Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев

— Ни на минуту не допускал и мысли о вашем участии в этом жутком деле. Ни на минуту. — Поручик взял Андрея под локоть и повел по широкой лестнице наверх.

Полицейский мрачно топал сзади.

— Ты подождал бы здесь, — сказал поручик полицейскому.

— Не положено, — просто ответил тот, и стало ясно, что полицейский не отвяжется.

— Им хочется быстро соорудить уголовное дело. Шумное дело — многие у нас вам сочувствуют. Примите мои соболезнования.

Поручик постучал в дверь на втором этаже, оттуда послышалось: «Входите, входите!» Поручик пропустил Андрея вперед, преградил путь полицейскому, который намеревался было последовать за Андреем, и прикрыл дверь.

Андрей оказался в большом, светлом, в два окна, кабинете. Чуть ли не половину его занимал большой полированный стол, заваленный бумагами. За столом сидел массивный курчавый человек в форме полковника. Человек поднялся из-за стола и пошел навстречу Андрею.

— Господин Берестов? — сказал он. — Рад вас видеть. Надеюсь, что ваши несчастья временные. Очень надеюсь.

Полковник оказался низкого роста и столь широкий, будто ноги у него были отрублены по колено. Шел он мягко, шаркал ногами, и ясно было, что ему куда привычнее быть в мягких домашних туфлях, чем в высоких сапогах.

— Ай-ай-ай, — уныло сказал он. — Неужели в таком виде вам пришлось провести ночь в участке? Без теплой одежды?

— Полиция получила слишком много власти, — резко сказал от дверей поручик Тизенгаузен. — Они творят произвол.

— Вот именно, — согласился полковник. — Ведь можно простудиться! У вас нет насморка?

— Нет, — сказал Андрей.

— Я дам вам с собой капли. Мне присылают из Киева, — сказал полковник. — Вы завтракали?

Поручик хмыкнул.

— Ах да, — сказал полковник. — Какой у них завтрак! Поручик, не в службу, а в дружбу, распорядитесь, чтобы принесли чаю.

— Чай придется подождать, — сказал поручик. — Еще не ставили самовар. Но если господин Берестов не откажется, мы можем предложить ему глоток коньячку.

— Великолепная идея! — обрадовался полковник. — Вы простите, что нам пришлось встретиться в такой момент. Но это последствия тяжелого положения, в котором оказалось наше государство.

Поручик Тизенгаузен прошел к массивному сейфу, что стоял возле стола, громко повернул ручку, открыл его и вынул оттуда початую бутылку коньяку и два стакана. Раздвинул бумаги на столе полковника и налил в каждый стакан на два пальца.

— Нам надо завести бокалы, — сказал полковник, удрученно глядя на действия адъютанта. — Просто стыдно перед гостями.

— Я распоряжусь, — сказал Тизенгаузен. Он протянул один стакан Андрею, второй взял сам.

— А мне нельзя, — сказал полковник. — Язва. Совершенно исключено.

Коньяк обжег глотку. Полковник проглотил слюну, глядя, как Андрей пьет.

— Нечем закусить. Не серчайте, Андрей Сергеевич, но мы редко принимаем гостей. Мы стали бумажными крысами. Война — это груды бумаг, вот так-то.

Тизенгаузен пил коньяк маленькими глотками, стоя навытяжку, словно соответствовал тосту на торжественном приеме.

Большие настенные часы пробили десять раз. Все трое стояли и смотрели на них, потом полковник и Тизенгаузен сверили свои часы, словно настенные часы были истиной в последней инстанции. У полковника была старинная луковица, поручик Тизенгаузен, разумеется, имел часы наручные, на черном ремешке.

— Господин поручик, — сказал полковник, — вам пора.

— Слушаюсь, Лев Иванович, — согласился Тизенгаузен, убрал стаканы и бутылку в сейф и небрежно прикрыл его.

Когда Тизенгаузен вышел, полковник обернулся к Андрею:

— Садитесь, садитесь, в ногах правды нет. Боюсь, как бы вы с собой паразитов не вынесли. Там же блохи, клопы, полное отсутствие гигиены… да вы садитесь, я не потому сказал, что опасаюсь заразить свою мебель, нет, не потому.

Мысль эта показалась полковнику столь забавной, что он залился счастливым смехом.

В дверь постучали. Поручик пропустил в кабинет Лидочку. Из-за их спин выглядывал полицейский. Он даже встал на цыпочки, чтобы убедиться, что его подопечный не убежал.

В руке у поручика была большая сумка.

Лидочка кинулась к Андрею.

— Что они с тобой сделали! — воскликнула она куда громче, чем можно было от нее ожидать. — Я не переживу! Мой бедный… — Она обняла Андрея и прижалась щекой к его сорочке.

— Да-с, — сказал полковник. — Если вы позволите, я вас на несколько минут покину. Срочные дела… так-с, срочные дела.

Полковник обнял за плечи поручика Тизенгаузена, для чего ему пришлось высоко закинуть полную руку, и они вдвоем, словно Дон Кихот с подвыпившим Санчо Пансой, покинули кабинет.

— Лидочка, милая, я так счастлив… Как тебе это удалось?

— Андрюша, времени у нас совсем мало, — сказала Лидочка. Она потянула его к окну подальше от двери.

Андрей пребывал в эйфорическом состоянии, в котором мир сконцентрировался вокруг Лидочки, как космос вокруг Солнца, ослепительного и прекрасного. Он готов был плакать от умиления и нежности. Лицо Лидочки, освещенное светом белесого дождливого утра, было бледным, и оттого глаза казались еще большими, а губы были еще более нежного, светло-пунцового цвета. Андрей принялся целовать руки Лидочке, а та не отнимала рук, но повторяла:

— Андрюша, милый, пойми, что каждая минута… каждая минута…

Вместо продолжения разговора она оказалась в его объятиях. Поцелуй был бесконечен, и оторваться друг от друга было невозможно, может, еще и потому, что оба понимали, что этот поцелуй может оказаться последним. Он — дар судьбы, могущий оказаться ее жестокой шуткой.

— Ну вот, еще пять минут потеряли, — сказала Лидочка, отстраняясь наконец от Андрея.

— Не важно.

— Сейчас все важно, — сказала Лидочка.

— Как ты это устроила?

— Лев Иванович — старый приятель папы, — сказала она. — Он военный комендант Ялты. Ты догадался?

— Нет, я понял, что он какой-то начальник, но какой — нет, не догадался.

— Я заставила папу вчера вечером пойти к нему. Они в преферанс всегда играют. Сначала я думала, что он может вмешаться, но, конечно же, Лев Иванович не может вмешаться. Знаешь, что мне помогло, — оказалось, в армии и среди местной знати Вревского не выносят. И его штучки… А поручик Тизенгаузен — он имеет на Льва Ивановича большое влияние — при слове «полиция» просто подпрыгивает до потолка. Папа мне сказал, что Вревский начал расследовать какие-то дела, связанные с военной кассой, и нашел нарушения — с тех пор они страшные враги. Но это все не важно… Главное, что Лев Иванович согласился устроить мне с тобой свидание. Но, конечно же, не в угодьях Вревского, а у себя. Он своей властью приказал доставить тебя к нему как свидетеля по делу дезертирства двух солдат — ну ты знаешь уже, наверное… тех, кто убежал от Коли Беккера.