Прометей № 1 - Альманах Российский колокол

class="p1">Но именно такая позиция отличает главного героя романа. Юрий Живаго – образованный, культурный интеллигент, который, претерпевая все сложности исторических перемен, так и не может понять сущности революции Красного Октября со всеми ее противоречиями. История как субстанция бытия, равно как и творец истории – эти понятия для него имеют значение неких трансцендентальных сил, принципиально чуждых ему.

И подтверждением этого являются следующие строки из романа: «Истории никто не делает, её не видно, как нельзя увидать, как трава растет. Войны, революции, цари, Робеспьеры – это её органические возбудители, её бродильные дрожжи. Революции производят люди действенные, односторонние фанатики, гении самоограничения. Они в несколько часов или дней опрокидывают старый порядок. Перевороты длятся недели, много годы, а потом десятилетиями, веками поклоняются духу ограниченности, приведшей к перевороту, как святыне»[408].

Вот почему автор данной статьи приходит к следующему определению: роман «Доктор Живаго» является литературной попыткой обоснования обывательского образа жизни как этический идеал. Вот почему в нем нет тех живительных токов драматургического развития отношений всех населяющих этот роман, которые придали бы ему художественно-органическую целостность. Вот почему роман внутренне рассыпается. И от этого не спасает ни поэтический язык Пастернака, ни высокохудожественные зарисовки природы.

Но есть и еще одна грань трагедийности поэта, обусловленная внутренней природой самого художника, его обостренной чувствительностью к противоречиям мира. И отменить ее не в силах ни личное благополучие художника, ни самые дружеские отношения с властью, ни личное счастье, ни сам художник.

Говоря о трагедии конкретного художника, всякий раз надо стараться понять/познать ее конкретную меру, ибо через нее проговаривается не только художник, но сама эпоха. Но такой подход – слишком тяжелая ноша, чтобы не соблазниться мифом: все сходится, противоречий нет, красиво и удобно. Но если это годится для идеологов культа, то настоящий художник всегда протестует против мифотворчества.

В-третьих, культовое отношение не допускает даже простой критики. Культовая политика не допускает никакого другого отношения к культовым именам, кроме как однозначно восхитительного. А уж о критическом отношении к их творчеству говорить вообще не приходится. Оно просто категорически недопустимо. Правда, почему-то А. Солженицыну можно было критиковать Тарковского, Цветаевой – Мандельштама, но для простого читателя это непозволительно. Либерализм культовой политики как раз это и подтверждает.

Заключение

В заключении представляется необходимым еще раз подчеркнуть, что уже сам принцип культового отношения, независимо от того, к кому оно адресовано, является далеко небезопасным по целому ряду причин.

Во-первых, это умаляет значение художника, редуцируя его к иконе, абстрактному символу, лишенному живой мысли, чувства, отношения и отводя ему роль лишь иллюстрации для тех или иных идей.

Во-вторых, культовое отношение отводит читателю роль лишь идолопоклонника, фаната (даже если речь идет о творчестве Пастернака), выводя его из поля субъект-субъектных отношений мира культуры в область теологического ритуала, сопряженного с коммерческим андеграундом.

В-третьих, культовая политика, насаждает не столько позитивное отношение к художнику, сколько теологический тип сознания, который наиболее адекватен обществу, представляющему собой, по выражению автора этих строк, некий манипулятивный планктон. И уже в этом случае имя культового художника может стать объектом для любого рода манипуляций (от политических до рыночных) как особой формы производства превратных форм, но уже не на основе идеологических кампаний, а на основе бездушных манипулятивных технологий.

Вот почему альтернативы превратным формам сознания (в том числе, в форме идеологических штампов, или культов) надо искать в тех общественных практиках, где оказывается возможным становление субъект-субъектных отношений, а по поводу чего – «Игры в бисер» Гессе, уборки парка от мусора, фильмов Р.Чхеидзе – это уже не столь важно. В этом случае мы имеем уже другой вектор общественных отношений. Прежде человек устремлялся в культуру, причем, не только ради высокого, но в том числе, чтобы в ней спрятаться от действительности, что точно выражено следующими строками: // В условном мире слов, в тиши библиотек // Я чувствую себя спокойно и счастливо // Живу вне времени. Его не слышен бег //А выйду в мир. Так страшно, так тоскливо! //

Вот почему автор считает принципиально важным во всех своих исследованиях, независимо от их предмета, не терять той сверхзадачи, которая связана с поиском альтернативы мещанскому императиву бытия, который, кстати, стал едва ли не главной причиной распада СССР.

