец отражений – надо полагать, она сумеет не сбиться. Корделия кивнула, и Эйрел, осушив бокал, вывел ее на вощеный паркет. Шаг, поворот, взмах руки… Сосредоточившись, она сделала неожиданное и очень интересное открытие: вести в этом танце мог любой из партнеров, и если оба были внимательны и быстро реагировали, то со стороны не замечалось никакой разницы. Она попробовала несколько собственных поворотов и приседаний – и Эйрел ловко ей подыграл. Они перекидывали инициативу, как теннисный мячик, и игра становилась все интереснее – пока не кончились музыка и силы.

На улицах Форбарр-Султана уже таял последний снег, когда капитан Вааген позвонил Корделии из госпиталя.

– Пора, миледи. Я сделал все, что можно было сделать in vitro. Плаценте уже десять месяцев, и она явно стареет. И компенсировать это с помощью репликатора больше нельзя.

– Ну так когда?

– Хорошо бы завтра.

В ту ночь она почти не спала. На следующее утро вся семья отправилась в Императорский госпиталь: Эйрел, Корделия, граф Петер в сопровождении Ботари… Корделия была не в восторге от присутствия свекра, но ничем не выдала своих чувств, памятуя, что худой мир лучше доброй ссоры. Иного выхода просто не было – пока старик не соизволит помереть, ей от него не избавиться. Их вражда огорчает Эйрела – так пусть по крайней мере вина за это лежит на Петере, а не на ней.

«Делай что хочешь, старик. Твое будущее могу тебе подарить только я. Мой сын поднесет факел к возжиганию в твою память».

А вот Ботари она очень обрадовалась.

Лаборатория Ваагена занимала целый этаж в новом здании исследовательского комплекса. Корделия переместила его из старой лаборатории, чтобы капитана не мучили воспоминания: в один из своих первых визитов после возвращения в Форбарр-Султан она нашла Ваагена чуть ли не в слезах. Работать он не мог, объявив, что каждый раз, как входит в это помещение, перед глазами у него встает картина ужасной смерти доктора Генри. Даже самые тихие звуки заставляли Ваагена вздрагивать.

– Я же разумный человек, – хрипло пожаловался он. – Не думал, что подвластен глупым суевериям.

И Корделия помогла ему принести возжигание покойному на лабораторной горелке, а переезд замаскировала под повышение.

Новая лаборатория была светлой, просторной, и ничьи духи тут не витали. Прибытия Форкосиганов ожидала целая толпа заинтересованных медиков – акушеры, гинекологи, хирурги, включая доктора Риттера, будущий лечащий врач Майлза и его же хирург-консультант. Смена караула. Родителям понадобилось чуть ли не применить силу, чтобы пробиться поближе.

Вааген суетился, счастливый и важный. Он все еще не снял черной повязки, прикрывающей глаз, но пообещал Корделии, что в ближайшее время соберется сделать последнюю операцию. Техник вкатил маточный репликатор, и Вааген замешкался, словно решая, как облечь должной торжественностью то, что, как знала Корделия, было самым простым делом. Решив ограничиться небольшой лекцией для коллег, он подробно описал им состав гормонов и питательных веществ, вводимых в соответствующие трубки, растолковал показания приборов, обрисовал происходящее внутри репликатора отделение плаценты и охарактеризовал различия между репликаторными и естественными родами. Впрочем, о некоторых различиях Вааген умолчал.

«На это следовало бы посмотреть Элис», – подумала Корделия.

Заметив, что она наблюдает за ним, Вааген смущенно замолчал и улыбнулся.

– Леди Форкосиган, – он указал на крышку репликатора, – не хотите ли взять честь на себя?

Она протянула руку, помедлила и обернулась к мужу.

– Эйрел?

Он шагнул вперед.

– Ты уверена, что я смогу?

– Если ты в состоянии откупорить консервную банку, то и это тоже можешь.

Оба взялись за запоры и одновременно отодвинули их, подняв герметичную крышку. Доктор Риттер шагнул вперед и точным движением виброскальпеля рассек толстый войлочный слой питающих капилляров. Он высвободил крошечное существо из последнего слоя биологической упаковки, очистил ему рот и нос от жидкости перед первым изумленным вдохом. Обхватившая плечи Корделии рука Эйрела сжалась так сильно, что ей стало больно. Он судорожно сглотнул и поморгал, чтобы вернуть обычную сдержанность своему лицу, сияющему торжеством и болью.

«С днем рождения, – подумала Корделия. – Что ж, цвет у него вполне нормальный».

К сожалению, больше похвалиться было нечем. Контраст с младенцем Айвеном был потрясающий. Несмотря на дополнительные недели вынашивания – десять месяцев против нормальных девяти, – Майлз едва достигал половины роста Айвена при рождении. Тельце ребенка было скрюченным и сморщенным, позвоночник заметно деформирован, а подтянутые к животу ножки не желали разгибаться. Пол был мужской – вот тут сомневаться не приходилось. Но первый крик Майлза был тоненьким и слабым, совершенно не похожим на гневный голодный вопль Айвена. Корделия услышала, как за ее спиной разочарованно фыркнул граф Петер.

– Он получал достаточно питания? – спросила она у Ваагена, с трудом удерживаясь, чтобы не повысить голос.

Вааген беспомощно пожал плечами:

– Столько, сколько мог усвоить.

Педиатр и хирург положили Майлза под согревающую лампу и начали осмотр. Корделия и Эйрел стояли по обе стороны от них.

– Этот изгиб распрямится сам собой, миледи, – указал педиатр, – но нижнюю часть позвоночника надо прооперировать как можно раньше. Вы были правы, Вааген – процедура для максимального развития черепа запаяла бедренные суставы. Вот почему ноги закрепились в таком положении, милорд. Операция освободит кости, но до этого он не сможет ни ползать, ни ходить. Я не рекомендую делать эту операцию в первый год жизни, пусть ребенок сначала окрепнет и наберет вес…