Ветер в лицо - Николай Руденко

Сумному было приятно, что Вера делится своими переживаниями именно с ним. Приятной — и это уже давно — была для него и сама Вера. А еще приятнее втайне насолить Круглову, почувствовать свое превосходство. Для разговоров с женщинами язык у него был подвешен неплохо. А Вера не принадлежала к женщинам строгого поведения. Она считала, что легче всего восстановить душевное равновесие именно в мужских объятиях.

Теперь она тяжело каялась. Коля к ней не придет. Несколько дней назад встретила на улице Сумного. Голова перевязана, на щеке пластырь. Он юркнул мимо, как ошпаренный. Какой же он трус! Боится, что снова достанется от Коли на орехи. Не знает он Круглова. Не знает, что этот парень может порвать только один раз и после этого не станет следить, кто бывает у Веры, с кем она встречается. Вера не могла думать о Сумном без отвращения.

И тогда к ней пришел Солод.

— Мы условились не забывать друг о друге, — сказал Иван Николаевич, беря к себе в кресло Вериного рыжего кота.

К удивлению Веры, Солод проявил больше такта и теплого сочувствия, чем Сумной.

Прощаясь, он невесело улыбнулся и тихо сказал:

— Не печальтесь, Вера. Все пройдет. Если бы человеческие раны не зарастали, никто не доживал бы до старости. — А после паузы добавил: — Я был бы счастлив, если бы меня покинула Лида. Но, к сожалению, она этого не сделает.

В другой вечер Иван Николаевич снова пришел к ней. Развернул сверток, достал шампанское.

— Выпьем, Вера, за нашу дружбу.

Солод был веселый, смеялся, шутил, рассказывал очень смешные анекдоты. Вера выпила, ей тоже стало весело, легко, она забыла на время и о Коле, и о болезненном разрыве. В тот вечер возобновились их прежние отношения. Но Иван Николаевич теперь не оставался у нее до утра, после одиннадцати нетерпеливо поглядывал на часы.

— Лида ревнует, не доверяет. Не понимаю, к кому, — будто оправдываясь, говорил он.

Сегодня по его требованию Вера оформила отпуск. Завтра они выедут на курорт. Иван Николаевич убедил Лиду, что ей сейчас не стоит лазить по горам, а ему нужен горный воздух. Он очень устал, у него расшатаны нервы. Именно поэтому он так часто выезжает по вечерам на Днепр. Но разве Днепр способен дать то, что люди получают в горах, у моря?..

Нервы у Солода действительно были расшатаны. Особенно после возвращения Козлова. Ему приходилось изрядно напрягать волю и внимание, чтобы казаться Вере веселым, беззаботным. Надо скорее ехать на юг!.. Особенно теперь, когда Сорока и Сомов должны заняться Козловым. Надо находиться как можно дальше в это время... Как можно дальше!

Вера с нетерпением ждала выезда на Кавказ. Она там еще ни разу не была. Пересмотрела лучшие наряды, осторожно, чтобы не помялись, сложила в чемодан. Солод поедет на собственной машине. Веру он подсадит к себе за городом, у разъезда. А туда ей придется добираться автобусом. Но эти мелкие неудобства не имеют значения. Ведь впереди столько прекрасного! Море, курортный пляж, дорога на Рицу. О красоте этой дороги ей так много рассказывал Иван Николаевич.

Может, даже лучше, что ее бросил Коля? Он действительно растяпа. На первый взгляд кажется оригинальным парнем, а на самом деле... А Иван Николаевич, хоть и старше ее вдвое, зато оригинальный, яркий мужчина. Красивый, сильный, энергичный. С ним всегда весело и легко. Он — враг всего стандартного, начиная от чулок и кончая мыслями, нормами поведения, морали. С Солодом они сегодня не увидятся. Увидятся завтра утром на переезде. Скорее, скорее собирать чемоданы!.. А ты, котик, проживешь без хозяйки почти целый месяц?

Вера прижала к груди пушистого кота, погладила его по теплой спинке. Кот будто почувствовал, что ему придется расстаться с хозяйкой, — грустно замурлыкал.

Где же сейчас Иван Николаевич? Видимо, прощается с Лидой. Вера лукаво улыбнулась. Ну и пусть себе прощается!.. Глупая Лида. Вера бы, например, ни за что не отпустила своего мужа или даже любовника одного на курорт. Ни за что. Даже если бы это был не Солод, а Коля, которого нельзя представить в роли курортного ловеласа. Все равно. Там же, видимо, столько всяких соблазнов!..

43

Эксперимент начался. Волновалась не только Валентина — не менее, чем она, волновался Гордый. И хотя он не принимал непосредственного участия в проведении эксперимента, но не отходил от печи, следил за каждым движением Круглова. Его мышцы напрягались, словно это не рука Круглова, а его старческие узловатые пальцы лежали на пульте управления. Он подходил к Коле, говорил не без зависти:

— Повезло, Николай, твоей печи. Повезло, голуб сизый. Ты хоть бы подручным меня взял. Разве из меня плохой подручный вышел бы, а?

