Круиз "Розовая мечта" - Мила Бояджиева

На столе я оставила письмо Сергею, вернее — ультиматум. Я гарантировала ему молчание как выкуп за жизнь Юла. И все-таки надеялась, что урок не пройдет даром — Черт задумается о душе. А еще, он выполнит условия моего ультиматума — в недельный срок устроит выезд из страны Юлия Вартанова, гражданина РФ, 1973 года рождения.

Почему он не берет трубку, ведь уже половина десятого, и Юл знает, что утром я покидаю Москву. Возможно, он будет ждать меня в Шереметьево. А вдруг, вдруг ему удалось получить визу и мы полетим вместе?! Такой сюрприз в духе моего мальчика. Он ведь появлялся неожиданно — у бюста генерала Жукова, у гильотины музея пыток… Да и в тот день, когда прозвучал в Службе доверия его первый звонок…

Долгие гудки в трубке прервались щелчком.«…Это автоответчик, Слава. Когда ты приедешь и все будет кончено, не забудь стереть запись. Ведь это последний мой вопль, посланный тебе. Только я не прошу о помощи, не молю спасти мою жизнь — я хочу сохранить твою. Это самое дорогое, что у меня осталось. Я знаю, ты поймешь и простишь, когда узнаешь все.

…Я лежу в ванне, рядом со мной бритва деда. Лезвие немного заржавело, но ведь теперь это не имеет значения.

Больше всего на свете я хочу видеть тебя. Но именно это невозможно, потому что помешает осуществить задуманное.

Под твоим портретом конверт с посланием. Ты прочтешь и поймешь сама, что выбора у меня не было. Я должен исчезнуть, забрав с собой любовь. Умоляю — не вспоминай обо мне никогда. Это единственная просьба. Прости и забудь. Юла не было… Тебе это просто приснилось… Я засыпаю… Счастливого тебе утра, девочка…»

Голос затих, прошуршав, закончилась магнитофонная лента…

Я тогда ничего не поняла, лишь подумала, что схожу с ума. Сев в машину, я помчалась к нему. Ночное шоссе, тихие улочки, знакомые дома, площади, дворы — темно и тихо. Невозможно поверить, что рядом беда.

Я бесшумно поднялась по лестнице, остановилась перед стальной, покрытой темным деревом дверью. Позвонив, услышала, как в коридоре прозвучал мелодичный аккорд. Попробовала нажать ручку — и оказалась внутри. Яркий свет заливал квартиру, словно здесь ждали гостей.

— Юл! — Я остановилась, ожидая шутливой выходки — выстрела шампанского, сыплющихся с потолка роз.

— Эй, ты где? Прекрати, мне не до смеха… — Я медленно вошла в комнату. Настольная лампа освещала висевший на стене портрет. С минуту мы смотрели друг другу в глаза — я и мое изображение. И вдруг мне показалось, что губы на фотографии дрогнули, в русалочьих глазах сверкнула насмешка. Она — это черно-белое божество Юла — издевалось надо мной!

Я сжала плечи, стараясь унять дрожь, и отвела глаза — под рамой торчал уголок плотного конверта.

— Юл, иди сюда, мне страшно! — Позвала я, боясь пошевелиться, потому что уже поняла все.

Взяв предназначенный мне конверт, я на цыпочках подкралась к ванной. На полу, коротко сигналя, лежала телефонная трубка. Стоящие по углам ванны свечи догорели, лишь две ещё чадили, подрагивая слабыми синими язычками.

Я нажала на кнопку выключателя и медленно сползла на пол. Но даже зажмурившись, закрыв ладонями лицо, я продолжала видеть это. Черная ванна полна крови. Просвечивающее сквозь темную воду тело кажется алым. Оно витает в зеркалах потолка, отражается в блестящих кафельных стенах, отпечатываясь в каждой клеточке моего мозга, чтобы никогда уже не покинуть его…

…Позже я задавала себе вопросы — почему в ту ночь не вызвала «скорую», не удостоверилась в кончине, не попыталась спасти? Присутствие смерти было столь очевидным, что я склонилась перед ней, перед её неопровержимой, неотвратимой властью, и просто сидела рядом, прижав к его запрокинутой голове свой пульсирующий болью висок. Наши волосы смешались, как на подушке — влажные, теплые, спутанные любовью… Мы спали, утомленные ласками — неразделимые половинки одного существа…

Свечи догорели. За стеной кто-то спустил воду в туалете, у меня затекли ноги и окоченели в остывшей алой воде кончики пальцев, которыми я прижимала к себе голову Юла.

Этими руками, мокрыми и дрожащими, я распечатала конверт. Строки не расплылись от розовых потеков — Юл воспользовался шариковой ручкой.

«…Мне никогда не приходилось писать тебе. Наверно, ты впервые видишь мой почерк.

