Детский сад - Джефф Райман

Ангел расщепился. Он раскладывал себя на отрезки, на дольки, как апельсин. Было даже какое-то подобие запаха, мельчайшие освежающие брызги. Отрезки становились все мельче и мельче, расходясь в разные стороны по трепещущим векторам — вверх, вниз, в стороны.

Ангел намечал контуры на участке кубической формы, раскладывая себя на регулярных интервалах; каждая отмеченная точка при этом выкрикивала свой номер:

— Плюс один! Плюс один!

— Минус два! Минус два!

— Пятьдесят пять! Пятьдесят пять!

Затем Ангел Боб заговорил тремя громкими голосами разом, с трех осей — высоты, ширины и глубины. Он сделался объемным графиком.

— Я называю их, — вещали три голоса этого графика, — своим Херувимом.

Херувим закричал подобно чайке, голосом привлекая к себе внимание. Ему не терпелось приступить к делу. Возникали ограниченные контуры целого, урезанные в размере и информации. Фрагмент целого, копирующий его ориентировочную форму. Намеченный к предстоящей работе участок занимал примерно половину Земли, которая вписывалась в него, словно купол гигантского собора. Внешние границы куба замыкались полюсами и двумя точками экватора.

— Вот такие габариты, Милена. Приступай, — произнес строенный голос.

Было слышно, как по-прежнему отсчитывает свои точки дотошный Херувим:

— Плюс семь. Плюс семь. Четыре девятнадцать. Четыре девятнадцать.

— Все к твоим услугам, Милена.

— Минус один ноль два два! Минус один ноль два два!

— Вот она, твоя сцена.

Милена посмотрела на Землю, плавно вращающуюся в том гигантском секторе, который сейчас был фактически предоставлен ей.

«Ох!» — При виде всей этой девственной красоты и безмятежности, которую сейчас предстояло нарушить, у Милены захватило дух от чувства, которое нельзя было даже назвать растерянностью. Скорее жалость, что ли.

— Как там оно у тебя называется? «Комедия»? — переспросил Ангел. — Что-нибудь уморительное?

— Нет, не уморительное, — отозвалась Милена. — Скорее счастливое. Это не одно и то же.

Милена в нерешительности медлила.

Она окинула громадный синеватый шар человеческим взором. Сквозь линии чувствовалось, что он на самом деле не ровный, а весь в выщербинах, как старческое лицо.

— Он слишком велик, — произнесла она, нахмурясь.

— Ты о чем, дорогая?

— И… грешный.

Вот оно перед ней — пространство, пустое и чистое, которое ей надлежит заполнить представлением. Существует ли цветок по имени Гордыня?

«Меня зовуг Милена Шибуш. Фамилия ливанская, но семья у меня из Восточной Европы. Мой отец умер. Мать тоже умерла. Их убил вирус.

Единственный вирус — это мы».

Херувим смолк. Заговорили синхронно три оси:

— Милена, нет, это не только ты. Это все мы. Консенсус. Консенсус — это мы все. Он желает этого. В сущности, он это и делает.

Звезды и черная бездна меж ними, казалось, заявляли о своем несогласии с таким кощунством. Создать образ в полнеба, который будет соткан над половиной Земли.

— Представь, что Бог… — начала было Милена шепотом, но осеклась, не зная, чем закончить фразу.

— Какое великое, всеохватное, одинокое слово, — подхватил Ангел Боб. — Не знаю. Слишком уж он, по-твоему, великий и напыщенный. Вездесущность вообще подразумевает слишком много связей. Как можно разговаривать со всеми звездами одновременно?

— Я боюсь, — призналась Милена.

Все звезды разом, как можно уменьшить в размере россыпи звезд? Уменьшить, уничижить можно лишь Землю, лишь этот небольшой шарик. Нам всегда свойственно приуменьшать то, что есть в нас. Уничижать себя.

— Так называемого «настоящего» времени нет, душа моя. Есть лишь настоящее. Нельзя проделать что-то в прошлом или метнуться в будущее и там спрятаться. Когда бы ты что-то ни сделала, оно непременно будет находиться в Сейчас.

— А их предупредили заранее? — по-прежнему не находила себе покоя Милена. — Знают ли люди о том, что должно произойти?

— Конечно да, все к этому готовы. Все жаждут это увидеть. Это событие, девочка моя, настоящее великое событие. Все его с нетерпением ждут.

— Я не хочу, чтобы его ждали со страхом.

— У них челюсти отвиснут по самое колено от изумления. И они сами же крикнут: «Гляньте, что нам под силу!» Всем нам вместе. А вот страха не будет.

— Боб. Ты мог бы хоть минуту помолчать?

Ангел несколько помрачнел.

— Как скажешь, девочка, как скажешь.

Связующее звено в голове как будто перемкнуло. Перед глазами в данный момент стояла лишь одна картина: интерьер «Христова Воина» и сад, произрастающий из его стен. Милена моргнула. Ей думалось, что Пузырь по сравнению со Вселенной будет смотреться достаточно мелко. Вместо этого он разросся до неузнаваемости, как будто стены у него мрели отдаленными туманностями. Майк Стоун стал размером с Орион. Сцепив руки за спиной, он нетерпеливо покачивался на каблуках.

— Что-нибудь не так, Милена? — спросил он.

— Ничего, ничего, — ответила она, дернув головой. — Так, просто нервы. Как будто во сне.

— Может, это как-нибудь поможет, — сказал он.

Из-за спины Майк Стоун вынул розу, которую ей когда-то преподнесла Ролфа, — ту самую, из Садов Чао Ли. Бутон так же увесисто покачивался в руке.

— Я просто случайно увидел, как она растет на стене, — пояснил он. — Может, она понадобится для подсказки.

— Не надо, — решительно покачала головой Милена. — Для этого мне подсказка не нужна.

Вот она, с запахом осени, с побуревшими от холода кончиками лепестков; бледная роза с красными мраморными прожилками, уже на грани увядания. Милена сосредоточенно моргнула, и вот на бутоне даже проступили капельки росы. По крайней мере, назовем их так.

— Милена? — растерянно окликнул Ангел.

«Почему, ну почему у меня есть роза, но нет тебя, Ролфа?»

Горло болезненно стиснул подступивший комок.

«У меня есть книга, роза, есть музыка, но нет тебя.

Консенсус, ты хочешь охватить весь мир? Хочешь предъявить себя звездам во всем своем великолепии, не так ли? Так пусть они увидят это; пусть увидят эту розу, которую ты погубил. Ты хотел ее музыку, но только без нее самой. Так пусть это станет для тебя ударом, Консенсус. На тебе. Подавись. Пусть шипы оцарапают тебе глотку».

— Так, Боб. Нормально, — сказала она. — Теперь нормально.

— Милена? — послышался растерянный голос Боба. — Что все это значит?

Она попыталась от него загородиться, закрыть для него доступ в свой мозг.

— Так тебе нужен образ или нет?

— Милена, Милена! Эта роза холодная. Она никого не обожжет, даже если ты этого захочешь.