Пернатый оберег - Алексей Яковлев

— Если бы я тебе это известие передал в первую очередь, ты бы ни о чем больше и слушать не стал, а сразу бы унесся в Разнесенск, — резонно возразил Новиков. — Алло! Алло! Отключился. Так и есть: уже на всех парах мчится выполнять Юлечкино пожелание.

Глеб действительно, отпросившись у начальства, даже не стал брать машину, а поехал в Разнесенск на скоростной электричке. На станции в Разнесенске он спросил у первого попавшегося горожанина, где располагается кинологический приют, и разнесенец с удовольствием указал:

— А во-о-он там! Где раньше было колхозное поле. Колхозники там картошку, капусту и морковку выращивали, теперь там собачий курорт и построили!

О том, что он пошел верной дорогой, Глеб понял задолго до того, как увидел ухоженные просторные вольеры. Бодрый собачий лай разносился километра на полтора от приюта обездоленных злыми людьми и суровой жизнью, но везучих шавочек.

— Дай бог всем людям, особенно в моногородах, так жить, как живут наши зубастые пансионеры, — заверил Глеба директор приюта. — Смотрите, какие песики довольные и упитанные! Шерсть у них так и лоснится! Передайте нашей благодетельнице, что мы, администрация, лучше сами недоедим-недопьем, а о собачках позаботимся в первую очередь!

Однако в действительности не все обстояло так благостно. Осматривая приют, Глеб попросил директора его не сопровождать, поскольку он встретил старого знакомого — боевого пенсионера, некогда по недоразумению не понятого лимоновцами. Бравый лево-правый активист, видимо, подрядился на работу в приют, так как вычищал с помощью совка, лопаты и метлы один из просторных вольеров от продуктов собачьей жизнедеятельности. Вокруг него вились, всячески ласкались и всеми способами выражали свою преданность разномастные пансионеры. Неблагодарные шавки явно считали своим благодетелем не Юлию, угрохавшую на их содержание немереные деньги, а этого служителя метлы и здоровой плошки с аппетитным кормом, хотя метелкоплошконосец алкал в приюте не столько служения благородным гринписовским идеалам, сколько приработка к своей скудной пенсии. Глеб хотел было поздравить пожилого борца за права и свободы, распрощавшегося наконец с бесперспективной, неблагодарной и, главное, бесплатной политической деятельностью. Мол, лучше за деньги махать метлой, чем бесплатно торчать на митинге с плакатом «Долой того-то или то-то!». Но у него язык присох к нёбу: на лбу у благонамеренного гражданина красовалась огромная синяя шишка.

— Опять ездили в Москву на митинг? — посочувствовал Глеб.

— Нет, — пожимая руку Панову, возразил пенсионер, — это здесь, на местном митинге меня так угостили. Протестовали против вырубки леса, а результат — вот он, на лице, в смысле — на лбу.

— А что, разве еще есть что вырубать? — удивился Панов. — Ведь, по-моему, и так уже все сгорело!

— Велика и обильна наша Родина, — успокоил его защитник леса. — Всегда найдется, что еще можно украсть! А вы что, опять приехали искать бандитов? Тогда вам туда, они все там, — махнул рукой вечный оппозиционер в сторону центра города, где размещались городские административные здания.

— Вот вы вечно грешите огульными обвинениями! — укорил Глеб диссидента. — Потому и с правоохранительными органами у вас постоянные конфликты, — Глеб бросил многозначительный взгляд на шишку. — Вы лучше выскажите свое непредвзятое мнение: как здесь живется собачкам? Нет ли каких-нибудь недостатков в работе конкретно этой администрации, именно данного приюта? А то вы все замахиваетесь на общерайонные и общеобластные, а то и общероссийские недостатки!

— Что сказать? — почесал затылок бравый общественник. — Собачек, конечно, кормят от пуза, но только требухой, а в бумагах отчитываются, что эту требуху покупают по цене телячьей вырезки…

— Как только вернется из Южной Америки хозяйка этого приюта, директором здесь станете вы, но только обещайте: если состоится митинг протеста против незаконных действий олигарха Никандрова, вы на него не пойдете! — сделал деловое предложение честному, но чересчур активному гражданину Глеб.

— Нет, на любой митинг протеста я пойду обязательно, а уж олигарха обругать — это вообще святое дело!

— Но ваша хозяйка — дочка этого олигарха, и вас тогда из директоров попрут в шею!

— А ля герр ком а ля герр, — по-французски с разнесенским акцентом ответил непреклонный протестант-демонстрант.

— Причем здесь «на войне как на войне»? — возразил Глеб. — Мы как-никак живем в мирной стране, — и сам почувствовал, что его голос звучит фальшиво.

— В мирной?! Да у нас тут недели не прошло, как в самом центре города взорвали в собственной машине авторитетного бизнесмена Табунова! Колеса от его «майбаха» разлетелись в разные стороны: одно упало на крышу здания администрации города, а другое высадило окно и залетело в кабинет начальника ГОВД!

