Олег Верстовский — охотник за призраками (СИ) - Аллард Евгений Алексеевич "e-allard"

Я вспомнил о людях, которые проводят свою жизнь под толщей морской воды, в странном городе, выстроенным для смертельного реалити-шоу. Отвыкшие от солнечного света, они не знают ни рассветов, ни закатов, ни звёзд, дышат затхлым воздухом, пропитанным гниением. Но им нравится так жить. Зачем же рисковать жизнью ради этих людей, почитающих за счастье жалкое, но предсказуемое существование в концлагере. Для которых важнее всего «уверенность в завтрашнем дне»?

Солнце поднялось выше, раскрасив облака крупными, алыми мазками, мне почему-то напомнило платье Миланы. В голове зазвучали строчки стихов Евтушенко:

Любимая, спи… Мы — на шаре земном,

Свирепо летящем, грозящем взорваться —

И надо обняться, чтоб вниз не сорваться,

А если сорваться — сорваться вдвоём.

Да, я же собирался встретиться с Мельгуновым, огляделся — в метрах ста шла высокая чугунная ограда, за которой высился каменный особняк, конечно, поменьше размером, чем дворец Фонтенбло, но своей помпезностью ясно напоминающий его. Я глубоко вдохнул свежего морского воздуха и направился к воротам. Взглянул на часы — шесть утра, а, значит, вероятность, что мегазвезда не спит, очень мала. Но заглянув за ограду, с радостью обнаружил ярко освещённые окна, нажал на кнопку домофона, там что-то пробулькало, и хриплый мужской голос грубо спросил:

— Что?

— Олег Верстовский, у меня назначена встреча с Игорем Евгеньевичем.

Это походило на авантюру чистой воды. Мельгунов, естественно, меня не приглашал. Все, что произошло на съёмках, могло быть плодом моего буйного воображения. Я постоял пару минут, покачиваясь с пяток на носки. Отругал сто раз себя матерными словами за глупость, уже собираясь направиться к остановке трамвая, как домофон ожил:

— Ждите.

Через пять минут, показавшихся мне вечностью, на ступеньках особняка возник шкафообразный охранник, затянутый в тёмный костюм. Он медленно прошествовал по дорожке, отпер дверь, и бесцеремонно ощупал меня, когда я оказался рядом.

— Оружие имеется? — хмуро пробурчал он.

Я покачал отрицательно головой, и чуть заметно улыбнулся. Если не талант, то охрана Мельгунова была на мировом уровне.

Охранник провёл меня в прихожую, которая сразу задавала тон всему дому — ковёр с неярким восточным орнаментом на полу, по углам старинные вазы, изящная люстра. Я взглянул мимоходом в большое зеркало в бронзовой раме с затейливыми финтифлюшками и чуть не расхохотался от своего комичного вида, так не вписывающегося в шикарный интерьер: разорванная в драке рубашка, разбитая губа, небритый, лохматый.

По широкой лестнице мы поднялись наверх, охранник остался в коридоре, а я вошёл в гостиную, больше смахивающую на музейный зал, чем на жилую комнату. Все поражало кичливой роскошью. Изысканный лепной декор на стенах и потолке. Мебель на позолоченном, резном каркасе. Вычурные светильники, больше напоминавшие ювелирные украшения, чем источники света. Вдобавок массивная хрустальная люстра. Обильное количество живописных полотен с пейзажами и портретами. По углам ниши со старинными вазами, или мраморными статуями.

В огромном камине, облицованном малахитом, весело трещали дрова. Я заметил у стены белый концертный рояль с небрежно брошенными на крышке нотами. Окна плотно драпировались тяжёлыми портьерами с золотыми шнурами. Сам хозяин в малиновом халате вальяжно развалился на широком диване, здесь же возлежал Ромочка, положив голову ему на колени.

Увидев меня, Мельгунов сделал знак охраннику, тот поклонился и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. На изящном столике с отполированной до нестерпимого блеска деревянной столешницей, как на параде выстроилось множество бутылок и один бокал. По-видимому, Ромочке, как и гостю, выпивка не полагалась. Мельгунов нежно провёл рукой по волосам дружка, тот встрепенулся, сонно приподняв голову. Медленно встал и важно, с достоинством вышел из комнаты. Мельгунов не предложил мне сесть, но решив, что премьер — не король, и стоять в его присутствии совершенно не обязательно, я нахально плюхнулся в кресло.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Что за сделку ты хочешь мне предложить? То есть, не ты, а твой Хозяин, — без предисловий спросил я.

