История Спарты (период архаики и классики) - Печатнова Лариса

Своеобразными апологиями Лисандру явились статьи В. Прентиса и Р. Смита. В. Прентис, строя свою аргументацию на совершенном отрицании позднейшей традиции, основанной, по его мнению, исключительно на Эфоре, полностью отвергает все сведения, порочащие Лисандра, и ответственным за политику Лисандра делает не столько его самого, сколько Спартанское государство в целом[021_48]. Р. Смит, который вопреки традиции пытается доказать, что никакого "падения" Лисандра не было и вся его деятельность была полностью согласована со спартанским правительством и им санкционирована[021_49], фактически стоит на той же позиции, что и В. Прентис. Оба они, по существу, рассматривают Лисандра как некое воплощение спартанской внешней политики, полностью отрицая наличие конфликта между Лисандром и официальной спартанской общиной.

Среди тех, кто подвергает критике как явное преувеличение, так и неоправданное преуменьшение роли личности в истории, назовем немецкого историка Д. Лотце, автора монографии, посвященной деятельности Лисандра в последние годы Пелопоннесской войны[021_50], и отечественного исследователя Э. Д. Фролова. Сторонники более взвешенного подхода к традиции вовсе не отрицают того, что Лисандр действовал в русле официальной спартанской политики. Но с другой стороны, они и не считают Лисандра интегральным элементом спартанской общины, до конца лояльным и верным ее гражданином. Так, по словам Э. Д. Фролова, в действиях Лисандра усматривалось нечто большее - уже наметившийся разрыв "если и не между личностью и государством, как это было в случае с Алкивиадом, то между действиями и целями Лисандра, чья энергичная новаторская политика была направлена на то, чтобы закрепить господство в быстро развивающемся греческом мире за отсталой, консервативной Спартой", начисто лишенной какой-либо конструктивной идеи или позитивной внешнеполитической программы[021_51].

По меткому выражению Д. Лотце, подмена целого государства одной личностью произошла уже в древности и была результатом "оптического обмана", вызванного безусловно выдающимся положением Лисандра в современном ему греческом мире. Эта подмена произошла, конечно, не без участия современников и близких их потомков, "плененных чарами сильной личности"[021_52].

Как видно из этого краткого обзора, проблема соответствия официального курса Спартанского государства личной инициативе Лисандра уже не раз обсуждалась в научной литературе. В отечественной историографии наиболее полно ход этой дискуссии и ее основные линии представлены в указанной выше монографии Э. Д. Фролова[021_53].

Задачей настоящего раздела мы считаем исследование наиболее интересной и необычной формы господства спартанцев над греческим миром - декархий. В этой связи стоит также вопрос и о личном вкладе Лисандра в создание этого института, который лег в основу Спартанской державы.

Первые шаги по консолидации антиафинских и антидемократических сил в малоазийских городах Лисандр предпринял еще во время своей первой навархии в 407 г. Сразу же по прибытии в Ионию он перенес штаб-квартиру спартанского флота из Милета в Эфес (Xen. Hell. I, 5, 1; Plut. Lys. 4). Как нам кажется, самым важным моментом при перенесении резиденции наварха в Эфес было то, что этот город считался опорным пунктом греческой олигархии на Востоке[021_54] и открытым сторонником Спарты[021_55].