— Взорвали Табунова?! — поразился Глеб. — Но он вроде бы уехал на ПМЖ вместе с молодой женой Дуней Артюнянц!

— Уехал, а неделю назад заехал на денек навестить свой бизнес, и вот такая загогулина получилась! А Дуня, супруга его, вдова то есть, сейчас тоже в городе. Приехала на похороны мужа.

Ахая вслух и про себя, Глеб распростился с всенепременным участником митингов, демонстраций и манифестаций и поспешил к станции, желая успеть на быструю обратную электричку, троюродную бедную родственницу гордого «Сапсана».

Однако ему было не суждено возвращаться в столицу в обществе пассажиров нижесреднего класса (средний класс в электричках вообще не ездит, а если случайно поедет, потом долго будет оправдываться и всем объяснять, что он не такой, а в среду лузеров его занесло просто неожиданное и случайное стечение обстоятельств). Глеб поспешал по главной улице Разнесенска, ведущей от храма, когда увидел знакомого майора из ГОВД, который на перекрестке давал какие-то указания гаишнику. Служивые, видимо, собирались обеспечивать комфортный беспрепятственный проезд какой-то ВИП-персоне. И действительно, через минуту мимо них пронесся блестящий кортеж иномарок, Кто в них ехал, за тонированными стеклами не было видно, но на антеннах машин развевались черные траурные ленты. Майор стал во фрунт и отдел честь проезжавшим, а гаишник отсалютовал им полосатой палкой. Тут и Глеб подошел, поздоровался с коллегами-аборигенами и поздравил их с благополучным завершением их краткой миссии. Майор пожал Глебу руку, но возразил, что поздравлять их не с чем — неприятность на неприятности, а недавно вообще произошло безобразное ЧП.

— Слышал-слышал, — посочувствовал Глеб. — Бедняга Табунов, мир его праху или тому, что там от него осталось.

— Уже и до тебя эта новость дошла?! Скоро и телевизионщики пронюхают. До чего же у нас бесстыжий народ! — от возмущения майор даже всплеснул руками. — Не могли втихую послать снайпера пли устроить ДДТ хорошее ДТП по пути в аэропорт! Тогда бы и телеврали об этом, может, не пронюхали бы. Мало ли бизнесменов у нас убивают каждый день! Нет, обязательно нужно было взорвать его «майбах» в центре города, на виду у ГОВД и администрации! Только бы неприятности людям доставить!

Глеб посочувствовал бывшему однокашнику, а потом поинтересовался, как продвигается лечение юного наркомана, сына майорской коллеги по ГОВД.

— Как обычно, — пожал плечами майор. — Передоз, и со святыми упокой!

Оставалось только опять ахать…

— А ты-то зачем снова к нам пожаловал? — поинтересовался гостеприимный разнесенец. — Никакой новой гадости нам не привез?

Глеб объяснил цель своего визита, и, по-видимому, это было единственное доброе известие для закручинившегося майора:

— А! Собачий приют! Это солидная инвестиция в городское хозяйство! Новые рабочие места и все такое! Глава администрации города особо отметил этот момент в своем отчетном докладе. Побольше бы бизнесмены так вкладывались в свое отечество! А то все деньги, как крысы, тащат за бугор!

Распрощавшись с неравнодушным к бедам страны правоохранителем, Глеб продолжил свой путь, как вдруг его обогнала крутая иномарка с траурной лентой на антенне, явно вернувшаяся из только что промчавшегося мимо ВИП-кортежа. Машина притормозила и притулилась к тротуару перед Глебом. Из иномарки вылез юный красавец-брюнет, весь в иностранном прикиде. Со сдержанно-скорбным видом он взирал на Глеба, и траурная повязка на рукаве его пиджака наглядно объясняла, откуда у парня испанская грусть.

— Позвольте представиться, — сняв шляпу, с легким кастильским акцентом промолвил красавец-юноша. — Дон Диего Сарагоса, личный секретарь доньи Дуньи Дос-Артюнянцос Лос-Табунас. А я имею честь разговаривать с господином графом д’Ал де Ла Панини, светлейшим князем Пановым-Великоозерским-Крутогорским?

«Так, значит, мой предок дослужился до графского титула, — подумал Глеб. — И рассказать об этом юному испанскому красавцу могла только Дуня Артюнянц. Сама же она заполучила эти сведения из первоисточника, то есть из информационного поля Земли. Уж не знаю, с помощью ли намагиченного петуха или самостоятельно — экстрасенсорным способом. Но новость эта приятная, и в знак благодарности я отвечу юному Дуниному посланцу на принятом у современных интеллигентных юношей языке», — и проговорил: — Как бы типа да, я в натуре чисто граф и князь.