Я хочу доверить бумаге то, что не успел сказать тебе — ведь мы собирались жить долго-долго. Но именно на это я не имею права. Я не должен оставлять свою любовь в твоей памяти, в твоем сердце. Я должен уйти совсем. Может быть, не сразу. Но постепенно, капля за каплей, воспоминания покинут тебя. Ведь у Славы — другой путь…»

Дальше шло странное повествование. Торопливо прочитав его, я схватила самую суть и тогда — рванулась на улицу, захлопнув дверь этой страшной квартиры. Весь путь от Короткого переулка до Молчановки я могла бы проделать, наверно, с закрытыми глазами. Во всяком случае, мчась через ночной город, я не видела ни дороги, ни огней, ни светофоров, ни фар встречных машин. Из темноты медленно, слово за словом, как титры немого фильма, всплывали строки письма Юла.

«…Мною здорово сыграли. Меня раздавили, уничтожили, заставив потянуть за собой в преисподнюю тебя и Сергея.

Тщеславный мальчишка с именем Юлий и жаром неудовлетворенного честолюбия в крови — легкая добыча. Использовать такого все равно, что обмануть ребенка.

Им нужны были Баташов и Тайцев. Оба сразу, сломленные и ненавидящие друг друга. Им надо было, чтобы они приползли на животе, готовые лизать руки хозяина и по его приказу перегрызть друг другу глотки.

Ртищевы — киллеры, чрезвычайно изощренные убийцы, сладострастно уничтожающие жертву, подобно пауку, высасывающему кровь попавшей в его сети мошки.

Простак Юл попался на дешевую приманку.

Он тщеславен — его допустили к секретной информации, он презирает нищету — его работу хорошо оплачивают. Он осмелился полюбить — его чувство превращают в орудие убийства.

Моя неопытность и самоуверенность облегчили задачу. В моем компьютере появлялась именно та информация, которая нужна была шефам в их игре. Я упорно докапывался до закрытой информации, а она-то и была самой страшной ложью. Сегодня Лара позволила мне узнать правду, потому что знала — правда убьет нашу любовь. Уверен, она не сомневалась, что убивает и меня. Ведь я запрограммирован на самоуничтожение. Ты попыталась вытащить из трясины слабовольного мальчишку, заменив его мертвую душу живой. А я сделал все, чтобы изломать и уничтожить тебя. Я сделал все, чтобы погубить Сергея.

Прости, прости — тысячу раз преклоняю колени — прости! Я видел подлинное досье Баташова. Я знаю, почему ты так преданно и так упорно любила его. Ведь ты и сейчас его любишь, Слава.

Я знаю теперь, почему вашу дочь зовут Софья… Ты никогда не говорила мне, что пацаны из вонючих подворотен, жалкие звереныши, рожденные алкашами, убогие юродивые, изувеченные совдепией, звали Сергея Чистым. Ты когда-нибудь встречала такую «кликуху» — Чистый? Я думаю, это значит у них — Святой…»

Так вот о чем намекал Саша! Он хотел, чтобы я сама извлекла это слово из своей души, где оно жило все эти годы. Я — самый преданный и близкий друг Сергея, лучше всех знала, что нравственный компас Баташова работал на диво точно: добро всегда было добром, а зло — злом, в каком бы обличье оно ни выступало.

И это открыл мне Юл! Он, а не я, увидел правду в печальной истории «Сонечки», которую какой-то внимательный дяденька не забыл занести в досье Баташова. Интересно, как выглядели там формулировки, поразившие воображение Юла?

!Влюбленная в С. Баташова гражданка Полунина скончалась в результате ножевого ранения в грудь во время уличной драки»? Или «Проститутка Полунина заслонила своим телом работника районного отделения милиции С. Баташова, которого считала самым лучшим человеком на свете…» Возможно, нынешние летописцы криминального мира более склонны к романтике, чем к протоколу. Ведь они не забыли помянуть последнюю волю этой московской «Сонечки Мармеладовой» и то, что мой муж, инспектор милиции по кличке Чистый до сих пор чувствует на своих руках кровь погибшей из-за него девушки.

Теперь на мне и на Сергее кровь Юла. Очень много крови. Полная ванна. Я посмотрела на свои ладони, сжимавшие руль. Машина вильнула. В свете фонарей ладони мертвенно синели, я отерла их о юбку, и рвотный спазм подкатил к горлу. Никогда не забыть, как пахнет смешанная с горячей водой кровь!

Мои мысли путались, принимая форму ужасающих в своей реальности видений. Конечно, мне явились мертвецы. Они глумились над моим смятением, тянули ко мне взывающие к отмщению руки: отец, Юрка, Ирочка, Рустамовы, подмигивающая голубым шальным глазом Аська.

А среди них — печальный, отрешенный, шагающий куда-то в светящуюся дымку Юл. Он уходил, становясь все меньше и меньше — черной точкой на горизонте. И снова, как уже много раз прежде, меня обожгла боль оттого, что я вижу его последний раз.