Здесь, в Эфесе, Лисандр устроил съезд представителей олигархических кругов ионийских городов, тем самым положив начало межполисному объединению всех олигархических элементов и создав, по меткому выражению Р. Виппера, "союз союзов"[021_56] с собою во главе. Ксенофонт полностью опускает данную сторону деятельности Лисандра. Для этого апологета Спарты вообще характерно полное молчание по поводу отношения Спарты к своим новым союзникам. Сведения об этой политической акции мы находим только у поздних писателей, Диодора и Плутарха. Сообщение Диодора лаконично и, как всегда, когда речь идет о Спарте, не несет в себе ярко выраженного оценочного момента. По словам Диодора, Лисандр, "вернувшись в Эфес, призвал к себе самых могущественных людей от городов; он предложил им организовать гетерии и объявил им, что если дела пойдут хорошо, то он сделает их владыками в их городах" (XIII, 70, 4 / Пер. С. Я. Лурье). Подобное конспективное изложение Диодора дополняет Плутарх: "Лисандр, созвав в Эфес, в качестве представителей от городов, людей, которые, по его мнению, возвышались над толпой умом и отвагой, впервые внушил им мысль о переворотах и создании власти Десяти, которая впоследствии при нем и установилась. Он уговаривал и подстрекал этих людей к созданию тайных обществ (eJtairikav) и внимательному наблюдению за состоянием государственных дел, обещая им одновременно с крушением Афин уничтожение демократии и неограниченную власть в родном городе" (Lys. 5, 5).

Какие цели мог преследовать Лисандр, решившись на столь необычный для спартанского военачальника шаг? Ведь акция в Эфесе - явление неординарное, оно не имеет себе аналогий в спартанской истории. Бесспорно, мысль об организации съезда олигархов в Эфесе - одна из самых удачных и оригинальных политических идей Лисандра. Анализ текста Плутарха позволяет нам наметить те цели, которые мог преследовать Лисандр, приступая к объединению вокруг себя малоазийских олигархов. Конечно, в условиях войны с Афинами этот шаг прежде всего диктовался стремлением Лисандра изолировать Афины как идейный центр демократического движения. Сама же идея объединения олигархов в тайные общества с фиксированным числом членов, очевидно, явилась симбиозом опыта, с одной стороны, олигархических гетерий в Афинах (о них он мог узнать от Алкивиада), а с другой стороны, чисто спартанских институтов, таких, как криптии.

По-видимому, личный момент при определении состава этих тайных политических клубов имел для Лисандра решающее значение. Уже на учредительном съезде в Эфесе в 407 г. среди его участников было немало личных друзей и гостеприимцев Лисандра (ср.: Plut. Lys. 5, 6). Именно там состоялся между ними сговор, целью которого было повсеместное уничтожение демократий афинского образца. Ориентация при этом на декархии свидетельствует о том, что Лисандр с самого начала думал об установлении корпоративных тираний, а вовсе не о реставрации "законных" олигархий умеренного толка[021_57]. Своим сторонникам он обещал, что в случае успеха "сделает их владыками в их городах" (Diod. XIII, 70, 4) и дарует "неограниченную власть" (Plut. Lys. 5, 5). Таким образом, под лозунгом восстановления "отеческих политий" Лисандр пытался создать в малоазийских полисах абсолютно беспринципные и циничные режимы, вербуя для них людей, подобранных по принципу личной преданности. То, что последний принцип и был основным критерием для Лисандра, хорошо видно из одного замечания Плутарха: "Он назначал правителями не по признаку знатности или богатства: члены тайных обществ, связанные с ним союзами гостеприимства, были ему ближе всего" (Lys. 13, 7). Однако истинные цели Лисандра проявились несколько позже. В начале же своей политической карьеры Лисандр собирал под знамена "олигархической реставрации" всех недовольных господством демократических Афин.

Надо думать, что созданная Лисандром межполисная антидемократическая коалиция субсидировалась, главным образом, на средства Кира Младшего, который в 407 г. был назначен караном (наместником) Малой Азии[021_58]. Мастер неформальных контактов, Лисандр, по свидетельствам Ксенофонта и Плутарха, в ходе переговоров в Сардах так расположил к себе Кира, что сумел завязать с ним долговременную дружбу, которая прекратилась только со смертью последнего (Xen. Hell. I, 5, 2-7; Plut. Lys. 4). Как справедливо замечает Г. Глотц, "для Афин не могло быть ничего более губительного, чем удачная встреча в Сардах этих двух деятелей"[021_59].