На краю небытия. Философические повести и эссе - Владимир Карлович Кантор

Обратимся к В.В. Розанову, человеку неожиданных, но точных, как правило, характеристик, чтоб оценить государственный масштаб Чернышевского. Розановская неприязнь к Герцену сказалась и в этих словах, зато разночинца он поднял на пьедестал: «Конечно, не использовать такую кипучую энергию, как у Чернышевского, для государственного строительства – было преступлением, граничащим со злодеянием. <…> С самого Петра (I-го) мы не наблюдаем еще натуры, у которой каждый час бы дышал, каждая минута жила и каждый шаг обвеян “заботой об отечестве”.<…> Каким образом наш вялый, безжизненный, не знающий, где найти “энергий” и “работников”, государственный механизм не воспользовался этой “паровой машиной” или, вернее, “электрическим двигателем” – непостижимо. Что такое все Аксаковы, Ю. Самарин и Хомяков, или “знаменитый” Мордвинов против него как деятеля, т. е. как возможного деятеля, который зарыт был где-то в снегах Вилюйска? <…> Я бы <…> как лицо и энергию поставил его не только во главе министерства, но во главе системы министерств, дав роль Сперанского и “незыблемость” Аракчеева… Такие лица рождаются веками; и бросить его в снег и глушь, в ели и болото… это… это… черт знает что такое. <…>

Именно “перуны” в душе. <…> Он был духовный, спиритуалистический “s”, ну а такие орлы крыльев не складывают, а летят и летят, до убоя, до смерти или победы. Не знаю его опытность, да это и не важно. В сущности, он был как государственный деятель (общественно-государственный) выше и Сперанского, и кого-либо из “екатерининских орлов”, и бравурного Пестеля, и нелепого Бакунина, и тщеславного Герцена. Он был действительно solo. <…> Это – Дизраэли, которого так и не допустили бы пойти дальше “романиста”, или Бисмарк, которого за дуэли со студентами обрекли бы на всю жизнь “драться на рапирах” и “запретили куда-нибудь принимать на службу”. Черт знает что: рок, судьба, и не столько его, сколько России. <…> Поразительно: ведь это – прямой путь до Цусимы.

Еще поразительнее, что с выходом его в практику мы не имели бы и теоретического нигилизма. В одной этой действительно замечательной биографии мы подошли к Древу Жизни: но – взяли да и срубили его. Срубили, “чтобы ободрать на лапти” Обломову…»[50]

А уж от цусимского поражения лишь один шаг до первой русской революции и далее. Иными словами, Розанов считал, что губительное преступление самодержавия, – испугавшись существования в стране личности такого масштаба, уничтожить его и как деятеля, и как соперника (вины не было!), убрав подальше от способной к самодвижению России. Он бы Россию благоустроил, но его согнали с причитавшегося ему кресла законодателя, а когда свято место стало пусто, место это заняли бесы.

И у бесов возникла сатанинская идея увековечить труп главного беса. Когда рыли котлован для постановки египетского сооружения (мавзолея), прорвало канализационную трубу. И патриарх Тихон произнес классическую фразу: «По мощам и елей».

Мумия В.И. Ленина

А вот фото человека, на мой взгляд, почти святого. Это фото Чернышевского на смертном одре с Библией в руках. Он, как книжный человек, все время думал о России как о книге, которую надо прочитать и понять. И, как передают родственники, последние его слова были: «Почему в этой книге нет ни слова о Боге?»

Чернышевский на смертном одре с Библией, фотограф И. Егерев

* * *

Был выбор. Выбор Чернышевского, отстаивавшего свое человеческое достоинство. И выбор самодержавия – не желавшего реформирования, а потому шедшего к гибели, amor fati по словам Ницше. И, конечно, страшный выбор Ленина, задавившего мысль и свободу в огромной стране.

Но все же еще Шиллер говорил (потом повторил эту мысль Гегель), что суд истории – это всемирный (или Страшный) Суд. И, думается, на этом Суде будет ясно, кто искал истину и добро, а кто внешнего успеха и политической власти.

Гефтер

Вступление в эпоху ужаса

(русские революции 1917 года)

Эссе

Агрессия как фактор человеческой цивилизации

Конец XIX и ХХ век называют (и справедливо) эпохой войн и революций. В 1900 году в «Трех разговорах» это предсказал Владимир Соловьев. Предсказание исполнилось сполна. Две огромных войны, не считая мелких, но кровавых, а также три русских революции – 1905 года, две в 1917 году, революция в Италии (1922 – Муссолини), революция в Германии (1933 – нацисты и Гитлер). Но гораздо точнее назвать это время эпохой ужаса. Прошли революции, анархизм, коммунизм, большевизм, бывшие псевдонимами разных частей наступившего на миру ужаса, растворились во времени, от них остались воспоминания. Но какой-то закон агрессии по отношению к ближнему под разными названиями пылает как незатухающий подземный костер.

Как отмечал выдающийся австрийский этолог Конрад Лоренц, «более чем вероятно, что пагубная избыточная агрессивность, которая еще и сейчас сидит у нас, людей, в крови, как дурное наследство, является результатом внутривидового развития, действовавшего на наших предков десятки тысяч лет на протяжении всего палеолита. Едва лишь люди продвинулись настолько, что смогли благодаря оружию, одежде и социальной организации в какой-то степени избавиться от угрожавших им внешних опасностей, – голода, холода и нападений крупных хищников, так что эти опасности утратили роль существенных факторов отбора, – тотчас же, по-видимому, в игру вступил пагубный внутривидовой отбор. Отныне движущим фактором отбора стала война»[51].

Агрессивность прошлых времен, пришедшая в сегодняшний день из дикости, как ни странно, временами не уменьшалась, но усиливалась. Вопрос – почему, что заставляло людей нарушать не только инстинкт. И тут мы должны ввести понятие безумия, о котором писали разные мыслители, из последних – Мишель Фуко. В культуре и философии существуют диалектические пары: Добро и Зло, Свет и Тьма, Мир и Война, Бог и Сатана, Христос и Антихрист. И т. д. Думаю, что для интеллектуального прояснения некоторых исторических ситуаций имеет смысл обратить внимание на пару Разум и Безумие. Обычно безумие рассматривается в контексте бытования человеческой особи. Все знают о безумцах, сидящих в сумасшедших домах. Но история показывает и социальные движения, влекомые безумием. Речь, разумеется, идет о движении масс, ибо разум – это достояние личности.

В конце XVIII века гениальный испанец Гойя создал серию офортов «Капричос», где центральной была картина, изображавшая спящего человека, которого окружают монстры и чудища, с знаменитой подписью «Когда разум спит, фантазия в сонных грезах порождает чудовищ». Разум не раз засыпал в истории, а чудовища выходили наружу и творили бесконечные злодеяния. Гойя оказался провидцем, точнее сказать, мыслителем, видевшим ущербность бытия.

Франциско Гойя. Сон разума рождает чудовищ

Регуляторы цивилизации ломались под натиском безумия. Этого Лоренц не увидел, хотя войну видел изнутри. Накопление избыточных злых энергий в человеке, не сдерживаемых уж социальными регуляторами, я бы назвал безумием. Он, правда, фиксирует, что существует особый тип социальной организации, это не сбившаяся вместе