Звездные трагедии - Федор Раззаков

В декабре 1975 года на экраны страны вышла «Пропавшая экспедиция». К тому времени Дорман уже работал над продолжением фильма – «Золотая речка», где собирался сохранить тот же актерский костяк. И только одного человека он в новый проект не взял – Сергея Шевкуненко. Режиссер, наслышанный о проблемах юноши, просто не захотел взваливать на себя лишнюю обузу и дал сценаристам команду избавиться от Мити. И те отправили парня учиться в город. Когда об этом узнал Шевкуненко, ничего, кроме злости, он не испытал. К тому времени он уже по-настоящему заболел кинематографом, который позволял ему ярко выделяться среди сверстников, быть на целую голову выше большинства из них. И вот теперь эту возможность у него отнимали. Но быть одним из многих Шевкуненко явно не хотел. Он был эгоцентриком по натуре, человеком, который считал, что все внимание окружающих должно вращаться исключительно вокруг него. Для любого артиста такой характер – большое подспорье в профессиональной карьере. Но, поскольку Шевкуненко от актерской профессии отлучили, он решил наверстать упущенное хотя бы в той среде, где его продолжали понимать и ценить – в дворовой компании. Ведь взрослые с таким упорством и настойчивостью записывали его в «плохие мальчики», что он искренне поверил, будто это его единственное призвание. И попадись ему хоть однажды на пути толковый педагог, направь он бьющую через край энергию парня в нужное русло, судьба Шевкуненко могла сложиться совсем по другому сценарию. Но таких людей, увы, не нашлось. А родная мама была слишком загружена работой и другими проблемами, чтобы уделять собственному сыну достаточно внимания. Поэтому на все его последующие поступки стоит смотреть именно сквозь эту призму.

Без сомнения, отлучение Шевкуненко от кинематографа во многом произошло по его собственной вине. Будь он по характеру рассудительным и самокритичным парнем, вполне мог бы трезво разобраться в случившемся и сделать правильные выводы. Но он, к сожалению, был человеком импульсивным, из тех, кто сначала совершают поступки, а потом начинают думать, правильно они поступили или нет. Да и возраст у него был такой, когда такая черта, как самокритичность, людям почти несвойственна. Поэтому, вместо того чтобы задуматься о своем будущем, он пошел самым легким путем – еще сильнее озлобился. С этого момента взрослый мир стал для него тем средоточием зла, с которым он стал всеми силами бороться. И любого, кто пытался его перевоспитать (в том числе и собственную мать), он стал считал своим врагом.

Стоит отметить, что к подобной позиции Сергей пришел не сразу. И немалую роль при этом сыграла его киношная карьера. А начался этот процесс еще несколько лет назад, когда он общался с друзьями сестры – весьма критически настроенными к советскому строю людьми. Но тогда он был еще совсем юным, чтобы задумываться о неблагополучной ситуации в обществе, где слова и дела очень часто расходились друг с другом. Когда же Сергей окунулся в мир кино, процесс осмысления действительности пошел еще быстрее. Волею судьбы Шевкуненко выпало играть в фильмах с ярко выраженной идеологической окраской. Он играл вожака пионеров, который помогал своим старшим товарищам комсомольцам и коммунистам разоблачать матерых врагов революции. Однако цинизм ситуации заключался в том, что едва на съемочной площадке заканчивалась работа, как те же актеры, которые пять минут назад играли коммунистов, легко травили… анекдоты про Ленина. Для 15-летнего подростка, каким в ту пору был Шевкуненко, это было шоком. Потом он к этому привык, а чуть позже и сам стал поступать так же. А когда пришло время, с такой же легкостью преступил и закон.

Еще будучи школьником, Сергей имел первые опыты с алкоголем. Тогда в молодежной среде было модным «раздавить» в компании пару-тройку бутылок портвейна и отправиться на поиски разного рода сомнительных приключений. Когда же Шевкуненко устроился работать на «Мосфильм», возлияния стали регулярными – среди тамошних работяг было много любителей «зеленого змия», которые старались приобщить пацана к изнанке трудовой жизни, в том числе и к так называемой «прописке» – когда первая зарплата пропивалась в родном коллективе.

Несмотря на все «художества» Шевкуненко, руководство киностудии не торопилось выгонять его с работы. Этому были свои объяснения. Во-первых, руководители студии продолжали чтить память его уважаемого отца и с таким же уважением относились к его вдове. За те десять лет, что Полина Васильевна работала на «Мосфильме», ничего плохого про нее не то что сказать, даже подумать было нельзя. Она продолжала трудиться ассистентом режиссера и работала с такими корифеями советского кинематографа, как Александр Столпер («Четвертый», 1972), Сергей Юткевич («Маяковский смеется», 1974) и др. Ее творческая карточка была буквально испещрена благодарностями. А в одной из характеристик, данной ей для поездки в творческую командировку в ГДР, отмечалось: «За время работы на студии тов. Шевкуненко П. В. зарекомендовала себя как скромный и честный человек, исполнительный и добросовестный работник, к любой порученной работе относится с большой ответственностью. П. Шевкуненко пользуется доверием и уважением в съемочном коллективе. Дисциплинированна, моральна устойчива…»

Еще одна причина, по которой студия не торопилась расставаться с Сергеем, – тогдашние законы, которые обязывали руководителей всеми мерами перевоспитывать трудных подростков, а не выкидывать их на улицу. Но переделать Шевкуненко было уже невозможно. Единственное, на что хватало его начальников, – вкатывать ему выговора за прогулы. Так было дважды: 9 июня, когда Сергей в 8 утра ушел с работы на свадьбу к двоюродной сестре, и 23 июня, когда он ушел с работы в час дня, не поставив об этом в известность своих начальников. Вот почему, когда на «Мосфильм» пришел запрос из 76-го отделения милиции по поводу Шевкуненко, его начальники выдали ему убойную характеристику. В ней отмечалось: «Шевкуненко С. Ю. работал без желания. Уходил с рабочего места (прогуливал). Проявлял грубость к матери и взрослым работникам цеха. На замечания старших не реагировал».

Единственным местом, где Сергей чувствовал себя легко и свободно, была дворовая компания, где он продолжал верховодить. Вообще, Москва начала 70-х считалась хулиганским городом. Хулиганы водились в ней и десятилетие назад, однако в масштабе огромного города их все-таки было не так много, как в следующем десятилетии. В 70-е годы хулиганов расплодилось в столице как тараканов. В основном это были дети из простых и неблагополучных семей, родившиеся аккурат в короткий промежуток хрущевской «оттепели» (конец 50-х – начало 60-х). Пока их родители дни напролет трудились, пытаясь обеспечить семье достаток выше среднего (именно в те годы мечта о красивой и достойной жизни стала в советском обществе преобладающей), дети были предоставлены самим себе. Многие из них посещали различные кружки и секции, однако были и такие, кто находил радость в криминальном времяпрепровождении. Такие подростки собирались в «бригады» и с помощью кулаков наводили «порядок» у себя в районе, а также на прилегающих к нему территориях. Массовые драки с участием подростков в Москве в 70-е годы приобрели массовый характер. Я в те годы жил в районе Курского вокзала (улица Казакова) и хорошо помню те «махьяны» (на тогдашнем молодежном жаргоне так называли массовые драки). Наш район враждовал с районом Сыромятников, и на этой почве периодически устраивались побоища. В качестве оружия обычно использовались очень популярные в те годы солдатские ремни.