Красный свет - Максим Кантор

– Я, Андрей Васильевич, понимаю, чем вы рискуете, когда меня, с моим прошлым, на службу берете. Богу за вас молюсь! – В устах чекиста это прозвучало излишне сентиментально. – Вас не подведу, – Базаров называл теперь Щербатова по имени-отчеству, хоть был пятнадцатью годами его старше.

– Брось, Базаров, – и Щербатов уже обучился манерам ведомства: начальство называют по имени-отчеству, а начальство своих архаровцев кличет по фамилиям. – Время такое, работать надо засучив рукава, а не богу молиться.

– Работаю, Андрей Васильевич, ложусь в два часа ночи.

– Я, Базаров, вообще не ложусь.

И верно, спал он мало – сидел на дешковской кухне, курил. Приходила из спальни жена, садилась рядом, гладила по голове.

– Так ведь ответственности на вас сколько, Андрей Васильевич.

И однажды лейтенант Базаров доложил Щербатову, что поступила жалоба от жильца Бобрусова, «это Амстрадамский проезд – в аккурат ваш адрес, Андрей Васильевич. Я отнесся внимательно». Борбрусов доносил, что сын врага народа Дешков, по всей видимости, готовит диверсию.

– Вы мне рассказывали про эту семью, про Дешковых. Так что я был подготовлен.

И верно, когда-то рассказывал, было такое. Видимо, говорил, что перебрался в опустевшую квартиру легендарного Дешкова. Как не сказать про такое? Весь отдел на новоселье гулял, песни пели, с балкона стреляли из ракетницы. Что дружил с Сергеем Дешковым – об этом не говорил.

– Информацию я проверил, Андрей Васильевич. Все буквально подтвердилось, жену он решил спрятать. На поезд посадил и тишком из города сплавил.

– Речь идет о Дарье Дешковой? – спросил Щербатов. А он ведь предупреждал Сергея, что надо идти на сотрудничество с органами. Сколько раз говорил. Он ведь предупреждал, что жена Сергея Дешкова нигде не числится, это рано или поздно выяснят. Почему люди не слышат, когда им объясняют, как надо делать? Что, не ясно говорил? Дикция, может быть, плохая?

– Вы не беспокойтесь, мы приняли соответствующие меры.

– Дали ход жалобе? – подумал, что донос мог задержаться в отделе. Надо бы личность заявителя Бобрусова прояснить, вдруг это зависть или ревность? На такую проверку неделя уйдет.

– Все в полном порядке, Андрей Васильевич. Сняли с поезда. В настоящий момент барышня в Суханово.

– В Сухановском специзоляторе?

– Так точно, в триста десятом.

Дорогой ценой досталась ему квартира. Он еще раз спросил, для верности:

– Дарья – в Суханово?

– Протокол первого допроса я передал в отдел.

– Кто следователь?

– Майор Чичерина.

Была такая Лариса Чичерина. Носила очки с толстыми стеклами, косу имела, укладывала косу на затылке кренделем.

– И что протокол показал?

– Результаты не впечатляют. Но Чичерина работник хороший.

– Дарья беременна.

– Не уточнял. Прикажете навести справки?

– Сам разберусь, – сказал Андрей Щербатов.

Все же не зря они росли в одном дворе, кой-чему успел Андрей Щербатов научиться от семьи вечных военных Дешковых. Если напачкал, убери за собой чисто. Как в семье Дешковых говорили: на службу не навязываюсь, от службы не отказываюсь. Что скажут – сделаю: долг солдатский выполню. Долг свой следует исполнять без страха и без подлости. Бежать в бою нельзя, женщин и детей рубить нельзя. Кур не крадем, спиной не поворачиваемся. Солдат не убийца, он форму носит и честь имеет. Еще Дешков уроки рукопашной драки преподавал: действовать сразу и вдруг.

Щербатов представил сощуренные, белые глаза Сергея Дешкова. Если стоишь лицом к противнику, хочешь сбить гада, а пространства для сильного удара нет, надо выдернуть револьвер из кобуры рукоятью вперед, одним движением, и сразу – рукоятью в переносицу. Вот так, запоминай.

Но Щербатов так не умел. У него имелось иное оружие.

– Похвально. А документы по предполагаемым агентам абвера подготовили?

Это была разнарядка сверху – доложить о настроениях на оборонных предприятиях. Только что там выявишь: работают люди до изнеможения, после работы из них слова не вытянешь, говорить отказываются.

– Завтра же займусь, Андрей Васильевич.

– Война у нас сегодня идет, Базаров. Взрыв сегодня в Москве произошел.

И верно, был взрыв на «Красносельской», газ взорвался; выясняют причины.

– Видишь сам плоды своей деятельности.

Позвонил охране: оружие и документы у Базарова тут же изъяли, наручники на Валерии Базарове защелкнули.