Мельгунов сморщил нос от моей невоспитанности, взял со столика бутылку, налил себе в бокал. Пригубив, поставил обратно и, смерив меня взглядом с ног до головы, ответил:

— Выполнить кое-какую работу.

— И что это?

— Ты должен убить Верхоланцева.

На какое-то время я потерял дар речи. Хотя быстро проанализировав сказанное, понял, что это совершенно предсказуемое предложение.

— Слушай, но ведь Верхоланцев — твой учитель, друг. Он сделал из тебя звезду. Как ты можешь так…

— Верстовский, если ты пришёл читать мне нотации, то зря теряешь время, — холодно отчеканил Мельгунов. — Или соглашаешься, или…

— Или что?

— Неужели ты до сих пор не понял? Потеряешь Милану навсегда. Кстати убрать Верхоланцева в твоих интересах. Милана станет богатой вдовой, тебе достанется все состояние её мужа — деньги, имение.

— Мне это будет особенно нужно, когда я буду пребывать в тюрьме, — саркастически возразил я. — Пожизненно. И протяну там недолго.

— Это твои проблемы, как замести следы.

— Слушай, Игорь Евгеньевич, а давай я укнокаю Розенштейна? По крайней мере, у меня такие плохие отношения с ним, что мне припаяют неумышленное убийство в состоянии аффекта, и я получу немного.

Мельгунов с таким отвращением взглянул на меня, что захотелось расхохотаться.

— Душа этого холуя меня не интересует. Мне нужен Верхоланцев, — холодно произнёс он, не оценив моего юмора.

Я чуть заметно улыбнулся и спросил:

— Слушай, Мельгунов, а это ты Северцева того? Ну, признайся.

Мельгунов презрительно скривился и пробурчал:

— Верстовский, ты надоел. Ты всем уже надоел, всей группе. Тебя не выгнали по одной-единственной причине. Потому что я этого не хочу, — сделав акцент на местоимении «я» надменно произнёс он. — Одно моё слово и ты бы вылетел со съёмок, как пробка из бутылки.

— Даже так? Может, я Милане тоже не нужен? Так за каким чёртом я буду стараться?

— Нет, ей ты нужен. Она влюблена в тебя, как кошка.

— Господи, что ты понимаешь в женской любви, — издевательски ухмыльнулся я.

— Верстовский, не строй из себя хрен знает кого. Ты что думаешь — главную роль играешь? — неожиданно резко воскликнул премьер. — Нет, мой милый. Тебя снимали только на средних и дальних планах. А потом монтажёры постараются, соединят тебя и крупные планы Северцева. Твоей фамилии даже в титрах не будет. Тебя взяли, потому что фигура твоя чуть-чуть напоминает Северцева. Ты понял, обалдуй?

Он вдруг резво вскочил, вытащил из комода рулон, который оказался красочной афишей и, развернув перед моим носом, торжествующе изрёк:

— Видишь? Игорь Мельгунов, Григорий Северцев и Милана Рябинина в фильме «Призраки прошлого»! И крупно: «Последняя роль Григория Северцева»! Так что, зря ты старался изображать гениального актёра. Этого никто не оценит. Никто!

Я понял, Мельгунову страстно хотелось унизить меня, втоптать в грязь. Это выглядело ужасно смешно, по-детски.

— Слушай, я ведь могу тебе помочь, — проговорил я спокойно, давая понять, что выходка собеседника меня совершенно не задела. — Избавить от твоей зависимости от Хозяина. Провести ритуал.

— Зачем? — зло рассмеялся он. — Зачем? Благодаря этой связи я имею самый высокий гонорар в стране, все вот это, — он обвёл широким жестом шикарную гостиную. — И не только. Кстати, если согласишься, тоже сможешь заполучить подобное. Так сказать, попасть в ‘high society’.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А где гарантия, что в то же самое время, когда я буду убивать Верхоланцева, кто-то другой не убьёт Милану? Откуда мне знать, может быть, ты заключил сделку с кем-то ещё?