Лёха - Николай Берг

— Та яка мені своя ця мазепа. Шкурники вони й дурні. Нічого у них не вийде, тільки даремно крові напролівают. Та тому що брешуть, що за незалежну Україну воюють, а самі-то ніяк не вільні. Або під поляками танцюють, або під австріяками, або як зараз — під німцями. Шавки вони на прив'язі, такі свободи не добудуть — печально заявил Середа.

— Вот странно — когда они гутарили — я через пень колоду понимал. А у тебя все ясно — удивился искренне Лёха. Хохол пожал плечами, задумался. Семенов тоже призадумался, нахохлился как-то. По поляне словно тень пробежала.

— Я его небольно зарезал — пробурчал дояр.

Все вопросительно поглядели на него. Все видели, что да, не чухнулся Гогун, зачем об этом говорить?

— По их меркам — это подарок. Лучшее. Что предложить могут — через силу выдавливал красноармеец. Остальные слушали.

— По уму надо было бы им еще петуха красного пустить. И дедушке ласковому и старосте и усатому и тому долговязому — они его резуном кликали, он вишь у них тоже как представление дает. Резьба по живому, театр, мать иху! И двери колышком подпереть. Да детишек у них много, жалко. Ну так вот, не бесите меня — все вместе решали, что кончить эту гниду надо, так нечего рожи воротить. Как они с нами — так и мы с ними! И все тут! За добро — добром плачу. Той же монетой.

— Мы не бандиты, а красноармейцы — пожал плечами Середа.

— А иди ты к чертовой матери! — разозлился Семенов еще больше — Вот я и исполнил то, что красноармейцу положено — врага убил. И больше эта вошь дохлая никого на виселицу не поведет, не застрелит, не зарежет и прикладом не огреет. Я решил, мне и ответ держать, когда к своим выйдем. Но чтоб никаких кислых рож мне тут не было. Ты вот, сомневаешься, что будь сила у этого Гогуна — мы бы в лучшем случае пули бы получили? А в худшем — даже говорить не хочу. Так, что скажешь? — глядя Лёхе в глаза спросил красноармеец.

— Да я сам не знаю, что это на меня накатило — поежился менеджер.

— Белье зря не снал — вдруг сказал бурят. Словно холодной водой споривших облил.

Все посмотрели на азиата, деловито упаковывавшего в мешок все харчи, кроме пресловутых кавунов. Пока они тут разбирались в высоких материях, Жанаев прикидывал, как их обратно вернуть. Вот и высказал то, что считал нужным. Белье — вещь ценная, в холодное время года — особенно, потому так разбрасываться — нехорошо. Дырки можно заштопать, кровь отмыть. Зато тепло будет, воевать так удобнее.

— Ладно, не обеднеем — отозвался Семенов: — Там стирать надо долго — обмочился Стецько обильно.

Бурят пожал плечами. Вчерашний плешивый немец тоже обделался, когда его душили. Ну так не страшно, мыло нашлось в вещичках, а постирать — воды вокруг много, да и труд невелик.

— Я вот другое подумал — сказал Середа.

— Что?

— Да слишком много не о том говорим — помер Охрим и хер с ним! Много чести рассусоливать. Мне другое в голову пришло. Вот выйдем мы к своим — начнут нам вопросы задавать — так не стоит нам про плен рассказывать. Как к немцам попали. Про то, как Гогуны нашего товарища пленили — рассказать можно, это и не плен вовсе получается, а чистый бандитизм и предательство. А вот насчет немцев — лучше б нам молчок. Если согласны — то стоит это дело прикинуть, как рассказывать.

— Думаешь спросят? — усомнился было Семенов.

— Спросят! — твердо ответил артиллерист.

— Да представляешь, сколько таких как мы окруженцев выходит сейчас! Поди-ка, всех опроси! — возразил красноармеец.

— И опросят. Никак без этого быть не может — уверенно сказал артиллерист.

— А зачем? — не удержался Лёха, почему — то вспомнивший вопли о репрессиях невинных и облыжно обвиненных.

— Как зачем? — удивился Середа.

— Ну, вот так. Смысл-то какой людям нервы трепать?

— Ты даешь! — покрутил головой в изумлении артиллерист: «Да любая разведка обязана просто таким делом воспользоваться и свою агентуру заслать, благо повод есть. И всякой сволочи типа тех же Гогунов много будет. И дезертиров».

— И что, всех вот так вот сразу и расколют?

— Наверное, не всех. Но кто-то и влипнет. Помнишь, была такая баечка про голую Сусанну?

Жанаев покраснел почему-то, а Семенов с потомком посмотрели недоумевающе. Семенов — потому как не понял, при чем тут замшелая библейская притча, а Лёха — потому как понятия не имел о чем речь.

