Супермены в белых халатах, или Лучшие медицинские байки - Михаил Дайнека

Опоздавшие вошли, порядок несколько нарушился, Раздаева заскрипела, как ржавые дверные петли.

– Ну вот, наконец-то, даже не верится, здравствуйте, милости просим! – Ж. Б. зашевелилась, по залу прокатилась волна оживления, но до спящего Лопушкова не добралась; Родион Романыч, будучи вообще здесь ни при чем, стушевался и поспешил краешком пристроиться к своим; доктор Вежина, не садясь, ответила корректным полупоклоном. – Добрый, добрый день, коллега! – радовалась на все лады радушная Раздаева. – Надо же, что-то вы сегодня быстро, еще и часу не прошло, а вы о нас уже вспомнили. И очень, очень кстати вспомнили, а то к вам, знаете ли, кое-какие вопросики имеются, надо бы их разрешить. Так что прошу сюда сразу же, прошу, не стесняйтесь. Вы уж не сочтите за труд, будьте так добры, уважьте нас…

Воспользовавшись нечаянной оказией, забытый Птицин встрепенулся и поспешным шепотком подался на галерку, мимоходом мигнув взвинченной Диане, которая прошла на его место у подмостков и встала вполоборота к залу. Гул затих, заведующий Фишман заранее напрягся. Доктор Вежина, охотно оправдывая ожидания, вместо принятого «простите, я здесь ни при чем, а если при чем, то не я, а если и я, то больше не буду» с ходу двинула собой в полный рост.

– Обязательно буду! – выдала она нимало не стесняясь. – Буду так добра, не сочту ни в коем случае, какой же это труд! Труд – это людей лечить, знаете ли, а такое даже при всём желании мне ну никак за труд не посчитать. Так что я непременно вас уважу, а вот вы – вы меня как, сперва обяжете впредь больных со скальпелем в горле вот просто так бросать, или же потом, задним числом, «чехлы» будем списывать? Или еще как-нибудь? Или еще что-нибудь с меня потребуете? Может, сразу снять штаны прикажете? И, хвост задрав да задницей сверкая, заодно еще и языком тылы охлестывать велите, чтоб быстрее вокруг вас бегать? Так?!

Лопушков во сне хрипнул и присвистнул, весь зал напрягся, как тихо паникующий заведующий отделением неотложной помощи, непроизвольно охнув про себя в ожидании катастрофы, но скрипучая Раздаева сегодня была на удивление хладнокровна, рассудительна и последовательна.

– Насколько я вижу, коллега, штанов, то есть брюк на вас и так нет, – возразила она по существу, не меняя тона, критически оглядев Вежину поверх поблескивающих очков. – А хвоста у вас вообще быть не может. И язык я вам распускать не советую, ничего хорошего из этого всё равно не получится. Он пусть и длинный у вас, пускай даже слишком длинный, но всё-таки до ваших тылов хотя бы чуть-чуть, но не достанет. Странно вы как-то анатомию понимаете, доктор… И кстати, насчет этих самых тылов, то есть задницы, как вы изволили выразиться, я ничего сказать не могу, но вот передница у вас определенно сверкает. – В самом деле, английская булавка, заменившая нижние пуговицы на казенном халате, надетом по-летнему, то есть на минимум белья, ненароком расстегнулась. – Вы же не в борделе, должна я вам напомнить, и даже не на пляже, чтобы напоказ свои прелести выставлять. Да и холодновато уже для пляжа, вот попробуйте только почки или придатки застудить – никакого больничного не получите! Вообще, что вы себе позволяете, Вежина! Одеваетесь кое-как, чтобы не сказать никак, материтесь прилюдно, как… как…

Хладнокровная Раздаева загорячилась-таки и запнулась; доктор Птицин с галерки подсказал:

– Как девка из портового борделя, в котором за неуплату воду вместе с отоплением отключили, – шепнул он поддерживающему и общеразвивающемуся фельдшеру Киракозову поверх оцепеневшего Мироныча. – Или как пьяный матрос в гальюне во время качки, или даже как оба вместе и с боцманом в придачу, который их, как бы это поискуснее выразиться… который их в самый восторженный момент в собственном кубрике на любимой личной простыне застукал. Короче, славно гнет! – Неугомонный Герман, оклемавшись после экзекуции, резвился вовсю, но тихо, ненавязчивый Лопушков так же свистел и похрапывал; апоплексического вида и цвета, похожий на отмороженного морского окуня Фишман, буде такая возможность, охотно сиганул бы куда-нибудь за борт, но за неимением оной молча мотнул головой. – Да ладно тебе так мандражировать, шеф! – не унимался Птицин, искренне пытаясь помочь. – Жаба с Динкой друг друга стоят, обе будут палку до посинения гнуть, но чтоб сломать, так это черта с два! Не давись, не давись, Мироныч, ты посмейся-ка лучше. Посмейся, враз полегчает, как доктор тебе говорю! Хочешь анекдот?