Доронин лукаво отвечал за Круглова:

— Понимаете, Георгий Кузьмич... Мы боялись вам мешать.

— Мешать? — Сердился Кузьмич. — Как же можно мешать, когда такое дело делается?

— Но некоторые раньше жаловались, что эксперименты мешают...

— Дураки только могут жаловаться...

Но вспомнив, что он сам ходил в Доронину с такой жалобой, Кузьмич кашлянул, ругнулся в душе и отошел от парторга. Доронин едва сдерживал улыбку. Уголки губ у него дрожали, как от тика, морщины вокруг воронки то собирались, то расходились.

Не меньше Гордого волновался и Виктор. Несколько раз порывался сказать Круглову, что он делает некоторые ошибки, но ошибки были не очень значительны, и Виктор боялся, что его замечания могут поколебать веру сталевара в свои силы. Но однажды он все-таки не удержался.

— Много даете газа, товарищ Круглов.

Коля яростно взглянул на представителя министерства, подошел к печи, заглянул сквозь синие очки в завалочное окно, где клокотала, пенилась огненная пена, то под раскаленный свод бросала свои протуберанцы пламенная сталь. И когда ему показалось, что Виктор снова хочет что-то сказать, суховато предупредил:

— Болеть лучше на стадионе.

Эту негромкую дерзкую реплику слышала только Валентина и порадовалась в душе, что Круглов так оборвал Сотника. Она тоже была недовольна присутствием Виктора. И так сердце едва не выскочит, а тут еще он смущает. Она не могла не думать о нем, не замечать его... Вот не было бы его — не было бы и этих невыносимых, болезненных переживаний, которые лишали сна, не давали возможности сосредоточиться на работе в такой степени, в какой это необходимо сейчас, на решающем этапе.

Виктора сначала обидела реплика сталевара — как-никак, а он представитель министерства. Затем он представил себя на его месте. Ведь и ему приходилось принимать представителей различных министерств. И как это досадно, когда ты сам напряжен до предела, а к тебе лезут с директивными указаниями люди, которые не успели глубоко вникнуть в дело, меньше о нем думали, чем думал ты. Он еще тогда зарекся подражать таким представителям, если придется быть уполномоченным. Оказывается, не так легко удержаться, — человеку, который привык действовать, трудно стоять в стороне и наблюдать. Хочется самому поучаствовать. Невольно превращаешься в болельщика.

Виктор отошел от пульта управления, пошел к другим печам. Доронин его понял. Подхватив под руку Гордого, потянул за собой, в кабинет начальника цеха. Пошли к себе в лабораторию Лида и Валентина.

Коля оглянулся, с радостью заметил, что все ушли, что возле него остались только подручные. Они встретились взглядами с Владимиром и без слов, как и всегда, поняли друг друга. Коля подумал: «Хорошо, что Володька здесь, рядом. С ним-то увереннее чувствуешь себя...»

После разрыва с Верой Коля был очень раздражителен, ходил мрачный, нелюдимый, мог легко наговорить грубостей. Но большинство его друзей знали все, что с ним произошло, так что сердились недолго. Виктор, как видно, тоже попал под горячую руку. Однажды Колю видели пьяным. Владимир оттащил его домой, раздел, положил в постель. Коля вырывался, ругался, а потом склонился на плечо Сокола, заплакал. После этого он снова не хотел разговаривать с Владимиром, не хотел восстанавливать их дружбу. Видимо, нелегко было Круглову признать, что Владимир был прав, когда отчитывал его за разрыв с Лизой. Но сейчас не признавать этого уже было невозможно. Поэтому Коля боялся восстановления их дружбы, чтобы Сокол вдруг не сказал — ага, я же тебе говорил!..

Никто не знал на заводе, как трудно было Доронину скрывать свое гнетущее настроение.

Доронину теперь совершенно ясно, что Солод не тот, за кого себя пытается выдать. Но какая существует связь между ним и Федором Голубенко? Неужели поведение Федора — просто какая-то случайность, недоразумение?

Распутывать этот клубок Доронин не счел для себя возможным и передал полученные им сведения тому, кому надлежало их передать, кто сумеет сделать это лучше, осторожнее и надежнее, чем он.

Где Солод? Удастся ли его найти, задержать? Или он уже убежал, снова сменив фамилию?..

Сегодня ночью органами милиции были задержаны бухгалтер Сорока и директор подсобного хозяйства Сомов. Они куда-то везли на машине избитого, полуживого Козлова. Значит, Солод на заводе был не одинок. Действовала хорошо организованная банда. Под носом у Доронина... Вот тебе и бдительность! Надо немедленно навестить Козлова. Говорят, что его жизни опасность не угрожает... Зато клубок вокруг него распутывается. Это его окончательно вылечит, поставит на ноги.