Инквизитор и нимфа - Юлия Зонис

— А на фиг бессмертие, если не с кем его разделить? — резонно заметила Фреда. — Так вот. Маршируют они через долину, на каждом шагу верный боец падает замертво, но полководцу, понятно, начхать. Идут. Уже выход виден. В ста шагах. А солдат мало осталось, совсем уже мало. В десяти. Всего несколько человек. В пяти. В двух. Опа! Нету больше солдат, все сдохли.

— И что? — разволновалась Лаури.

— И то. Сначала козел драный свою жену шагнуть заставил. Ну она мертвой — брык. А затем шагнул сам и, подыхая, кинул к выходу из долины ребенка. Сынка своего.

— И?

— И вот. Младенчик тот и стал Та Хеспер. Разрушителем.

Лаури тряхнула головой. В голове тихо и настойчиво звенело, словно и на нее начала действовать «заглушка».

— Не понимаю. А смысл какой?

— Смысл? А смысл простой, — осклабилась геодка и дернула Шеймаса за вихор так, что тот ойкнул. — Очень простой смысл, лапочка моя. Если тебе могущество задарма досталось, ничем ты за него не заплатил и никак не пострадал — станешь полным уродом.

Лаури нахмурилась. Что-то в этом рассказе было неправильно… Ах да.

— Ничего себе задарма! У него родители умерли.

— Мало ли у кого родители умерли, — фыркнула Фреда, потягиваясь.

И почудился в этом какой-то нехороший намек, поэтому Лаури, ощетинившись, спросила:

— И у кого же? У тебя, что ли?

— Да у меня их и не было, — равнодушно сообщила геодка. — Клон я. Обыкновенный клон.

— Необыкновенный, — поправил разомлевший Шеймас.

— Ладно, — легко согласилась девица. — Не обыкновенный. Порченый. Я, понимаешь ли, шестнадцатая в помете…

— Фи, Фредди, как грубо…

— А что? Самая маленькая и несчастная. — Тут Фреда жалобно сморщилась. — Братцы и сестрицы меня бросили. Сиротинушку. Вот вы подобрали, и ладно.

И за это, конечно, немедленно выпили. Дальше пошло что-то мутное. Пили и за прекрасных дам, и за то, чтобы все сдохли, Шеймас уже совсем откровенно лапал Фреду, а та лишь томно постанывала — и в какой-то момент Лаури поняла, что говорят о ней. Она попыталась восстановить то, что прозвучало раньше. Речь шла о каком-то клипере, а может, и не о клипере, а о крейсере или не о крейсере, а о целой барже с оружием, которая вроде бы затонула у берега еще в те времена, когда колонисты не знали ничего об особенностях Пушистых островов и хотели построить там военную базу. Вздор. Или не вздор? Шеймас сказал, что не вздор, а скептично настроенный Лукас — что вздор, а Стентон предложил проверить, а Шеймас сказал, что водолазное оборудование, если Стентон хочет, пусть сам и снимает. А Фреда сказала: зачем водолазное оборудование, ведь у них есть своя русалка. И все уставились на Лаури.

— Не буду я нырять, — выдохнула она.

— Конечно, не будешь, — подтвердил Вигн. — Шеймас, утихомирь свою подружку.

— Спорим, что я ее уговорю? — промурлыкала Фреда.

— На что спорим? — прищурился Стентон.

— На бутылку двадцативосьмилетнего «Джеймисона». Шеймас ее прячет для нашей свадьбы.

Ирландец зарычал. Фреда хрипло расхохоталась. Лаури пожала плечами:

— Не уговоришь.

— Уговорю, еще как!

Стентон, клейко блестя глазами, уставился прямо в вырез кофточки Лаури.

— А на Магнитной косе, говорят, мертвецы водятся, — ни к кому не обращаясь, сообщил он. — Страшно?

Бутылка бурбона перед ним почти опустела, но у Лаури было мерзкое ощущение, что Стентон вовсе не пьян. На пол он, что ли, лил свое пойло? Да и остальные казались трезвыми, и только она расклеилась, как последняя дура.

Наверное, это все и решило, потому что Лаури, пошатнувшись, встала. Перегнувшись через стол, девушка выдохнула в лицо Стентону:

— Спорим. Если она меня не уговорит, нырять будешь ты. Без костюма и без баллонов.

— Браво! — снова заорала чуткая на ухо геодка. — И добавила: — Пошли, подруга, курнем. Оставим этих катангов, пусть решают, у кого эго длиннее. Крутые тут все равно мы.

Снаружи было удушливо жарко, хотя день только начинался. Солнце плавило спутниковую антенну, торчащую над угловым домом. Ветер гнал пыль по пустой улице, но над центром, дальше к востоку, уже что-то клубилось, вспыхивая медными искрами. Хлопали под ветром пластиковые, расшившиеся листы крыши, гремели в недалеком порту краны, и над всем этим неслось пронзительное «няняняня» водосборщиков.

Сигаретный дым драл горло. Курить ее тоже приучила Фреда, и это было глупо, дурацкое какое-то лихачество, но Фреда умела втягивать в авантюры. Может, и уговорит. Тогда же уговорила: «Да наплюй. После лемурийского коктейльчика рак отменяется. Будешь жить триста лет, подруга. Пользуйся, пока можешь». И вот сейчас стояла рядом, длинноногая, самоуверенная красотка, и выдыхала сизые дымные струйки.

— Уговаривай, — сказала Лаура, оборачиваясь к подруге.

И окаменела, потому что встретила ее такой ненавидящий, такой горящий серебряной злобой взгляд, какого не видела никогда и ни у кого.

— Сладенькая сучка, — процедила геодка. — Как же я тебе завидую, если бы ты могла знать. Была бы я его любовницей…

— Лукас…

— Да при чем тут твой драный Лукас? Лукаса я хоть завтра получу. Но ничего, ничего. Я его трахну, и, обещаю, ему это понравится больше, чем твои раздвинутые тощие коленки.

— Да что ты меле…

— Мутабор, — без всякого выражения произнесла Фреда.

Колючее солнце, сорвавшись с антенны, рухнуло прямо в глаза Лаури.

В детстве Борис Либович зачитывался сказками Гауфа, а позже, как и многие викторианцы, обзавелся специфическим чувством юмора.

…Лаури не могла понять, как Фреда уговорила ее на поиски затонувшей баржи, но как-то, похоже, уговорила — иначе почему бы вся компания очутилась в тряском, воняющем навхусом и пивом джипе, который пылил по раздолбанной дороге? Более того, на сиденье рядом с Лаури валялся пояс, с которым она обычно ныряла. К поясу крепились ножны с узким и легким ножом — таким удобно разрезать сети — и еще маленький, но мощный фонарик.

Солнце уже набралось силы, налилось злобой. Хорошо, что его скрывали пыльные облака. Желтые полосы протянулись от горизонта до горизонта. Желтая полоса — море. Желтая полоса — небо. Сверкающая стена позади — оставленный ими город.