Заведующий отмахнулся, главврач тем временем тоже:

– Ладно, короче, сами отлично знаете, как вы весь наш коллектив при честном народе тут не так давно обкладывали, вместо того чтобы больного спасать. – Раздаева махнула рукой, пресекая любые возражения, но Лопушков всё равно свистел. – Распустяйство! Распустяйство и есть, и заканчивается оно для ваших пациентов летальным исходом! Не так?! Тогда как же такую диагностику прикажете понимать: то вы больной грипп ставите, то гепатит, а она в приемном покое больницы Боткина от лептоспироза умирает, не от чего иного. Вот теперь объясняйте нам, как это лихо так у вас получается. Прошу вас, пожалуйста.

Она выжидающе уставилась на Вежину сверху вниз, Мироныч не выдержал и стремглав сорвался с места. Диана, выгнув булавку, поправила халат и удивилась:

– Простите, это вы о ком, Женни Бонифатовна? – Она определенно чего-то недопонимала. – Пардон, конечно, но вы всё это обо мне? Вот всё-всё прямо-таки? Может, хотя бы за «гепатит» с Василисы Васильевны спросите? Кажется, именно она этот диагноз поставила, разве нет?

Хлопнула дверь, шеф сгинул; недоумевающая Вежина пожала плечами, последовательная Раздаева стояла на своем:

– С Василисы Васильевны мы всё спросили, с ней уже разобрались целиком и полностью, теперь ваша очередь. Не она, а именно вы эту больную… как же ее… как? Береговая? Береговская? – Василиса Васильевна, не поднимая глаз от протокола, не вполне уверенно кивнула. – Короче говоря, вы больную первой видели, никто другой, с вас, и только с вас всё началось. Именно так, насколько мне известно. Вот я и прошу вас объясниться, а заодно и об этом заболевании нам вкратце рассказать. Может быть, с инфекциями вы хотя бы в теории лучше ладите, чем с анатомией… Всё, вам слово, прошу вас, прошу!

Главный врач Раздаева настаивала, лечащий доктор Вежина, устав удивляться, еще раз пожала плечами и вежливо ответила:

– Пожалуйста, ради бога! Только это всё никак не с меня началось, наверное, а с инфицирования лептоспирой, которая поражает мягкие оболочки головного и спинного мозга, а также печень и лимфатические узлы. В первые часы заболевания лептоспироз часто проявляется высокой температурой… Да вы ведь и сами всё это знаете, правда? – Ж. Б. и В. В. на пару согласились, напыщенно кивнув, задумчивый кардиолог Кривошей перевернул промокашку и рисовал микробов в разнообразных позах. – Это, разумеется, замечательно, – менторским тоном продолжала теоретически подкованная Вежина, – но еще неплохо бы всем помнить, что достоверно диагноз ставится на основании серологических проб не раньше, чем через сутки после начала заболевания. Повторяю и подчеркиваю, коллеги: только на основании серологических проб и не раньше, чем через сутки. Иногда, знаете ли, всем в справочники нелишне заглядывать. Тоже ведь правда? – Все молчали. – Так вот, эту лептоспирозную больную по фамилии Бережная, я опять повторяю: Бе-реж-на-я, никак иначе, я отлично помню. Была я у нее через два часа после подъема температуры, предположила грипп, паче все домочадцы там им недавно переболели, оставила актив участковому доктору, то есть Василисе Васильевне. Вот, собственно, и всё… Ну а то, что к ее приходу на следующий день больная отчетливо пожелтела, и моя глубокоуважаемая вами коллега ничтоже сумняшеся диагностировала гепатит, а направление на госпитализацию нашему сантранспорту передать просто-напросто забыла, – так при чем же здесь я, помилуйте?! Так что же теперь, еще и за то, что в боткинском приемнике ее аккуратно до самой смерти промурыжили, я еще и за это отвечать должна?!

– Нет, за приемный покой отвечать вы не должны, незачем лишнее на себя брать, не то надорваться недолго. Вам и без того вполне достаточно, да и нам всем довольно уже фигуры вашей речи выслушивать… Правильно, коллеги? Давайте закончим. Я думаю, мы даже поблагодарим доктора Вежину за ее мотивированный, хотя и чрезмерно эмоциональный ответ. Спасибо!

Диана в ответ чуть склонила голову и сорвала аплодисмент. И даже не в единственном числе; первым захлопал спросонок доктор Лопушков, который было свистнул до неприличия громко и захрапел во все завертки, но был резко разбужен бдящим коллегой Птициным. Лопушков захлопал первым, кто-то в зале поддержал, публика засмеялась, зашикала, всё на минуту смешалось.

– Да ладно, ладно тебе, дружище, чего там! Не стоит уж так сразу, – смущенно потупившись, шептал ничего не соображавшему Федору растроганный Герман. – Ты погоди пока хлопать, Федя, вечно ты всё задом наперекосяк и телегу поперек лошади ставишь! Я же тот анекдот-то так и не рассказал еще! Анекдотец классный, не спорю, стоит того, но ты бы всё-таки его послушал сначала, а уже потом ладони от восторга отбивал… Ну да ладно, сейчас мы это дело поправим, слушай сюда…