Принцесса Володимирская - Евгений Салиас-де-Турнемир

– Боже мой! Это чудо… Видение. Я боюсь, что ты вдруг исчезнешь так же, как явилась. Как призрак, как видение.

А между тем это было не чудо и не видение.

Когда Алина вдруг решалась на что-нибудь, то не только смело, но порывом отдавалась мгновенному решению, как бы кидалась вперед, бросая все и не думая ни о чем. Так мгновенно вызвала она вдруг когда-то разумно и рассудительно отвергнутого Шеля и безрассудно вышла за него замуж. Так же бежала она, увлекая Дитриха, которого не любила. Так же увлекла и Ван-Тойрса.

Теперь была, однако, большая разница. Этот граф Осинский был первый соотечественник, которого она встретила с тех пор, что бросилась в море житейское. Вдобавок он нравился ей. Она была убеждена, что в ней есть к молодому поляку такое чувство, которого до тех пор она еще не испытывала.

Решение ее сойтись с графом и согласие Шенка мгновенно наполнили ее скучную жизнь в Лондоне. Было что предпринять.

И, конечно, Алина не стала откладывать в долгий ящик своего замысла. Проснувшись в этот день около двух часов, она выслала из дому Дитриха и Ван-Тойрса с поручениями, а сама собрала необходимые вещи и платья в один сундук и выехала… будто бы на почтовый двор. Там она бросила свой экипаж и взяла наемный.

Она отправилась прямо к Осинскому. Его не оказалось дома! Алина на секунду призадумалась, но затем все-таки вошла, и между нею и глухим стариком произошло объяснение. Она объявила, что молодой барин Юлиана ждет ее приезда и когда вернется, то безумно обрадуется.

Юлиан не совсем верил, но, однако, внес ее вещи в дом и отпустил карету.

Когда Алина обошла квартиру Осинского, то выбрала себе одну из дальних комнат, куда, по словам Юлиана, граф и не входил никогда. Расположившись здесь, как дома, она с наслаждением думала о своей выходке и с нетерпением ожидала возвращения графа.

Но вдруг ей захотелось устроить свидание их как-нибудь особенно. Ей необходима была шалость, ребячество. Она вызвала к себе Юлиана и с трудом, разумеется, стала беседовать с ним.

Через полчаса Юлиан был уже околдован красавицей, но когда она вдруг заговорила на его родном языке, старик ахнул и заплакал.

– Кто вы? Что вы? Откуда?! Что все это значит? – закидал он вопросами молодую женщину.

Но Алина, разумеется, на все эти вопросы не отвечала.

– Теперь вы мне верите? Вы не боитесь, что приезжая незнакомка обокрадет или убьет вашего барина? Исполните ли вы мою просьбу – пустую для вас, а для меня важную?

– Все, что изволит пани приказать. Все исполню.

– Не говорить ни слова графу, что я здесь, когда он приедет. Молчать, пока я сама к нему не захочу явиться.

– Извольте, хоть год буду молчать! – воскликнул Юлиан.

И, таким образом, переодевшись в другое, почти бальное платье, Алина явилась в горницу опечаленного графа, как призрак…

IX

Между тем в квартире г-жи Тремуаль ввечеру сошлись двое молодых людей с разных сторон. Каждый, переговорив с привратником в свою очередь, поднялся наверх.

Это были Ван-Тойрс и Дитрих, один смущеннее другого, один бледнее другого.

Неожиданное и внезапное исчезновение Алины было для них ударом. Оба они были влюблены в красавицу, для которой оба бросили и погубили свои семьи и с которой думали связать свою судьбу на всю жизнь.

Они не хотели верить такому неслыханному коварству с ее стороны и надеялись…

– Что-нибудь да не так?! – говорил Дитрих.

– Узнаем от барона Шенка! – утешал себя и друга Ван-Тойрс.

– А если и он не знает ничего!..

И молодые люди, прождав Шенка до ночи, решились отправиться к нему. Его не было дома, и они прождали его до полуночи.

Шенк, вернувшись, объявил им, что дал важное поручение Алине в Шербурге, но что он не знает, когда она вернется – через две недели, через месяц… Одно, в чем он уверен, что она, наверное вернется назад в Лондон, а не скрылась совсем.

Молодые люди заметили, что отсутствие ее вызовет беспокойство и деятельность кредиторов.

– Это не мое дело! – сказал Шенк холодно.

– Но как же она сама не подумала об этом? Ведь ее оставшиеся вещи будут описаны и проданы…

Шенк ничего не отвечал и вообще держал себя так холодно с обоими молодыми людьми, что они смутились еще более.

Наконец хозяин заметил, что уже пятый час утра и он очень устал. Действительно, по лицу Шенка видно было, что он не в удовольствиях провел ночь, а в хлопотах.

Оба молодых человека вернулись в квартиру г-жи Тремуаль, так как в последнее время у них уже не было своего жилища. Денег едва хватало на скромное ежедневное содержание Алины, у которой, впрочем, была и лично куча долгов.

Наутро еще не выспавшиеся молодые люди были разбужены шумом и голосами. Полиция была в доме!..

Обоим позволили одеться при кучке посторонних; оба были немедленно арестованы и под конвоем четырех констеблей отправлены в тюрьму.

Ван-Тойрс был арестован за обманное вымогательство денег, так как занимал на имя фирмы, уже объявленной в Генте несостоятельной. Дитрих был арестован за присвоение чужого имени и титула по жалобе настоящего барона Фриде.

И все это было делом самозванца барона Шенка, делом приготовленным. Он ждал только удобной минуты исполнить свое намерение.

Если бы Алина не согласилась на его темное и еще не объясненное ей вполне предприятие, то и она была бы арестована как самозванка и авантюристка…

Получив согласие Алины, барон Шенк мысленно предполагал в скором времени отделаться путем доноса от обоих молодых людей, но не знал, как выгородить Алину.

И вдруг все устроилось отлично. Красавица захотела исчезнуть и отсутствовать неделю. Боязнь Шенка, что Алина из жалости не допустит его избавить себя от молодых людей, заставила его поспешить теперь.

– А когда она вернется, будет поздно! Переделать будет уже невозможно.

Через три дня квартира г-жи Тремуаль была пуста. Все было продано для вознаграждения ее кредиторов. Знакомые, приезжавшие навестить иностранку, с удивлением узнавали странную весть. Некоторые возмущались мысленно и сердились на себя, что были проведены авантюристкой, которую считали за порядочную женщину. Другие смеялись и говорили:

– Этого и следовало ожидать! Вероятно, она в Эдинбурге теперь или в Дублине и других водит за нос.

Шенк был доволен собою. Предприятие его, задуманное давно, начинало осуществляться. Женщина, говорящая чуть не на всех языках, а главное по-латыни – язык в данном случае необходимый, была им найдена. Вдобавок, она была, в полном смысле слова, очаровательная женщина, красавица и кокетка, тонкая и искусная в любовной игре. Кроме того, эта красавица была настолько образованна, что могла понять, изучить и усвоить все, что необходимо было для темного, трудного и мудреного дела, задуманного Шенком. Теперь у него в квартире, в углу горницы, лежали книги, фолианты, тетради с картами и рисунками и с таблицами таких иероглифов, от которых женщина необразованная или ограниченная убежала бы, как от цифири самого дьявола.