Артиллерист выдержал театральную паузу и пояснил тоном экскурсовода:

— Купалась как-то пышечка-Сусанночка телешом. И подступились к ней два старых хрыча, с гнусными, замечу я вам, намерениями. Она им не далась, а заверещала во всю свою мощь. Набежала публика. Хрычи — заслуженные пожилые уважаемые громадяне — заявили, что поймали мерзавку за прелюбодением с чужим мужчиной. За это полагалась неприятная казнь — побивание неверной бабы камнями. И Сусанночку бы забили, как мамонта, но нашелся добрый человек — развел обоих хрычей как детишек малых врозь друг от друга. Отвел одного в сторону и при свидетелях опросил — дескать, где Сусанночка того-сь, блудила то есть. Старый хрыч заявил, что под дубом. При свидетелях. А второй — опрашиваемый отдельно — показал, что под кедром. В итоге пердунам бошки снесли за навет. Вот чтоб нам такого не досталось — надо с пленом детали обговорить. Потому, что кроме нас и агентура вражья попрет и дезертиры и всякая погань.

— Ну и что ты предлагаешь, договориться под каким деревом мы с тобой встренулись? — спросил практичный Семенов.

— Вроде того.

— А твои товарищи, которые с тобой в плен попали? — уточнил боец.

— Сомневаюсь, что они живы остались. Задали они лататы в первый же день.

— Утекли?

— Не знаю. Только там, куда они побежали пулемет заработал. Дал длинную очередь, а потом три коротких. И все. То ли не попал, то ли срезал и добил. Но повторю — у немцев мы нигде не записаны. А неприятностей хапнем, если признаемся. Я б рискнул.

— Ну, не знаю — протянул Семенов.

— Ладно, до фронта еще далеко, обмозгуем. Что дальше будем делать? За пулеметами отправимся?

— Какими пулеметами? — удивился Лёха.

— А ты вчера прослушал. Когда Гогуны с фронта тикали, зарыли пару станкачей в приметном месте. Правда далековато отсюда.

— С дуба свалился, товарищ канонир! Это ж обратно, да еще сколько! И что ты с максимами этими делать будешь? В нем каждом четыре пуда считай. Почти как твоя пушка! — удивился Семенов.

Лёха спохватился, почему-то вспомнив несколько фильмов, где авантюристы разного возраста и пола старательно по старинной карте искали всякие сокровища. Ну, по военному времени пулемет — действительно ценность, то-то Семенов так французской железяке обрадовался.

— Да это я так, спросту. Вытанцовывается следующее — прямо пойдешь… — каким-то пафосно-былинным слогом начал артиллерист

— Коня потеряешь, влево — женатым быти, а вправо — жизни решиться. Сказки сказывать начал? — немного нервно вклинился дояр.

— Неа. Прямо у нас — райцентр будет. Туда переться опасно. Рассадник культуры, потому что. Вот и надо думать — с какой стороны обходить. Хотя, да, похоже на сказки. Правее забирать — там лесов мало, опасно, лысых мест много. Левее — болота будут, тоже тот еще сахар.

— Кому как, а мне болота что-то симпатичнее. Значит так. Идем сколько можно к райцентру. Как только увидим, что густо народу стало и немцев много — забираем левее.

— А зачем к райцентру? Там же опасно — не понял Лёха.

— По дороге мы пройдем за пару часов больше, чем блукая по лесу. В лесу — хорошо отсиживаться и прятаться. Идти лучше по дороге. Ну все, двинули, час-другой у нас еще есть, потом в лесу дневку устроим, вечером опять проскочим, сколько сможем.

Собираться было недолго, вещичек оказалось совсем немного, обнищали. Семенов все время тихо подгонял, нервничал. Выкатились на пустой проселок, скорым шагом двинули по нему. Некоторое время только шаги и пыхтение были слышны. Потом дояр прислушался, повертел головой и решительно свернул с дороги в кусты. Лёха ничерта не услышал, но спорить не стал. Лес был какой-то неуютный, мусорный, много было сухостоя, придававшего картине какой-то покойницкий колорит. Еще и под ногами зачавкало. Кое-как устроились на относительно сухом взгорбке.

— Сейчас вы все дрыхните, я покараулю — распорядился старшой по группе Семенов. Вид у него — что странно — был довольный.

— Лучще я посидю — отозвался бурят. И намекающе посмотрел.

— Лады. Пока отдыхай тоже — вот как солнце над той елкой встанет — я тебя подниму. Ты потом его подменишь, когда солнце вон там будет — взглянул Семенов на потомка. Лёха кивнул. Спать ему хотелось, но раз надо, то надо. Да и как-то нравился он сам себе последнее время, стало пропадать впечатление, что идет он обузой бестолковой, опять же немецкая винтовка как-то настрой создавала, хоть и оттягивала плечо своей увесистой тяжестью, но и внушительности добавила. Как с усмешкой подумал про себя менеджер: «Винтовка +5 к самоуверенности и +10 к агрессивности».