Альтернативой же мещанству как мировоззренческому принципу бытия может быть только коммунизм как онтологический принцип бытия человека в Истории. И суть этой коммунистической альтернативы состоит в том, что, созидая Историю как Новый мир – мир культуры, человек как ассоциированный субъект, одновременно взращивает и свой авторский императив бытия в ней, т. е. свое лицо как свою личностную сущность в мире культуры.

Список литературы

Борисов В. М. Река, распахнутая настежь. К творческой истории романа Б.Пастернака “Доктор Живаго” http://www.infoliolib.info/philol/borisov/borisov.html (дата обращения: 01.03.2022).

Булавка Л. Советская культура как идеальное СССР// Культура. Власть. Социализм: противоречия и вызовы культурных практик СССР. Луначарский и не только. URSS. 2013. С. 94–134.

Булавка-Бузгалина Л. А. Культура как рынок: “не продается вдохновенье”? // Вопросы философии. 2021. № 3. С. 5–17.

Булавка-Бузгалина Л.А Разотчуждение: от философской абстракции к социокультурным практикам // Вопросы философии. 20018.№ 6. С. 167–179.

Булавка-Бузгалина Людмила. Разотчуждение как конкретно-всеобщая основа истории и культуры СССР//Альтернативы» № 2, 2016. С. 42–63.

Васильев Владимир. Шолохов и Нобелевская премия: история вопроса// Журнал «Литература», № 23, 2002. https://lit.1sept.ru/article.php?ID=200202304 (дата обращения: 03.03.2022).

Виленкин В. Я. Воспоминания с комментариями. М., 1982. С. 382.

Герштейн Э. Мемуары. М., 2002. С. 463.

Дойчер И. Пастернак и календарь революции / Пер. В. Биленкина // www.left.ru/pn/1/deutscher.html (дата обращения: 03.03.2022).

Дремова Наталья. Ножи в спину революции: как писателя Аверченко Ленин похвалил. https://crimea.ria.ru/20210327/Nozhi-v-spinu-revolyutsii-kak-pisatelya– Averchenko-Lenin-pokhvalil-1119402162.html (дата обращения: 09.03.2022).

Искандер Фазиль. Эссе и публицистика. Размышления писателя https://litlife.club/books/12674/read?page=8 (дата обращения: 07.03.2022).

Кедров К. Самоубийство Маяковскому могли внушить// «Известия» № 67, 10 апреля 1993 г.

Ключников Юрий. Страсти по Пастернаку. https://proza.ru/2017/08/09/732 (дата обращения: 02.03.2022).

Ленин В. И. Правда № 263, 22 ноября 1921 г. // Ленин. ПСС. 5-е издание. Т. 44. Издательство политической литературы. М.1970. С. 249–250.

Маяковский В. Как делать стихи. // Собр. соч. в 12 т. Т. 11. М., 1978. С. 236.

Незабытая премия. Материалы о Нобелевской премии Бориса Пастернака стали открытыми. https://lenta.ru/articles/2009/01/12/nobel/ (дата обращения: 04.03.2022).

Одна или две русских литературы? Международный симпозиум, созванный факультетом словесности Женевского университета и Швейцарской Академией Славистики, Женева, 13-14-15 апреля 1978L’ AGE D”HOVVE Женева. 1978.

Пастернак Б. Новооткрытые письма к Ариадне Эфрон // Знамя. № 11. 2003.

Пастернак Б. Л. Поездка в армию // Об искусстве. Собр. Соч. в пяти. т. Т. 4., М. 1991. С. 665.

Пастернак Борис – Быть знаменитым некрасиво: Стих//РуСтих// https://rustih.ru/boris-pasternak-byt-znamenitym-nekrasivo/ (дата обращения: 10.03.2022).

Пастернак Б. Л. Выступление на IV пленуме Правления Союза писателей СССР. Собр. соч.