Воин и чародей - Элизабет Бойе

Мага трудно разглядеть насквозь… Глупцом я был, не подумав, что он при первой же возможности попытается переманить тебя к Бьярнхарду!

— Йотуллу я отплатил за все, — отозвался Сигурд. — Да и Бьярнхард тоже не избегнет расплаты.

Он вынул из потайного кармана шкатулку и повертел ее в руках, разглядывая.

— Шкатулка принадлежит тебе, и вот — я возвращаю ее. Перчатка там, внутри.

— Нет, перчатка твоя, и ты распорядишься ею сообразно своим желаниям. — Хальвдан поглядел вниз, на равнины у подножий гор, и глаза его жестко сверкнули. — Только вдвоем мы сможем отвоевать то, что некогда нам принадлежало. Я мечтал об этом с того дня, как ты появился на свет, и теперь мои мечты обернутся кошмаром для Бьярнхарда. — Он подобрал поводья и знаком подозвал Миклу, Рольфа и Ранхильд. — В Хравнборге, Сигурд, тебя встретят, как героя. Один только Дагрун знал с самого начала, кто такой на самом деле скиплинг. — Лицо Хальвдана, изборожденное следами утрат и ненависти, смягчила вдруг неловкая улыбка.

— Но я совсем не чувствую себя героем, — обеспокоенно проговорил Сигурд. — Ты уверен, что они простили меня? — Он указал взглядом на Хравнборг, припавший, как всегда, к своему скалистому насесту на склоне горы.

— Уверен, — ответил Хальвдан, протягивая ему руку. — Даю тебе в этом честное слово.

Сигурд горячо ответил на его рукопожатие. Глядя наконец в лицо своего отца, он не сомневался, что их отношения в будущем сложатся радостно и счастливо, хотя и не могут обойтись без столкновений такие характеры, удивительно схожие во всем, включая и недостатки.

Поветрие бушевало по всему Скарпсею, и под его натиском уже зараженные остатки доккальвов отступали в подземные твердыни, унося заразу с собой.

Были заброшены все процветающие селения и богатые копи — там остались лишь самые упорные доккальвы, но и они, неизбежно разделяя общее злосчастье, один за другим заболевали и умирали. Иные доккальвы все еще пытались бежать от неумолимого дыхания смерти, но незараженных поселений с каждым месяцем оставалось все меньше и меньше. Когда миновал год, льесальв мог проехать весь Скарпсей из конца в конец, не опасаясь более больных и малочисленных доккальвов, а когда прошло еще полгода, разошлись слухи, что на поверхности Скарпсея не осталось ни одного доккальва. Те, кто когда-то покидал свои древние подземелья ради щедрых посулов Бьярнхарда, теперь не желали подниматься на поверхность, чтобы случайно не подцепить заразу.

Не без грусти обитатели Хравнборга собирались вернуться на плодородные равнины и возродить былой образ жизни. Первым делом они намеревались отстроить прежний Хравнборг, который некогда сожгли дотла головорезы Бьярнхарда. Отважные воины Хальвдана должны были ныне превратиться в его подданных и поклясться снова встать под его руку на защиту их домов, полей и стад, буде им возникнет угроза.

В самый разгар сборов, когда грузили возки, телеги, навьючивали коней — и каждый день прощались с друзьями, уславливаясь скоро встретиться снова в возрожденном Хравнборге, — к порогу Сигурдова дома явилось мрачное напоминание о былом. Ранхильд, которая вот уже почти год была его женой, как-то ранним утром открыла заднюю дверь и едва не наступила на жалкий сверток тряпья — в поисках убежища несчастный заполз на крыльцо. Ранхильд едва глянула на него — и заторопилась назад, в дом, разыскивать Хальвдана и Сигурда. Они прервали беседу с Рольфом и Миклой и с удивлением выслушали ее сообщение:

— Там у кухонной двери умирающий. Похоже, это дряхлый доккальв, страдающий от поветрия.

Ранхильд говорила спокойно, но от упоминания поветрия всем стало не по себе, хотя они и знали, что зараза убивает лишь доккальвов.

— Скажу, чтобы его отнесли в конюшню, и пусть себе там умирает, — объявил Сигурд, поднимаясь, чтобы позвать Дагруна из большого зала, где он трапезничал с другими воинами Хальвдана.

— Нет, погоди. Вначале посмотрим на него, — остановил его Хальвдан, и брови его знакомо сошлись к переносице — движение, оставшееся с тех времен, когда он хмурился гораздо чаще, чем теперь. — У меня странное ощущение… а впрочем, нет, что за глупости! Пойдем, Микла, чего же ты ждешь? Поглядим на беднягу — быть может, еще очень долго нам на глаза не попадется ни один доккальв.

— И это совсем неплохо, если хотите знать мое мнение, — слегка обеспокоенно пробормотал Рольф.

— Ну так сиди здесь, — фыркнул Микла, — только стыдно, если Ранхильд окажется храбрее тебя. — Он ухмыльнулся и подтолкнул Рольфа к кухне, где Ранхильд разглядывала умирающего доккальва, наклонясь и упираясь кулаками в бедра; вид у нее был весьма критический.

— Похоже на то, что некогда он был довольно важной персоной, — сообщила она Сигурду. — Давай-ка отнесем его поближе к очагу.

Сигурд нахмурился:

— Как, внести в наш дом заразу? Послушай, Ранхильд, не довольно ли будет с него конюшни?

— Дайте-ка мне прежде взглянуть на его лицо, — проговорил Хальвдан, опускаясь на колени возле скорчившегося оборванца и переворачивая истощенное тело так, чтобы было видно высохшее от страданий лицо несчастного. — Да, это поветрие — сомнений быть не может. Похоже, он и до болезни был калекой — у него горб и… — Голос его сорвался, когда он увидел, что вместо одной ноги у доккальва истертая деревянная культя.

Истончившиеся веки доккальва задрожали, приподнялись, и растрескавшиеся губы шевельнулись в едва слышном шепоте:

— Хальвдан? Это ты, Хальвдан?

— Бьярнхард! — вскрикнул Сигурд, и Хальвдан повторил за ним это восклицание.

— О да, Бьярнхард, — просипел калека, весь дрожа в лихорадке. — Я пришел, чтобы умереть со своими врагами, если уж мои друзья все умерли… да впрочем, были ли у меня друзья? И ты тоже здесь, Сигурд? Да, пришел для тебя счастливый день — ты своими глазами увидишь мой конец и конец проклятия, которое ты обратил против меня. А ты все такой же простофиля, как прежде?

— Да, такой же, но теперь я это знаю, — огрызнулся Сигурд, — так что теперь это мне так не вредит, как когда-то. Можем ли мы хоть чем-то облегчить тебе последние минуты? Даже я не решился бы прибавить еще что-то к твоим мучениям, хотя когда-то и мечтал об этом.

— Ничто не делает человека таким щедрым, как победа, — проворчал Микла.

— Смотри, не сделай его последние минуты настолько приятными, что он, чего доброго, раздумает умирать.

Бьярнхард едва заметно покачал головой и утомленно прикрыл глаза.

— О, не тревожьтесь, — прошептал он, — я не стану вам обузой. Вы же наверное знаете, что стоит насланному вами проклятию впиться в тело, как спасения можно не ждать. Но знаешь, Хальвдан, я бы не прочь умереть, в последний раз испробовав доброго крепкого эля. Между нами ведь нет больше счетов, правда? Мы, как могли, старались стереть друг друга с лица земли, и ты победил. Что же, все проходит.