Герцен - Вадим Прокофьев

Мозес Гесс откликнулся на только что отпечатанную в прудоновской газете статью Герцена "Donoso Gortes…". Этот отклик примечателен: "Если вы хотите узнать разницу между вашим идеологическим и нашим… материалистическим пониманием истории, то сравните только вашу оценку французской истории с Июльской революцией 1830 г. до июньского боя 1848 г. и после, изображенную в ваших последних письмах, с Марксовой оценкой того же исторического периода…" Он советует прочитать "Нищету философии. Ответ на "Философию нищеты" Прудона" К. Маркса. "Я знаю, что, только отчаявшись в европейской революции, стали вы утешаться вашей славянской иллюзией…" В книге "С того берега", а ранее в статье "La Russie" Герцен уже действительно наметил основные вехи своей теории "русского социализма". Не веря в новый подъем социалистического движения на Западе, он пытается обосновать историческую роль России, которая в лице земельной общины укажет новый, отличный от Запада путь — социализм.

Нашли Герцена и письма из России. Одно с приятнейшим известием о том, что Огарев, так и не дождавшись согласия на развод от Марии Львовны, решился наконец сочетаться гражданским браком с Натальей Алексеевной Тучковой. Второе известие, и тоже об Огареве, пришло в образе маленькой записки со странными словами "Прощай на долгие годы". Потом только выяснилось, что в феврале 1850 года Огарев, Сатин и А.А. Тучков арестованы. Можно понять отчаяние Герцена. Он-то знал, что такое арест, ссылка в России. К счастью, их всех скоро выпустили. Пришло и еще одно радостное известие — Мария Каспаровна Эрн и Адольф Рейхель обвенчались. Два друга, близких, верных, навсегда соединились.

Встретился Герцен и с Маццини, прибывшим тайно во Францию. За Герценом "прислали". Маццини уговаривал Александра Ивановича вступить в международную |"юнту", которая должна создаться в Лондоне и представлять в ней русских. Герцен отказался. Революционность западных эмигрантов вызывала у него недоверие, хотя лично Маццини Герцен уважал и высоко ставил его человеческие качества. Дважды Герцену пришлось просить в Парижской префектуре отсрочку с выездом из Парижа. Его, "как нежелательного иностранца", попросту высылали из Франции. Но ведь все еще не были закончены денежные дела.

Между тем в России участь Герцена была решена. Узнал он об этом несколько позже. Петербургский надворный уголовный суд "согласно высочайшего его императорского величества повеления" вынес приговор: "Сего подсудимого Герцена, лишив всех прав состояния, признать за вечного изгнанника из пределов Российского государства". Законным наследником Герцена признавался его брат Егор Иванович и его дети. К чести Егора Ивановича, он этой бумаги не подписал, а составил иную, по которой передавал права на наследство Герцена Наталье Александровне и ее детям.

17 июня 1850 года, покончив со всеми делами, Герцены отбывают железной дорогой в Ниццу, прочь от полицейского надзора в Париже. "Когда я переехал Барский мост и пиэмонтский карабинер принялся записывать мой пасс, мне стало легче на душе. Я стыжусь, краснею за Францию и за себя, но признаюсь — я свободнее вздохнул, так, как во время оно вздохнул, переезжая русскую границу. Наконец я вышел из этой среды нравственной пытки, постоянного раздражения, бешенства, негодования". Так писал Герцен в эпистолярном отрывке, который позже войдет в книгу писем из Италии и Франции.

Еще раньше Герценов в Ниццу уехала Эмма с детьми. Герцен одолжил ей 10 тысяч франков. Георг колебался, ехать или не ехать ему на "соединение" с Эммой и Герценами: Наталья Александровна была беременна, и Гервег обвинял ее в измене. Эмма же объясняла нежелание Гервега покидать Цюрих его новым увлечением, о чем не без злорадства сообщила Наталье Александровне. Но та была настолько счастлива, что Париж позади, что она на берегу Лазурного моря, что может бегать с детьми у кромки прибоя, а рядом, словно ребенок, дурачится и Александр, что не приняла всерьез сообщение Эммы. Ее беспокоило, доводило чуть ли не до обморока одно — как бы Эмма или Гервег, когда он приедет в Ниццу, "не проговорились" Герцену. Ведь Гервег успел "покаяться" перед Эммой. В ужасе перед подобной возможностью Наталья Александровна писала Гервегу, видимо, перед отъездом в Ниццу: "Я любила, любила всю мою жизнь, а тебя — больше всего на свете… Все остальные мои привязанности — это корни, листья, стебель, ты же — цвет растения, называющегося Натали, единственный цвет; если отрезать тебя — она не будет цвести вновь, вся ее сила, вся жизнь ее, все, что в ней было самого прекрасного, отдано цветку, даже листья опадут, корень отомрет — но цветок пострадает и в том случае, если станут обрывать листья, касаться корня. Не знаю, почему хочешь ты сделать это, но я чувствую, что ты скоро убьешь меня — да свершится воля твоя!!!.."

В Ницце Герцены сняли двухэтажный дом с обширным тенистым садом и небольшим домиком в глубине его. Второй этаж предназначался Гервегам, а домик в саду берегли для Огарева и Натальи Тучковой. Герцены надеялись, что они приедут в Ниццу. А Гервег не спешил, Гервег отговаривался болезнью, забывая, что в Цюрихе живут Луиза Ивановна и Мария Каспаровна — они видят Гервега здоровым. Наталья Александровна извелась в ожидании. В потаенном письме она снова и снова предупреждает Гервега: "У него (Герцена. — В.П.) не должно никогда возникать и малейшего подозрения — или же я погибну: это не фраза — на фразы я никогда не была способна…"

Савойская династия не притесняла политических изгнанников. Правителям ее было сообщено, что нежелательный для Франции иностранец Герцен выслан за участие в нежелательных изданиях. Но к тому времени газета Прудона, как и предсказывал Герцен, была после девяти конфискаций тиража и крупных денежных штрафов закрыта, а деньги, внесенные Александром Ивановичем, остались во французской казне. Герцена это уже не очень беспокоило. За эти годы он успел многое потерять, начал привыкать к потерям и мечтал о том, чтобы получить некоторую передышку.

Здесь, в Ницце, изгнанники по большей части были представлены итальянцами. А к итальянцам Герцен всегда относился с неизменной симпатией. Герцен близко сошелся с Феличе Орсини, республиканцем, демократом, борцом за освобождение Италии и ее объединение. Наталья Тучкова дает его портрет: "Высокого роста, с черными волосами, с черными глазами, с черной небольшой бородой, с правильными, но немного крупными чертами лица… Когда он говорил, он поражал необыкновенным одушевлением, живостью, горячностью и вместе с тем уменьем остановиться…"

Герцен возобновил свое знакомство и с Карлом Фогтом, с которым встречался еще у Бакунина в 1847 году. "Это не только светлый ум, но и самый светлый нрав из всех виденных мною… Страстный поклонник красот природы, неутомимый работник в науке, он все делал необыкновенно легко и удачно… радикал — по темпераменту, реалист — по организации и гуманный человек…" 1848 год "бросил" его во франкфуртский парламент. Но после поражения революции он "викарий Германской империи в бегах". В 1850 году Карл Фогт в Ницце — служащий на станции морских зоофитов.