Щербатов писал сопроводительный документ подробно. Антисоветская агитация, восхваление германской военной машины, критика действий командования.

Базаров следил за тем, как движется перо начальника по бумаге бланка задержания, и не говорил ни слова – знал, что любое слово, при свидетелях сказанное, повернется против него. Даже не спросил, за что задержан. На «Красносельской» он не был, к взрыву отношения не имеет.

Что толку спрашивать?

– Двигай, – сказал Щербатов конвою. – Потом все по форме доложишь.

Валерия Базарова вывели из кабинета, повели к машине; с порога Базаров хотел обернуться, но конвойный не дал – толкнул меж лопаток. Миновали двор, никто не сказал ни слова, проводили арестованного равнодушными взглядами. Конвойный взял его за затылок ухватистой ладонью, пригнул голову Базарова к машинной дверце, втолкнул вялое тело чекиста внутрь кабины. Вот и сиденье кожаное, промятое многими задами конвойных, он ни разу на этом сиденье не сидел, всегда рядом с шофером ехал, впереди. Базаров чувствовал болезненную легкость происходящего: светлый день стремился вперед, к обеденному перерыву, дорога катилась вперед – в большой город, а от него уже ничего не зависело, жизнь кончалась. Так чувствует себя школьник, который отчислен из школы, и можно радоваться, что занятий больше нет – но радость не наступает. Он уже был один раз в тюрьме, знал, что второй раз тюрьма не выпустит. Любое обвинение смертельно для Базарова: присоединят к первому делу, сольют в одно. Он сам именно так и поступал с подследственными – получалась диверсионная деятельность. Понял Базаров: для чего-то понадобилось его убрать. А почему понадобилась его смерть Щербатову – спрашивать об этом поздно. Он смотрел прямо перед собой – на затылок шофера, на дорогу, которая разлеталась на стороны за ветровым стеклом.

Когда Базарова увели, Щербатов согрел себе чайник, выпил стакан чая с куском рафинада. Откусывал от кубика рафинада мелкими кусочками, разминал во рту сладость.

У Дарьи появился шанс: когда начнут допросы Базарова, обязательно поднимут последние дела. Могли счесть дела – сфабрикованными вредительствами, оговором честных советских людей. Если за это время Чичерина не выбьет из Дарьи Дешковой показаний, шанс имеется. Больше Щербатов сделать ничего не мог.

Через неделю он подал рапорт о переводе на фронт, в Особый отдел. Рапорт удовлетворили не сразу, а через три месяца – сперва было велено сдать дела, завершить начатое. Через три месяца его направили комиссаром Особого отдела в 20-ю армию, на ржевско-вяземское направление. За эти три месяца он ничего не слышал о Дарье Дешковой.

7

– Таня, – сказал Моисей Рихтер, – если тебе здесь плохо, уходи.

– Вы хотите, чтобы я ушла, Моисей Исаакович? – спросила Таня Кузнецова.

– Я хочу, чтобы тебе было спокойно. Думаю, тебя родители домой зовут? Соломон в армии. А ты его ждешь в чужой семье.

– Теперь вы моя семья, – сказала Татьяна. – Это мой дом.

– У тебя есть родители. Война идет. Надо, чтобы семьи были вместе.

– Я в семье.

Старик Рихтер замолчал, и Таня решила, что старику не понравилось то, что она сказала.

– Здесь дом моего мужа, – пояснила она. – Значит, я теперь здесь живу. Значит, теперь вы – моя семья.

Рихтер кивнул, но слова «да» не сказал.

– Если я мешаю, тогда уйду. Меня родители зовут обратно.

– Тогда иди к ним. Ты нам ничего не должна.

– Вам мешаю, да? Комнату занимаю.

– Ты не мешаешь.

– Скажите, если мешаю.

– Мы евреи, – сказал Рихтер. – Твоим родителям, наверное, не нравится, что ты живешь с евреями.

– Разве мы не советские люди? Разве у нас не общая родина?

– Мы советские люди. Но мы евреи. И твои родители это знают. Им, наверное, не нравится.

– Мы теперь все одной нации, – сказала Татьяна.

– Так никогда не будет.

– Муж и жена – одна плоть, – сказала Татьяна. – Если муж еврей, значит, я тоже теперь еврейка. А Соломон – русский.

– Не говори глупости, – сказал Моисей. – Ты просто хорошая жена.

– Теперь вы моя семья. Теперь вы мой отец, – сказала Татьяна.

– Этого не нужно. Не надо так говорить.

– Я должна быть с вами. Только Соломон не пишет.

– Не бойся, – сказал Моисей, который отдал на войну четырех сыновей.

Глава шестая

Список кораблей

1

– Гитлер толкает к войне? – удивился я. – Война сильнее Гитлера, война хитрее Сталина. Разве шторм поднимает капитан корабля? Капитан идет навстречу волне, вот и все.